Страница 20 из 76
Выйдя из арки во двор, человек повернул направо и двинулся по узкой пешеходной дорожке между проезжей частью и пестревшим поздними цветами палисадником. Из темной травяной чащи вынырнул и бесшумной тенью скользнул через дорогу кот – черный как сажа и облезлый, как долго бывший в употреблении ершик для мытья унитаза. Человек не обратил на кота внимания; казалось, он его даже не заметил. Дойдя до третьего от арки подъезда, он свернул – не так, как сворачивает добравшийся до места назначения человек, а как получивший команду шагающий экскаватор с дистанционным управлением, – и подошел к дверям. По пути он миновал стоявшую под полуоблетевшим кустом старой, узловатой сирени скамейку, на сиденье которой, на самом видном месте, перочинным ножом были глубоко вырезаны буквы «М» и «С» – по всей видимости, чьи-то инициалы. На эту надпись, которой вскоре должно было исполниться тридцать лет, прохожий обратил внимания не больше, чем на кота.
Скамейка была все та же, что и тридцать лет назад, а вот дверь изменилась в соответствии с требованиями времени – стала железной, с электромагнитным кодовым замком и переговорным устройством. Остановившись перед ней, человек немного помедлил, будто не зная, что делать дальше, а потом механическим движением заводной куклы достал из кармана звенящую связку ключей, на ощупь выбрал из нее электронный чип и приложил его к контакту замка. Дверь издала переливчатую музыкальную трель и открылась.
Человек вошел в подъезд. Лифт, словно дожидаясь его, стоял на первом этаже – двери его распахнулись, едва лишь указательный палец с обведенным траурной каймой грязи ногтем коснулся кнопки вызова. Нелепая фигура, со спины особенно напоминавшая оживленный каким-то злым волшебником мертвый предмет, шагнула в кабину и неловко, неуверенно нажала кнопку шестого этажа. Створки лифта сомкнулись с характерным лязгом, в тишине спящего подъезда взвыл электромотор, заскрипели, наматываясь на барабан, толстые замасленные тросы. Эти громкие звуки не привлекли ничьего внимания: стоял самый глухой предрассветный час, когда сон наиболее крепок.
На шестом этаже человек вышел из лифта и с прежней механической уверенностью приблизился к двери нужной ему квартиры. Связка ключей снова блеснула в свете электрической лампы; после секундной паузы человек переложил ее в левую руку, а правой достал из кармана какой-то продолговатый предмет. Послышался тихий металлический щелчок, и из пластмассовой рукоятки выскочило острое двенадцатисантиметровое лезвие, отливавшее тусклым металлическим блеском. Человек посмотрел на нож так, словно видел его впервые, и принялся, неловко орудуя левой рукой, один за другим отпирать замки.
Справившись с этой задачей, человек повернул ручку и шагнул в темноту прихожей. Он по-прежнему двигался, как заводная кукла, но никакого шума при этом не производил. Закрыв за собой дверь, человек прислонился к ней спиной, затаил дыхание и немного подождал. В прихожую никто не вышел; проникавший с улицы свет люминесцентных ламп зажигал голубоватые искры в узорчатых стеклах межкомнатных дверей и ложился на пол четкими косыми четырехугольниками. В тишине было слышно, как на кухне негромко гудит компрессором холодильник и размеренно капает из прохудившегося крана вода.
Человек на ощупь запер за собой дверь и, не зажигая свет, беззвучно, как тень, заскользил вперед. Он заглянул в спальню. Вид пустой, аккуратно застеленной кровати не вызвал у него никаких эмоций; скользнув равнодушным взглядом по стоявшей на тумбочке фотографии счастливой, смеющейся пары, мужчина осторожно снял с плеча и опустил на пол сумку, а затем, держа в опущенной руке нож, направился в гостиную.
Никого. Пусто было и в кабинете, и в маленькой комнате, где когда-то была детская, а теперь разместилось что-то вроде кладовой, куда год за годом складывались ненужные вещи, которые по каким-то причинам хозяину было жаль выбросить. На кухне тихонько урчал и уютно светил желтым глазком контрольной лампочки работающий холодильник; где-то за мебелью копошилась и что-то с аппетитом грызла жившая за плинтусом мышь, но, когда под ногой человека скрипнула отставшая половица, мышь испуганно притихла. Из крана по-прежнему капала вода; человек протянул руку и привычным движением довернул кран – сильно, но осторожно, чтобы не сорвать резьбу. Он вовсе не собирался этого делать и, когда стук капель о дно раковины прекратился, некоторое время тупо, безо всякого выражения, разглядывал свою ладонь, которая по собственной инициативе совершила не предусмотренное программой действие.
