Смерть - дорогое удовольствие

– Я думал, вы объясняете себе, – любезно ответил я.

Дэтт резко сменил тему.

– Как вы думаете, Мария сказал Люазо, где я?

– Уверен, что не сказала. В следующий раз, когда она встретится с Люазо, ей придется многое объяснять. Ей придется объяснять, почему она предупредила вас о налете на клинику.

– Верно, – согласился Дэтт. – Он умный человек, этот Люазо. Одно время я думал, что вы его помощник.

– А теперь?

– Теперь я думаю, что вы его жертва или скоро ею станете.

Я ничего не ответил. Дэтт продолжал:

– На кого бы вы ни работали, вы работаете в одиночку. У Люазо нет причин вам симпатизировать. Он ревнует к вашему успеху у Марии – она, конечно, вас обожает. Люазо делает вид, что ему нужен я, но настоящим его врагом являетесь вы. У Люазо неприятности в департаменте, возможно, он решил, что вы могли бы быть козлом отпущения. Он посетил меня пару недель назад: хотел, чтобы я подписал документ, касающийся вас. Паутина лжи, но искусно приправленная полуправдой, которая может нанести вам вред. Нужна была только моя подпись. Но я отказался.

– Почему вы не подписали?

Мсье Дэтт сел напротив меня и взглянул мне прямо в глаза.

– Не потому, что особенно вас люблю. Я вас едва знаю. Но после того как я сделал вам инъекцию, я впервые заподозрил в вас провокатора, засланного Люазо. Однако если я человека лечу, он становится моим пациентом, я начинаю чувствовать ответственность за него. С гордостью могу сказать, что если даже один из моих пациентов совершит убийство, он придет и расскажет мне, доверительно. Таковы мои отношения с Куаном. Таковы должны быть мои отношения со всеми моими пациентами, но Люазо отказывается это понять. А так должно быть. – Он неожиданно встал и сказал: – Выпейте, теперь я настаиваю… Что это?

Дверь отворилась, и вошла Мария, сопровождаемая Гудзоном и Жаном-Полем. Мария улыбалась, но глаза ее оставались прищуренными и напряженными. Хотя ее старый пуловер и бриджи были забрызганы грязью и вином, она выглядела крепкой, элегантной и богатой. В комнату она вошла тихо и настороженно, как принюхивающаяся кошка, и двигалась крадучись, готовая отметить любой знак опасности. Она передала мне пакет документов – три паспорта: один для меня, другие два для Гудзона и Куана. Внутри паспортов лежали и некоторые другие бумаги, деньги, несколько карточек и конвертов, которые могли доказать, что у меня другое имя. Я сложил все в карман, даже не взглянув.

– Я хотел, чтобы ты привезла парня, – сказал мсье Дэтт Марии. Она не ответила. – Что вы будете пить, дорогие друзья? Может быть, аперитив? – Он обратился к женщине в белом переднике: – Обедать нас будет семь человек, но мистер Гудзон и мистер Куан будут обедать отдельно, в библиотеке. И проводите мистера Гудзона в библиотеку прямо сейчас, – добавил он. – Мистер Куан ждет его там.

– И оставьте дверь открытой, – любезно попросил я.

– И оставьте дверь открытой, – повторил за мной мсье Дэтт.

Гудзон улыбнулся, сунул портфель под руку и крепко прижал к себе, затем взглянул на Марию и Жана-Поля, кивнул и удалился, не произнеся ни слова. Я встал и прошел через комнату к окну, размышляя о том, будет ли сидеть с нами за обедом женщина в белом переднике, но тут увидел щербатый трактор, припаркованный вплотную за машиной Марии. Водитель трактора был на месте. При желании он легко мог помешать нам выехать.

Глава 30

– Читайте величайших мыслителей восемнадцатого века, – говорил мсье Дэтт, – и вы поймете, что до сих пор думают французы о женщинах.

С супом было покончено, и маленькая женщина, теперь одетая в обычную униформу горничной, собирала тарелки.

– Не ставьте тарелки одна на другую, – громко прошептал ей мсье Дэтт. – Они от этого бьются. Сходите дважды. Хорошо обученная горничная никогда не ставит тарелки одна на другую. – Он налил по рюмке белого вина каждому из нас. – Дидро считал, что женщины просто куртизанки, Монтескье говорил, что они просто дети. Для Руссо они существовали как дополнение к мужским удовольствиям, а для Вольтера они вообще не существовали. – Он пододвинул к себе копченую лососину и заточил длинный нож.

