Мироходец

Урза не ответил. Он просто растворился в воздухе.

– Не надо было затевать с ним спор, – через несколько минут, остыв, пожалела Ксанча. – Всегда я срываюсь не вовремя.

– Ты больше похожа на Мишру, чем я, – усмехнулся Ратип, поддерживая ее за талию. – Может, Джикс подмешал что-нибудь в твой чан?

Девушка вздрогнула и взглянула на спутника. «Действительно, а что случилось с той плотью Мишры, которую заменили механизмами? В Фирексии ничего не пропадало, все шло в дело».

– Замолчи и никогда больше не говори об этом. Пора уходить отсюда. Вдруг кто-нибудь начнет искать этих всадников.

– Хорошо, если кто-то, а вот если что-то… – снова попытался пошутить Ратип.

– Прежде чем взрывать переноску, надо было столкнуть в нее жреца. – Ксанча критически оглядела поле недавнего боя.

– Тогда Урзе не на что было бы посмотреть…

– Вот уж не знаю, что лучше. Но в любом случае оставим другим разбираться с тем, что здесь произошло.

Ратип бережно усадил ее у ближайшей яблони, а сам принялся собирать вещи. Он был огорчен тем, что они не вернутся в Пинкар, но виду не подавал, а лишь сочувственно поглядывал на распухшую руку девушки.

Вскоре все было готово, и путешественники поднялись в воздух.

По пути они трижды меняли направление движения, следя за группами всадников, казавшимися им подозрительными. Но каждый раз оказывалось, что это простые эфуандцы спешили по своим делам. Ни шраттов, ни краснополосых они так и не встретили. А если бы и встретили, то, страдающая от невыносимой боли в сломанной руке, Ксанча все равно ничего не смогла бы сделать.

Через несколько дней, пересекая Оранский хребет, молодые люди попали в сильнейший грозовой шторм, налетевший с южного побережья Гульмани. Продолжать полет было опасно, и путешественникам ничего не оставалось, как укрыться от непогоды в одной из многочисленных горных пещер.

Стихия бушевала три дня. Ксанча не торопилась домой, все еще опасаясь гнева Урзы, и предпочла вволю насладиться обществом возлюбленного. Сломанная рука начала заживать, опухоль и краснота спали, пальцы вновь обрели подвижность. Ратип как мог развлекал девушку, вспоминал свое детство, рассказывал древние легенды и предания.

Но гроза ушла, и пора было продолжать путь.

Когда внизу замаячила крыша их домика, юноша приложил ладонь ко лбу и удивленно воскликнул:

– Он там!

Ксанча разглядела около хижины высокую фигуру Урзы, голого по пояс, деловито помешивающего что-то в дымящемся горшке. Казалось, Мироходец помолодел. Загорелый и мускулистый, он точно соответствовал тому описанию, которое дала в «Войнах древних времен» Кайла бин-Кроог.

Заметив приближающийся шар, он бросил ложку и поспешил навстречу, как спешил бы отец семейства, обрадованный возвращением детей. Ксанча насторожилась.

– Странно, но, кажется, он рад нас видеть, – только и успела прошептать она Ратипу, как Урза уже заключил юношу в объятия.

– Я был очень занят, – быстро заговорил Мироходец, даже не замечая, что Ксанча пытается уклониться от его приветствий, оберегая еще не совсем зажившую руку. – Я вернулся во все миры, где мы находили следы пребывания фирексийцев. Интуиция не подвела меня! Они сменили стратегию и теперь вместо глобальной войны разжигают местные конфликты по всему Терисиару. Но скоро все изменится! У меня есть план. Пойдем, брат. Догоняй, Ксанча. Я хочу вам кое-что показать!

«Ладно, пусть думает, что мысль о смене тактики принадлежит ему», – решила девушка и поплелась в хижину.

У Урзы действительно имелся план. Стены его комнаты сплошь пестрели картами и схемами, рабочий стол был завален книгами и свитками, даже на полу он расстелил огромную карту, прижав углы бутылями из своей кладовой.

– Я заставлю их навсегда убраться из Доминарии! – торжествующе проговорил Урза.