Ванная, туалет, кладовка и даже встроенный шкаф в прихожей также подверглись осмотру; поскольку свет с улицы туда не проникал, человек включил цилиндрический карманный фонарь. На полочке в ванной стоял стакан с двумя зубными щетками, красной и синей; рядом на алюминиевом блюдце устроились бритвенный прибор и старый, наполовину истершийся помазок с костяной ручкой. Луч фонарика на некоторое время задержался на этих предметах; человек поднял руку, в которой держал нож, и рассеянно потер внешней стороной запястья шершавый, колючий подбородок. Он немного постоял на пороге ванной, словно и впрямь раздумывая, не побриться ли ему, раз подвернулся такой удобный случай. На самом деле он ни о чем не думал, а просто ждал, когда заложенная в него программа справится с последствиями очередного незначительного сбоя. Затем он вздрогнул, будто проснувшись, отвел луч фонаря от полочки под зеркалом и вышел из ванной.
Покончив с осмотром квартиры, человек убрал нож в карман, прихватил стоявшую у дверей спальни сумку и направился в кабинет. Здесь он без колебаний сел за рабочий стол, положил на край включенный фонарик, придвинул к себе системный блок компьютера и, вооружившись отверткой, снял боковую стенку. Через минуту жесткий диск, хранивший огромное количество весьма любопытной информации, был снят и бесцеремонно, как ненужный хлам, брошен в сумку. Отодвинув в сторону выпотрошенный жестяной корпус, человек принялся один за другим опустошать ящики письменного стола. Затем очередь дошла до полок; пригоршни разрозненных дискет и стопки плоских пластмассовых коробок с компакт-дисками сыпались в кривую беззубую пасть открытой сумки.
Забирать папки с бумагами человек не стал: он знал, что они не содержат в себе ничего важного. А если бы и содержали, таскать всю эту кучу макулатуры на себе не было никакой необходимости…
Собрав все, что нужно было собрать, человек вынул из сумки пятилитровую пластиковую бутыль и щедро расплескал по кабинету ее содержимое. В воздухе густо запахло бензином. Отставив в сторону пустую емкость, он присел на корточки и двумя руками осторожно вынул из сумки объемистый полиэтиленовый пакет. Положил его под стол, поближе к компьютеру, прямо в быстро испаряющуюся бензиновую лужу, после чего подхватил с пола изрядно полегчавшую сумку и, не оглядываясь, даже не потрудившись запереть за собой дверь, вышел из квартиры.
Оказавшись на улице, человек пересек пустынный, как обратная сторона Луны, ярко освещенный проспект, свернул в боковой проезд и направился к стоявшему у самого перекрестка автомобилю. Не оглядываясь по сторонам, все еще двигаясь по заданной траектории, как выпущенный из орудийного дула снаряд, он открыл заднюю дверь, опустился на сиденье и замер, глядя прямо перед собой, прямой, как ручка от швабры, и такой же безучастный. Давно не мытые руки с грязными ногтями мирно улеглись поверх сумки, которую он поставил на колени, свет горевшего на проспекте фонаря двумя острыми искорками отражался в неподвижных зрачках.
Сидевший за рулем массивный мужчина с бритым, сужающимся кверху, как пуля, черепом повернул к нему малоподвижное лицо с тяжелой челюстью и коротким приплюснутым носом. Из угла его широкого тонкогубого рта свисала незажженная сигарета, глаза прятались в тенях, заполнявших глубокие глазные впадины под выступающими, как у неандертальца, надбровными дугами.
– Как сходил? – поинтересовался он.
Человек на заднем сиденье не ответил. Он даже не взглянул на водителя, его неподвижный взгляд был мертво зафиксирован на фонаре, что горел рядом с домом, из которого он только что вышел. Этот дом был прекрасно виден с того места, где стояла машина.