Предательство Борна

Столовая ЦРУ нисколько не походила на подобные заведения в других правительственных ведомствах. Здесь все звуки были приглушенными, полы застелены толстыми темно-синими коврами. Стены белые, банкетки и кресла обтянуты красной искусственной кожей. Под потолком закреплены акустические перегородки, надежно поглощавшие все звуки, в особенности голоса. По широким проходам между столиками деловито и беззвучно сновали официанты в жилетах. Одним словом, столовая ЦРУ напоминала скорее благородный клуб.

Старший официант, сразу же узнав Анну, проводил ее вместе со спутником к круглому директорскому столику в углу, практически полностью окруженному банкеткой с высокой спинкой. Не успели Анна и Лернер занять места, как принесли кофе, после чего их оставили в полном одиночестве.

Лернер неторопливо помешал сахар в чашечке.

– Итак, что все это означает?

Отпив глоток черного кофе, Анна подержала напиток во рту, словно марочное вино, затем, удовлетворившись вкусом, проглотила его и поставила чашку.

– Пейте, Мэттью. Это настоящий эфиопский кофе. Очень крепкий и насыщенный.

– Напоминаю вам еще об одном моем требовании, мисс Хельд. По именам у нас друг к другу не обращаются.

– Вся проблема крепкого кофе, – продолжала Анна, не обращая внимания на его слова, – заключается в том, что он может быть довольно кислым. Избыток кислоты обратит крепость против самой себя, расстроит всю пищеварительную систему. Кислота даже способна прожечь дыру в стенке желудка. Такой кофе нужно без сожаления выбрасывать.

Лернер откинулся назад.

– То есть? – Он понимал, что она говорит не о кофе.

Анна на мгновение задержала взгляд на его лице.

– Когда вас назначили заместителем директора? Пять, шесть месяцев назад? Перемены всем даются нелегко. Но есть некоторые вещи, которые просто нельзя…

– Переходите ближе к делу.

Она отпила еще один глоток кофе.

– Мэттью, очень нехорошо отзываться о Мартине Линдросе так, как это делаете вы.

– Да? И чем же он такой особенный?

– Если бы вы дольше проработали на своем месте, вы бы об этом не спрашивали.

– Почему мы говорим о Линдросе? Высока вероятность, что его больше нет в живых.

– Этого никто не знает, – отрезала Анна.

– В любом случае, мисс Хельд, мы ведь на самом деле говорим не о его владениях, ведь так?

Не сдержавшись, Анна вспыхнула.

– У вас не было никаких оснований понижать мою степень допуска.

– Что бы вы ни думали о правах, вытекающих из вашей должности, это не так. Вы не более чем одна из обслуживающего персонала.

– Я являюсь правой рукой директора ЦРУ. Если ему требуется какая-то информация, я ее добываю.

– Я перевожу О'Рейли из оперативного отдела. Отныне он будет проводить для Старика все изыскания. – Лернер вздохнул. – Вижу выражение вашего лица. Не принимайте это как личную обиду. Таковы общие требования. Кроме того, если к вам будут относиться по-особенному, остальным сотрудникам это не понравится. А обида порождает недоверие, чего мы не можем допустить ни в коем случае. – Он отодвинул чашку с кофе. – Хотите верьте, мисс Хельд, хотите нет, но управление медленно умирает. На протяжении вот уже многих лет. Ему необходимо сделать клизму. И я и есть эта клизма.

– Мартин Линдрос как раз занимался возрождением управления, – ледяным тоном промолвила Анна.

– Назначение Линдроса было одной из слабостей Старика. То, что предлагал он, было в корне неправильно. – Усмехнувшись, Лернер встал. – Да, и еще одно. Впредь больше никогда меня не обманывайте. Вспомогательному персоналу не позволяется заставлять заместителя директора тратить время на кофе и обмен мнениями.