Ксанча склонилась над картой, разглядывая знаки, написанные рукой Мироходца под названиями городов. Девушка догадалась, что цифрами он обозначил количество фирексийцев, обнаруженных в каждом из населенных пунктов. Обернувшись, чтобы подтвердить свои догадки, она обнаружила, что Урза исчез. Ратип пожал плечами. Ксанчу настораживало такое поведение изобретателя. По своему опыту она знала, что подобные перемены не сулят ей ничего хорошего.

А потом случилось то, о чем она не могла вспоминать без содрогания. Сначала появился тихий дрожащий звук, пронзивший ее тело мириадами крохотных иголок. Ксанча попыталась зевнуть и прочитать заклинание для брони, но ее горло перехватил спазм, не позволивший ей даже вздохнуть. Неведомая сила распирала череп изнутри, глаза вылезали из орбит. Ее выворачивало наизнанку. Во рту появился вкус крови. Тело фирексийки забилось в судорогах, и она рухнула на пол. Кровавая пена залила лицо. Ничего не понимающая Ксанча уже прощалась с жизнью, как вдруг все прекратилось. Звук исчез. Остались только пульсирующий гул в голове и слабость, навалившаяся почему-то только на ноги. Разлепив дрожащие веки, она увидела перед собой сияющее довольной улыбкой лицо Мироходца, но, казалось, не узнавала его.

Коснувшись теплыми пальцами лба девушки, Урза снял боль и слабость.

– Получилось, – удовлетворенно проговорил он. – Извини, но другого способа проверить у меня не было.

– Ты… – задохнулась от возмущения Ксанча. – Ты сделал это со мной!

Утерев кровавую пену с лица, она попыталась подняться, все еще не веря, что Урза мог так жестоко обойтись с ней.

– Еще раз извини. Ты понял, брат? – обратился он к остолбеневшему Ратипу. – Ты понял? Я изобрел новое оружие! – Мироходец раскрыл ладонь, на которой лежал небольшой блестящий механизм, формой напоминающий паука.

– Он такой маленький. – Юноша наконец-то обрел дар речи. – Разве он мог сделать такое?

– В том то и дело! Ксанча, – Урза помог девушке подняться, – подала мне потрясающую идею! Звук, брат. Звук может производить колебания, разрушающие фирексийское масло. Ведь внутри каждого тритона есть масло.

– Мы что, будем кидать в них эти устройства?

– Вопрос по существу. Браво, Ксанча. Нет, мы разбросаем их повсюду, где ты обнаружишь фирексийцев. У тебя это получается гораздо лучше, чем у нас.

– А что приводит их в действие? – Ратип заинтересованно разглядывал паука.

– Мерцающая Луна. Эта звезда практически не оказывает влияния на приливы и отливы как луна, но обладает способностью активизировать белую ману. Сильнее всего эти свойства проявляются в день мерцающего полнолуния. Принцип действия моих паучков очень прост. Я заряжаю силовой кристалл белой маной и устанавливаю его внутрь корпуса механизма, наполненного обыкновенной водой. Мерцающая Луна, войдя в зенит, активизирует белую ману, и та начинает вибрировать, издавая звук, который и свалил с ног нашу фирексийку. Кроме этого, конечно, там есть еще кое-что, но в целом все довольно просто.

– Ну не так уж и просто… – протянул юноша.

– Геометрия, брат, – улыбнулся Урза, – астрономия и математика! Ты никогда не любил математику. А я все просчитал. – Он кивнул на стены, увешанные схемами, таблицами и чертежами.

«В конце концов, – подумала Ксанча, – именно этого я и добивалась. Он снова занялся изобретательством». Гнев девушки почти остыл, и она присоединилась к мужчинам, изучающим чертежи.

– Какова их мощность?

Урза удивленно посмотрел на нее.

– Я имею в виду – сколько их понадобится? Сотни, тысячи?

– Сотни на небольшую деревню и тысячи на города. Необходимо размещать их на определенном расстоянии. Слишком далеко – плохо, слишком близко – еще хуже. Они просто выведут друг друга из строя. Я покажу тебе, когда мы отправимся в какой-нибудь городок.

– Мы можем все испортить. – Ратип задумчиво разглядывал карту. – Что подумают простые люди, которые ничего не знают о Фирексии, когда кто-то будет умирать у них на глазах?

– Ратип прав, – поддержала его Ксанча, пристально глядя в глаза Мироходца. – Крестьяне не вскрывают трупы. Они никогда не видели жрецов и, скорее всего, воспримут происходящее как кару божью.