Смерть - дорогое удовольствие

– Можете оставить автомат мне, – предложил Люазо. – Неудобно нести кофе с висящим на шее автоматом, а оставлять его в коридоре не стоит.

– Я справлюсь и с кофе, и с автоматом, – сказал солдат.

Он сказал это вызывающе и перебросил ремень автомата через голову, показывая, как именно он справится.

– Вы хороший солдат, – похвалил Люазо.

– Я мигом, – сказал солдат.

Люазо повернулся на вращающемся кресле, побарабанил пальцами по письменному столу и, заняв прежнее положение, наклонился к окну. Стекло запотело, и Люазо протер кружок, чтобы видеть кромку воды. Он обещал англичанину, что будет ждать, а жаль: это нарушало его планы, из-за этого он вынужден сидеть здесь с Марией, а он испытывал в ее присутствии некоторую неловкость. Нельзя же отправить ее в местный полицейский участок, придется ей ждать здесь, с ним. Конечно, ничего не поделаешь, но ситуация не из приятных. Однако спорить с англичанином было не в его интересах: англичанин предложил ему все документы, а также сопровождающего офицера красного Китая. Более того, пообещал, что, если Люазо подождет, он доставит Дэтта с корабля, прямо сюда, на набережную. Люазо фыркнул. У Дэтта не было никаких разумных причин покидать корабль радиопиратов: за пределами трехмильной зоны ему ничего не грозило, и он знал это. Там находились все корабли радиопиратов, и все были в безопасности. Дэтту стоило только настроиться на волну любого из них, чтобы убедиться в этом.

– Ты простыл? – спросила Мария, все еще критически рассматривая свой накрашенный глаз.

– Нет.

– А судя по голосу, простыл. У тебя нос заложен. Ты же знаешь, это обычно первый признак простуды, а все из-за открытого окна в спальне, я тебе сто раз говорила.

– А я хочу, чтобы ты, наконец, перестала об этом говорить.

– Как хочешь.

Она поскребла содержимое баночки с краской для глаз и плюнула туда, потом сняла косметику с левого глаза и вытерла его дочиста, так что стала выглядеть забавно кривобокой: один глаз драматически накрашен, а другой голый и бесцветный.

– Извини, – сказала она. – В самом деле, извини.

– Ладно, все в порядке, – буркнул Люазо. – Что-нибудь придумаю.

– Я люблю тебя.

– Может быть. – Его глаза глубоко запали на сером лице.

Так бывало, когда он долго не досыпал. Они – Люазо и ее отец – занимали одно и то же место в ее мыслях, ни теперь неожиданно она увидела Люазо таким, каким тот был в действительности: не суперменом, а человеком средних лет, которому свойственно ошибаться, человеком, неизменно суровым по отношению к самому себе. Мария поставила баночку с краской и, подойдя к окну, встала рядом с Люазо.

– Я люблю тебя, – повторила она.

– Знаю, что любишь, – сказал Люазо. – Мне повезло.

– Пожалуйста, помоги мне, – попросила Мария, и Люазо удивился, потому что никогда не мог себе представить ее в роли просительницы. Мария и сама была поражена тем, что просит помощи.

Люазо прижал нос к запотевшему стеклу, по нему стекали капли, и было трудно что-нибудь разглядеть.

– Я помогу тебе, – сказал Люазо.

Мария протерла участок стекла и взглянула вдоль кромки воды.

– Чертовски долго мальчишка ходит за кофе, – проворчал Люазо.

– Там англичанин, – сказала Мария. – И Дэтт.

– Черт возьми, – сказал Люазо. – Все-таки он его привел!

Дверь домика распахнулась, и голос Дэтта зазвучал в коридоре.

– Вот они, – взволнованно говорил он. – Все мои документы. Цветные печати означают год, буквы индексов – закодированные имена. – Он гордо постучал по коробке. – Где же Люазо? – спросил Дэтт англичанина, медленно проходя мимо ряда ящиков и металлических банок, любовно поглаживая их и читая вслух номера кодов.

– Вторая дверь, – сказал англичанин, идя следом за Дэттом.

