Одержимый

В то утро он совсем не следил за дорогой. Он пытался объяснить свою позицию Кэти. Она просила его сбросить скорость, говорила, что он едет слишком быстро. Они опаздывали, и в этом была его вина – надо было выехать раньше, а теперь он за сорок минут старался покрыть путь длиною в час.

Они обгоняли грузовик. Впереди пустая дорога. Обогнав грузовик, он вернулся на свою полосу. Гребень холма, правый поворот. Размытое желтое пятно, несущееся навстречу, – фургон, потерявший управление, выскочивший на их полосу. Летящий им в лоб.

Майкл словно в замедленном повторе увидел это. Он вывернул вправо, стараясь уйти от удара, и фургон врезался в ту сторону машины, где сидела Кэти. Взорвались подушки безопасности. Пассажир фургона вылетел через ветровое стекло, полетели стеклянные осколки, словно перья из разорванной подушки. Вмявшись в БМВ, фургон отскочил назад и замер. Его крыша вздыбилась. Видимый сквозь разбитое ветровое стекло водитель по-прежнему сжимал в руках руль, но у него отсутствовала часть черепа.

Он посмотрел на Кэти. Ни царапины, но тело изогнуто под немыслимым углом, а голова висит, словно у сломанной куклы.

– Я до сих пор не могу вспомнить, как все произошло, – сказал Теренс Джоэль.

Майкл смотрел на пациента пустым взглядом. Он ничего не ответил. Он не мог отрешиться от воспоминаний. Его охватило чувство вины.

В больницу к нему приходила Никола. Он разорвал с ней отношения, еще не встав с больничной койки.

Ему тогда казалось, что его жизнь кончена.

Он слышал, что через десять месяцев она вышла замуж за глазного хирурга и уехала в Сидней.

Майкл посмотрел на фотографию Кэти, стоящую на столе, затем перевел взгляд на доктора Джоэля и вдруг понял, что тот дожидается его ответа.

– Вы вините в этом себя? – спросил Майкл.

– Мне все говорят, что это не моя вина. – Томас откинулся на спинку дивана. Похоже, удар прошел – на докторе Тенненте не было лица. Их взгляды встретились, и Томас уставился в пол. Он не хотел дальше испытывать судьбу.

Майкл отчаянно пытался взять себя в руки, выбросить мысли о катастрофе из головы. Странно… на прошлой неделе Джоэль упомянул об автокатастрофе. Затем, во вторник, он заговорил о птице, о шалашнике, и о потере любимого человека. Все это как-то странно. Слишком странно.

Кажется, этот человек знает о его прошлом.

– Расскажите мне о вашей жене, – сказал Майкл.

В окно заглянули лучи утреннего солнца, осветив левую сторону лица Теренса Джоэля, в то время как правая оставалась в глубокой тени. Такое освещение придало ему еще более призрачный вид. Он говорил с почти гипнотическим спокойствием:

– После ее смерти я купил двух белых голубей. Они любили друг друга. Я подолгу сидел возле их клетки, смотрел на них и завидовал. Они все время старались быть друг к другу ближе и непрестанно ворковали. – Он помолчал, затем спросил: – Доктор Теннент, вы когда-нибудь завидовали чьему-либо счастью с такой силой, что хотели разрушить его?

– Вы хотели причинить птицам вред?

– Я взял одного голубя из клетки и посадил его в темноту, в подвал. Потом долгими днями сидел возле клетки, наблюдая, как чахнет оставшийся в ней голубь. Он перестал есть и через некоторое время перестал звать свою вторую половину. Его перья свалялись, он бросил их чистить.

Это про меня. Я чахну без Аманды, как этот голубь.

– А голубь в подвале? – спросил Майкл.

– Там он и остался.

– Он умер?

– Нет. Каким-то образом он продолжал жить. Потом мне пришлось убить его.

Лицо Теренса Джоэля стало маской из стали. Майклу показалось, что он доволен собой. Это было интересно, Майкл хотел копнуть поглубже.

– Расскажите мне, какие чувства возникали у вас, когда вы наблюдали за голубем в клетке? Вы чувствовали, что сильны?

– Я всегда чувствую, что силен, доктор Теннент.

– Вы и вправду всегда ощущаете себя сильным или вы просто так думаете сейчас?

