Моя до полуночи

– Нельзя не заметить, – пробормотал граф, – что планируя кардинальную перемену всей своей жизни, ты проявляешь немалый интерес к мисс Хатауэй.

Выражение лица Кэма не изменилось.

– Она красивая женщина. Надо быть слепым, чтобы этого не заметить. Но это вряд ли изменит мои планы на будущее.

– И все же.

– Никогда. – Он на секунду умолк, чтобы голос его не выдал. – Я решил уехать через два дня после того, как мы с Сент-Винсентом уладим некоторые дела по клубу. Так что я вряд ли снова встречу мисс Хатауэй.

И слава Богу, добавил он про себя.

Встречи с Амелией Хатауэй очень его беспокоили. Кэм не мог припомнить, чтобы какая-нибудь женщина так его привлекала. Он был не любитель вмешиваться в дела других людей, ненавидел давать советы и почти никогда не думал о проблемах, которые напрямую не касались его самого. Но Амелия притягивала его. Она была так восхитительно серьезна, так занята тем, чтобы устраивать дела своих близких, что было бы нечестно поддаться искушению отвлечь ее от всего этого. Заставить ее влюбиться в себя. А ведь он мог бы, если бы захотел. Зная, как это будет трудно, Роан твердо решил держаться от нее подальше.

Крепкая связь Амелии с другими членами семьи, жертвы, на которые она идет, чтобы заботиться о них, нравились ему на уровне инстинктов. Такими были цыгане. Для них важнее всего было их племя. И в то же время Амелия была его противоположностью в самом главном: она была образцом привязанности к дому, к семейному очагу, и будет настаивать на том, чтобы пустить корни. В этом-то и была ирония – его привлекала женщина, которая олицетворяла все то, от чего ему хотелось бежать.

Складывалось впечатление, что все население графства приехало на эту ярмарку, которая по традиции проводилась ежегодно двенадцатого октября в течение по меньшей мере ста лет. Прибранные магазины, черно-белые домики под соломенными крышами выглядели до смешного очаровательными. Толпы людей прохаживались по центральной деревенской лужайке или по главной дороге, вдоль которой были выстроены временные палатки и ларьки. Уличные торговцы предлагали копеечные игрушки, всякую снедь, мешочки с солью из Лимингтона, стеклянную посуду, ткани и горшочки с местным медом.

Со всех сторон раздавались взрывы хохота – это заезжие певцы, музыканты и клоуны смешили публику. Купля-продажа прошла утром, когда работники и подмастерья стояли рядами на лужайке, знакомясь с будущими работодателями. После того как было заключено соглашение и новому работнику было заплачено символическое пенни в качестве аванса, весь остальной день был посвящен безудержному веселью.

Меррипен отправился на ярмарку с утра пораньше, чтобы нанять пару-тройку слуг. Во второй половине дня он вернулся в деревню со всей семьей Хатауэй. Все радовались возможности послушать музыку, попробовать домашнюю еду и повеселиться. Лео тут же исчез с двумя хорошенькими женщинами, оставив сестер на попечение Меррипена.

Сестры гуляли между рядами, пробуя домашние пироги со свининой, яблоки, груши и, к радости девочек, «пряничных мужей»: вылепленные из имбирного теста фигурки сначала выпекали, а потом золотили. Булочник уверял, что каждая незамужняя девушка должна съесть такого «мужа», если хочет однажды удачно выйти замуж.

Между булочником и Амелией разгорелся нешуточный спор, когда она наотрез отказалась от «пряничного мужа», заявив, что у нее нет желания выходить замуж.

– Как же так? – хитро улыбался булочник. – Разве не об этом мечтает каждая женщина?

Амелия улыбнулась и отдала «мужей» сестрам.

– Сколько за три мужа, сэр?

– Каждый по фартингу. – Он попытался всучить ей четвертого. – А этот – бесплатно. Это будет страшным упущением, если такая прелестная леди останется без мужа.

– Нет, я не могу это взять, – запротестовала Амелия.

Но тут из-за ее спины раздался голос:

– Она его берет.

Смуглая мужская рука опустила серебряную монетку в ладонь булочнику. Сестры захихикали, а Амелия обернулась и встретилась взглядом с Кэмом.

– Удача вам не помешает, – сказал Кэм Роан, протягивая ей пряник. – Искренне вам желаю.

Она взяла фигурку и демонстративно откусила голову, вызвав смех Кэма.