Ким Ловетт работала в своей лаборатории центрального управления ОРП на Вермонт-авеню. Приближалась решающая стадия тестов. Предстояло перенести остатки твердого вещества, собранного в номере люкс на пятом этаже гостиницы «Конститьюшен», из герметично закупоренных пробирок в газовый хроматограф. Теория гласила следующее: поскольку все известные катализаторы горения являются летучими жидкими углеводородами, выделяющиеся газы нередко остаются на месте пожара в течение нескольких часов. Задача заключается в том, чтобы уловить газы, осевшие в порах твердого вещества, которое было пропитано катализатором: в кусочках обугленного дерева, в ковровых волокнах, в крупицах цементного раствора, выловленных Ким с помощью стоматологической иглы. Затем будет снята хроматограмма всех газов – определяющим фактором станет точка кипения, индивидуальная для каждого вещества. Таким образом будет получен неповторимый «отпечаток пальца» катализатора.

Протыкая длинной иглой крышку каждой пробирки, Ким всасывала газ, образовавшийся над поверхностью твердого вещества, после чего впрыскивала его в цилиндр газового хроматографа, избегая контакта с воздухом. Убедившись в том, что прибор настроен правильно, она щелкнула тумблером, начиная процесс разделения и анализа.

Ким записывала данные о дате, времени и номере исследуемого образца, когда дверь в лабораторию распахнулась. Обернувшись, она увидела следователя Овертона. Он был в болотно-сером плаще и держал в руках два бумажных стаканчика с кофе. Один из них Овертон поставил перед Ким. Та его поблагодарила.

Следователь выглядел еще более угрюмым, чем прежде.

– Какие новости?

Ким с наслаждением пропустила сладкий, обжигающий напиток через рот и горло.

– Через минуту нам будет известно, какой именно катализатор был использован.

– И как это мне поможет?

– По-моему, вы собирались передать это дело в Управление внутренней безопасности?

– Небывалые ублюдки. Сегодня утром двое заявились в кабинет к моему начальнику и потребовали, чтобы я передал им все свои записи, – обиженным тоном произнес Овертон. – Хотя нельзя сказать, что я этого не ждал. Поэтому я загодя приготовил еще один комплект, поскольку я намереваюсь сам расколоть это дело и швырнуть его им в лицо.

Прозвучал сигнал.

– Ну вот и все. – Ким развернулась в кресле. – Результаты готовы. – Она всмотрелась в распечатку, выданную хроматографом. – Дисульфид углерода. – Молодая женщина кивнула. – Очень любопытно. Как правило, при поджогах такой катализатор не используется.

– Тогда почему сейчас был выбран именно он?

– Хороший вопрос. Мое предположение: потому что он при горении выделяет больше тепла и предел взрываемости у него пятьдесят процентов – значительно выше, чем у других катализаторов. – Ким снова развернулась в кресле. – Если помните, я обнаружила следы катализаторов в двух местах – в ванной и под окнами. Это меня заинтересовало, и сейчас у меня есть ответ, чем это было вызвано. Хроматограф выдал мне две разные распечатки. В ванной был использован только дисульфид углерода. Но в другом месте, в спальне под окном, я обнаружила иное вещество, весьма сложное и необычное.

– Какое?

– Это не взрывчатка. Нечто более странное. Мне пришлось провести кое-какие тесты, но в конце концов я пришла к выводу, что речь идет об углеводородном соединении, которое разрушает специальные противопожарные вещества, замедляющие распространение огня. Вот чем объясняется то, что шторы мгновенно занялись пламенем, вот чем объясняется то, что сразу же прогремел взрыв, выбивший стекла. Это обеспечило доступ в комнату кислорода, поддерживающего горение, а в сочетании с отключенной системой пожаротушения максимальный ущерб от пожара за минимальное время был практически обеспечен.

– Вот почему нам не осталось ничего, даже нетронутого скелета или челюстей, по которым можно было бы достоверно опознать труп. – Овертон задумчиво почесал сизую щетину на подбородке. – Преступники подумали обо всем, так?

– Быть может, не совсем. – Ким протянула две фарфоровые челюсти, извлеченные из слива ванны. Она очистила их от копоти и пепла, и теперь челюсти блестели, словно слоновая кость.

– Верно, – согласился Овертон. – По нашим каналам в Амстердаме мы попробуем выяснить, не было ли у Якова или Льва Сильверов зубного моста. Если был, тогда мы сможем установить личность погибшего.

Конец ознакомительного фрагмента.