Впервые за время разговора Майкл отметил изменение в языке жестов Джоэля. Он вдруг посмотрел в пол, затем будто съежился. Психологическая защита.

– Наше прошлое… – сказал он и замолк.

– Что – наше прошлое? – продолжал давить Майкл.

– Вы знаете свое прошлое, доктор Теннент? Кто-нибудь вообще знает свое прошлое?

Майкл вернулся к своему вопросу:

– Скажите мне, что еще вы чувствовали, наблюдая за голубем в клетке?

– Я презирал его.

– Почему?

– Потому что он был так слаб, жалок, беспомощен. Потому что он перестал следить за собой, опустился, перестал есть. Это не свидетельствует о силе характера, доктор Теннент.

– Вы заперли в подвале самца или самочку?

– Самочку.

Неужели этот человек запер в подвале Аманду?

Мысль была абсурдной, но Джоэль выглядел так, будто у него был козырь в рукаве. Но что за козырь?

Решив любыми способами сохранить контроль над беседой, Майкл использовал единственное имеющееся у него оружие.

Он тихо спросил:

– Теренс, расскажите мне о своем собственном прошлом. Расскажите мне о ваших матери и отце.

Реакция была мгновенной. Джоэль стал похож на испуганного ребенка.

– Я не хочу говорить о них.

– Ваши родители живы?

Джоэля била дрожь. Его глаза были закрыты. Он несколько раз порывался что-то произнести, но только беззвучно открывал рот.

– Вы знаете… – наконец сказал он и замолчал.

– Что я знаю? – Голос Майкла оставался тихим и успокаивающим.

Джоэль провел пальцами по волосам:

– Я не хочу… – Он снова замолчал.

Майкл намеренно затянул паузу, затем спросил:

– Почему вы презирали птицу? Не считаете ли вы, что таким образом презирали какую-то часть себя? Нет ли у вас чувства, что вы попали в расставленную кем-то ловушку?

– Вы не… – Джоэль резко остановился, сжав кулаки.

– Понимаете? – подсказал Майкл.

Джоэль сердито потряс головой:

– Помолчите немного, вы не даете мне собраться с мыслями. Я пришел к вам для того, чтобы вы помогали мне, а не мешали.

«Он в еще худшем состоянии, чем я предполагал, – подумал Майкл. – Он на грани срыва. Что там такое с его родителями, о чем он не может говорить?» Он дал Джоэлю время прийти в себя.

– Давайте вернемся к голубю в клетке. Доктор Теннент, вы можете себе представить, каково это – любить кого-нибудь, а потом потерять?

– Мучая голубей, вы считали, что таким образом компенсируете потерю жены? Что раз она умерла, никто из живущих не имеет права на счастье? Интересно, как бы вы увязали это с высказыванием Аруна Ганди о правах без ответственности. – Майкл вскинул брови. – Вы сильнее, чем голубь, вы можете посадить его в подвал, но как же быть с тем, что чувствует голубь, находясь в подвале?

– Противорадиационном убежище, – поправил его Джоэль.

Майкл подался вперед:

– Противорадиационном убежище?

Томас почувствовал, что краснеет. Он не собирался этого говорить. Само как-то вырвалось. Осторожнее, осторожнее. Дурак, дурак, дурак.

Джоэль так трясся, что у него бились друг о дружку колени. Похоже, он был близок к припадку. Майкл понимал, что это из-за того, что он в бешенстве на самого себя. Но почему?

– Он… она… оно… – Томас всплеснул руками. Осторожнее, осторожнее. У него горело лицо, слова застревали в глотке. Осторожнее. – Это… шутка… она в шутку говорила, что это убежище. – Он взмахнул руками.

– Она?

Джоэль закачался взад-вперед.

– Давайте вернемся к подвалу, доктор Теннент. Давайте вернемся к голубю в подвале.

Майкл решил нанести еще один жесткий удар, пока Джоэль не пришел в себя.

– Расскажите мне о своем детстве. Кто были ваши родители? Расскажите мне о матери.

Осторожнее. Томас закрыл глаза и снова сжал кулаки. Осторожнее, осторожнее. Почему ты спрашиваешь о моей матери? Пытаешься провести меня?

– Вы не ответили на мой вопрос о голубе, доктор Теннент. Ответьте же на него, черт побери!

Майкл отметил эту вспышку злости. Злости против чего?