Мария точно знала, что ей следует делать, зря Жан-Поль сказал, что она никогда в жизни не принимала ни одного ответственного решения. Ею владела не истерика, не напряжение чувств, просто она приняла решение. Ее отец стоял в дверном проеме, держа в руках коробки с документами и баюкая их, как новорожденное дитя. Тело его раскачивалось, как у канатоходца, готового ступить с платформы на канат. На этот раз он использует свой дар убеждать и влиять на людей во всей полноте и, наверняка, преуспеет. Против метода Дэтта не устоит даже Люазо, ее кукловод. Она знала, что такое ум Дэтта, и могла предсказать, какое оружие он применит сейчас: Дэтт использует тот факт, что он ее отец и дед ребенка Люазо, использует свое влияние на многих высокопоставленных особ, использует все, чем располагает, и победит.

Дэтт улыбнулся и протянул руку.

– Главный инспектор Люазо, полагаю, что смогу оказать огромную помощь вам – и Франции.

Теперь сумочка Марии была открыта. Никто не смотрел на нее.

Люазо знаком указал на стул. Англичанин отошел в сторону и быстро оглядел комнату.

Теперь ее рука сжимала рукоять пистолета, предохранитель бесшумно сдвинулся. Она опустила сумку и села на пистолет, как стеганая кукла на чайник.

– Положение корабля, – Дэтт показал на карте, – указано вот здесь. Мне кажется, мой долг прикинуться, что я им помогаю.

– Минутку, – устало сказал Люазо.

Англичанин заметил, как Мария спрятала пистолет, и бросился к сумочке. Дэтт все понял в тот самый момент, как только увидел пистолет. Она поспешно нажала на спуск. Люазо схватил ее за шею, а англичанин толкнул руку. Сумка упала. Дэтт бросился к двери и, выскочив, попытался запереть ее снаружи, чтобы его не догнали, но не смог справиться с замком и побежал по коридору. Он уже открывал наружную дверь, когда Марии удавалось вырваться, и она помчалась следом за Дэттом, все еще держа пистолет в руке. Все закричали. Она услышала, как позади нее Люазо крикнул:

– Лейтенант, остановите этого человека.

Неизвестно, что больше подействовало на солдата, который наконец вернулся с кофе, но одновременно услышав крик Люазо, увидев Марию и размахивающего пистолетом англичанина, он отбросил в сторону поднос с кофе и крутнул автомат, как хула-хуп. Звук выстрела, эхом отразившийся от воды, слился со звуком разбивающихся чашек.

Всем известно действие скорострельного оружия, когда облако частиц крови появляется в воздухе подобно пару. Дэтт с грудой пленок, фильмов и бумаг был отброшен от берега, как мяч во время игры в гольф.

– Туда! – крикнул Люазо.

Мощные прожекторы, направляемые солдатами, нащупали мешанину магнитофонных лент и кинопленок, покрывавших воду, как водоросли в Саргассовом море. Большой пузырь воздуха всплыл на поверхность, и кучка порнографических фотографий, развалившись веером, поплыла прочь. Среди этого разорения лежал Дэтт, и на какое-то мгновение показалось, что он все еще жив, когда тело медленно и тяжело перевернулось в воде, а рука взметнулась вверх, как у пловца, плывущего кролем. Долю секунды чудилось, будто он смотрит на нас, пытаясь освободить запутавшуюся в магнитофонную ленту. Солдат передернуло.

– Он перевернулся, вот и все, – сказал Люазо. – Мужчины плавают лицом вниз, женщины – лицом вверх. Зацепите крючок за его воротник, он не призрак, а просто труп, труп преступника.

Солдат попытался достать тело штыком, но лейтенант его остановил:

– Если на теле будут штыковые раны, скажут, что это мы сделали. Скажут, что мы его пытали.

Люазо повернулся ко мне и передал небольшую магнитофонную кассету в коробке.

– Вот, – сказал он. – Уверен, что это ваша исповедь, хотя я ее и не прослушивал.

– Спасибо.

– Таков был уговор, – сказал Люазо.

– Да, – подтвердил я, – таков был уговор.

Теперь тело Дэтта отплыло на более глубокое место и еще сильнее запуталось в клубке пленок.

Мария спрятала пистолет, а может быть, выбросила – Люазо не смотрел на нее, его беспокоило тело Дэтта.

Я спросил:

– Это ваша «скорая помощь», Мария?

Она кивнула. Люазо слушал, но не оборачивался.

– Дурацкое место! Нашли, где ставить машину! Вам придется убрать ее. – Я повернулся к бельгийскому лейтенанту-десантнику: – Пусть она уберет машину.