Глядя на него, Амелия подумала о том, что должны же у него быть хоть какие-нибудь недостатки в лице или фигуре. Но кожа была гладкой, как темный мед, а черты лица – идеальными.

Проглотив пряник, она промямлила:

– Я не верю в удачу.

– И в мужей, очевидно, тоже.

– Для себя – нет. А для других…

– Все равно. Вы, во всяком случае, выйдете замуж.

– Почему вы так уверены? – возмутилась Амелия. Прежде чем ответить, Кэм бросил взгляд на улыбающихся сестер Хатауэй. Меррипен, напротив, был мрачен.

– Могу я украсть вашу сестру? – спросил он. – Мне надо поговорить с ней на тему пасеки.

– Что это значит? – спросила Беатрикс, отбирая у Амелии обезглавленного «мужа».

– Полагаю, мистер Роан имеет в виду нашу комнату с пчелами, – ответила Уин, подталкивая сестер к палаткам. – Пойдемте поищем, где продаются шелковые нитки для вышивания.

– Далеко не уходите, – предупредила их Амелия, удивленная тем, что ее семья покинула ее с такой скоростью. – Беа, не покупай ничего, не поторговавшись. А ты, Уин… – Но ее уже никто не слушал. Только Меррипен обернулся и сердито на нее посмотрел.

Недовольство Меррипена явно понравилось Роану. Он предложил Амелии руку:

– Давайте пройдемся.

Она хотела возразить против подобной команды, но подумала, что, возможно, теперь долго его не увидит или вообще – никогда. Да и противиться привлекательному блеску карих глаз Амелия была не в состоянии.

– Почему вы сказали, что я выйду замуж? – От ее внимания не ускользнуло, что многие оборачивались на них, особенно на цыгана, одетого как джентльмен.

– Это написано на вашей руке.

– Гадание по руке – обман. К тому же мужчины не читают по руке. Только женщины.

– Если мы этого не делаем, – весело отозвался он, – не значит, что не умеем. Невозможно не увидеть вашу линию замужества. Она такая четкая.

– Линия замужества? А где она? – Амелия стала рассматривать свою ладонь.

Роан увлек ее в тень большого бука на краю лужайки. Люди все еще гуляли, хотя солнце уже начало заходить за горизонт. В преддверии вечера стали зажигать лампы и факелы.

– Вот она, – сказал он, взяв ее руку и перевернув ладонью вверх.

Амелия страшно смутилась. Ей следовало бы быть в перчатках, но на ее лучшей паре оказалось пятно, на другой – дырка в пальце, а новую пару она не успела купить. Еще хуже было то, что на большом пальце был порез от железного ведра, а ногти были подстрижены коротко, как у ребенка, потому что она их сломала. На секунду она пожалела, что у нее не такие руки, как у Уин, – элегантные, бледные, с длинными пальцами.

Она хотела отдернуть руку, но Роан удержал ее.

– Погодите.

У нее не оставалось выбора. Ее пальцы уже лежали в его теплой руке. Краска залила ей лицо, когда она почувствовала, как он провел большим пальцем по ее ладони, а потом по пальцам, пока они не расслабились.

Его тихий голос словно проник в какой-то тайный центр удовольствия где-то у основания ее черепа.

– Вот. – Он провел кончиком пальца по горизонтальной линии у основания мизинца. – У вас будет всего один брак. Он будет долгим. А эти линии… – Он провел по трем коротким вертикальным линиям, пересекающим линию замужества. – Они означают, что у вас будет по крайней мере трое детей. – Он задумался. – Да, две девочки и мальчик. Элизабет, Джейн и… Игнатиус.

Она не удержалась от улыбки:

– Игнатиус?

– В честь его отца, – серьезно ответил он. – Выдающегося пчеловода.

Роан явно ее поддразнивал. Она поджала губы, взяла его руку и повернула ладонью вверх.

– Дайте мне тоже посмотреть на ваши линии.

Роан держал руку расслабленно, но она чувствовала ее силу, ощущая мускулы под смуглой кожей. Пальцы были ухожены, ногти безупречно чистые и коротко подстриженные. Цыгане в этом смысле были привередливы, для них чистота была почти священным ритуалом. Семья Хатауэй уже давно удивлялась взглядам Меррипена на то, что значит настоящая чистота. Он предпочитал принимать душ, а не ванну.