Жан-Поль, с пониманием улыбающийся, нервничал больше, чем обычно: гладил накрахмаленную манжету, украдкой поглядывал на часы марки «Картье», даже ощупал кружок лейкопластыря, прикрывающий на подбородке порез от бритья.

Мария сказала:

– Франция – страна, где мужчины командуют, а женщины подчиняются. «Она мне нравится» – величайший комплимент, который женщина может ждать от мужчины, при этом имеется в виду, что она подчиняется. Как может кто-нибудь называть Париж женским городом? Серьезную карьеру здесь могут сделать только проститутки. Потребовались две мировые войны, для того чтобы женщины получили право голоса.

Дэтт кивнул. Двумя взмахами ножа он удалил кости и твердую, сильно прокопченную часть лосося, размазал по рыбине жир и начал нарезать ломтиками; первую порцию он подал Марии. Мария ему улыбнулась. Как морщины на дорогом костюме не портят его, в отличие от дешевого, так и морщинки на лице Марии скорее добавляли ей привлекательности, чем убавляли. Я пристально смотрел на нее, пытаясь лучше ее понять. Была ли она предательницей, или ее эксплуатировали, или и то и другое?

– Все это хорошо для тебя, Мария, – сказал Жан-Поль. – Ты женщина, обладающая состоянием, положением, интеллектом… – Он сделал паузу. – И красотой.

– Я рада, что ты добавил красоту. – Она все еще улыбалась.

Жан-Поль взглянул на мсье Дэтта и на меня.

– Вот вам иллюстрация к моей точке зрения. Даже Мария предпочитает красоту уму. Когда мне было восемнадцать – десять лет назад, – я хотел дать женщинам, которых любил, то, чего хотел для себя: уважение, восхищение, хорошую еду, остроумную, содержательную беседу. Но женщины все это презирают. Страсть, напряжение чувств – вот что им нужно. Все те же банальные слова восхищения, повторяемые вновь и вновь. Им не нужна хорошая еда – у них плохой вкус. Остроумный разговор их раздражает – хуже того, он отвлекает внимание от них самих. Женщинам нужны мужчины, достаточно деспотичные для того, чтобы придать им уверенности, но в то же время не слишком хитрые – такие, которые не могли бы их перехитрить. Женщинам нужны мужчины с многочисленными недостатками, чтобы можно было их прощать. Им нужны мужчины, у которых проблемы с житейскими мелочами. Женщины превосходно разбираются в житейских мелочах. Кроме того, они помнят всякие пустяки. В их жизни не бывает случаев, начиная от конфирмации до восемнадцатого дня рождения, когда они не смогли бы припомнить какую-нибудь мелочь из того, что было на них надето.

Он осуждающе взглянул на Марию.

Мария засмеялась.

– По крайней мере, эта часть твоей тирады верна.

Мсье Дэтт спросил:

– В чем ты была одета в день конфирмации?

– Белый шелк, платье с удлиненной талией, белые шелковые туфельки с незамысловатым верхом и хлопчатобумажные перчатки, которые я терпеть не могла, – выпалила Мария.

– Очень хорошо. – Мсье Дэтт засмеялся. – Однако должен отметить, Жан-Поль, ты слишком суров к женщинам. Возьми эту девушку, Анни, которая работала на меня. У нее было очень основательное образование…

– Конечно, – перебила Мария, – женщины, заканчивающие университет, с таким трудом находят себе работу, что любой человек, достаточно просвещенный, чтобы нанять их, может требовать самой высокой квалификации.

– Именно так, – подтвердил мсье Дэтт. – Большинство девушек, которых я использовал в своих исследованиях, имели великолепную подготовку. Более того, цель исследования их глубоко увлекала. Только представьте себе ситуацию, когда требуется вовлечь мужчин-служащих в сексуальные отношения с пациентами. Несмотря на то, что на словах мужчины неразборчивы, когда доходит до дела, они выискивают кучу самых пуританских причин, чтобы этого не делать. Девушки же понимали, что это составляло существенную часть их отношений с пациентами. Одна из девушек была математическим гением и в то же время красавицей. Просто замечательной красавицей.