Женщины Флетчера

– Продолжайте, – нетерпеливо выдохнул он. Голос Джона звучал ровно, осторожно:

– Гриффин, разберись хорошенько в собственных чувствах. Не спеши – на это нужно немало времени.

– Время? – крикнул он. – У меня было целых два года, чтобы «хорошенько», разобраться, Джон! Я «разбирался» с той ночи, когда...

– С той ночи, когда ты обнаружил мою дочь в постели другого мужчины. Я знаю об этом, Гриффин. Но и теперь ты не равнодушен к Афине – неужели ты сам не понимаешь этого?

Возразить было нечего. Он жаждал убить ее, но не был к ней равнодушен.

– Я не люблю ее,– сдавленным голосом произнес он.

– Ты должен окончательно убедиться в этом, прежде чем давать Рэйчел какие бы то ни было обещания, Гриффин. Если ты, пусть ненамеренно, причинишь ей боль, это будет верхом жестокости.

Сама мысль об этом потрясла Гриффина до глубины души.

– Я спал с Рэйчел,– признался он, но по совершенно иной причине, чем в разговоре с Джонасом. – Она могла забеременеть.

Во вздохе Джона слышалась бесконечная усталость.

– Гриффин,– наконец произнес он, и в его тоне было одновременно и обвинение, и прощение.

Гриффин опустил голову:

– Самое ужасное, что я вряд ли могу пообещать, что это не повторится.

– Постарайся подождать – будь терпелив. Подобные вопросы часто решаются сами собой.

– Джон, я просто хочу жениться на Рэйчел. Я просто хочу...

– Ты хочешь. Замечательно. Гриффин, – ради тебя и ради Рэйчел, – я надеюсь, что вы действительно поженитесь. Но отбрось в сторону свое сиюминутное желание и подумай, подумай о ней. Если ты не можешь полностью отдать себя Рэйчел, женившись на ней, то обманешь ее.

Но ведь следовало помнить о существовании Джонаса и людей, подобных Фразьеру! Уже не в первый раз Гриффин задумывался, сколько в его бешеной страсти к Рэйчел было истинной любви, сколько – желания отомстить Джонасу. И если разобраться во всем абсолютно честно, то, возможно, он просто использовал эту девушку.

«Помоги мне, Господи, я сам не знаю,– в отчаянии подумал Гриффин. – Я не знаю».

Когда он встретился взглядом с Джоном, то в глазах друга прочел понимание. Он отвернулся и вышел из кабинета в коридор.

Ему придется поговорить с Афиной. Пусть это будет стоить ему неимоверных усилий, но он сумеет вести себя с ней спокойно, разумно, может, даже вежливо. Это докажет всем – включая и его самого,– что от его прежних чувств к ней ничего не осталось.

Вместо того чтобы поскорее увезти Рэйчел из этого дома, как подсказывал ему инстинкт, Гриффин останется. Выдержит до конца этот идиотский праздник. Сделает попытку разобраться в своих мыслях и чувствах с точки зрения здравого смысла. Как будто что-то в этом мире имело хоть каплю смысла с того дня, когда он ворвался в дом Джонаса и впервые увидел Рэйчел!

Ощутив прилив решимости, Гриффин расправил плечи и отправился искать женщину, которая в свое время едва не погубила его.

Удивительно, как быстро рассеялись романтические чары, навеянные свадьбой Холлистеров! Стоя у окна в своей комнате, Рэйчел всматривалась в сияющее голубое небо и снова не могла избавиться от ощущения смутной тревоги.

Снизу раздалось постукивание колес по дороге, и подъехавший экипаж плавно остановился перед воротами дома О'Рили. Из экипажа выбрались четверо мужчин, которые имели при себе музыкальные инструменты в кожаных чехлах.

Рэйчел вздрогнула.

Танцы. На праздниках обязательно положено танцевать – будь она поумнее, она бы с самого начала знала это. Сердце испуганно забилось у нее в груди. Если не считать нескольких джиг под пиликанье скрипки в поселках лесорубов, Рэйчел больше никогда в жизни не танцевала. Что ей делать, если Гриффин не захочет уехать до начала этой проклятой вечеринки?

Какой же дурой она будет выглядеть рядом с Афиной, грациозно порхающей по залу и чувствующей себя привычно в объятиях партнеров! Эта дама, конечно, ни разу не собьется с такта, не наступит на подол своего платья...

Но тут Рэйчел словно вновь увидела лицо отца, услышала его яростную отповедь. Маккинноны никогда не бегут в страхе перед чем-нибудь или кем-нибудь!

Рэйчел медленно подняла голову. Возможно, она будет выглядеть круглой дурой, возможно, над ней посмеются. Но она постарается – она станет наблюдать за танцующими, запоминать, что они делают, и потом, насколько это у нее получится, будет делать то же самое.

Снедаемая беспокойством и неуверенностью, Рэйчел стояла у окна, переминаясь с ноги на ногу, и жалела, что отличительной чертой Маккиннона не является трусость. Именно тогда она и заметила Гриффина, который, обогнув дом, направился в сторону сада. И она сомкнула веки, не желая знать то, что знала, не желая ни дышать, ни двигаться, ни даже существовать на свете. Но даже с закрытыми глазами она все видела сердцем, видела так ясно, словно сама была там, у калитки сада.

Когда Гриффин окажется в этом, наполненном благоуханием цветов уединенном уголке, он найдет там Афину.

Вцепившись обеими руками в подоконник, Рэйчел усилием воли заставила себя разжать веки. Нет, жизнь не кончится, если Гриффин изменит свое решение. Рэйчел найдет в себе силы продолжать жить так, как жила раньше. Вот только месячные у нее не пришли, когда должны были. Слезы потекли по ее лицу. «У меня еще есть деньги,– напомнила она себе.– У меня еще есть дом матери в Провиденсе...»

Вслед за первым экипажем появился следующий, запряженный четверкой очень знакомых вороных лошадей. Дверца открылась, появился Джонас Уилкс, такой красивый в своем элегантном костюме, и с улыбкой взглянул вверх, на ее окно.

Импульсивно, не задумываясь о последствиях, Рэйчел принялась дергать раму, пока та не поддалась и со скрипом не поднялась вверх.

– Привет! – закричала девушка, радуясь знакомому человеку, на чье дружелюбное отношение она могла рассчитывать.

Джонас с комичным видом поклонился.

– Ежик! – рассмеялся он. – Ты сейчас упадешь и сломаешь свою прекрасную шейку!

Довольная тем, что ее слез наверняка не видно с такого расстояния, Рэйчел улыбнулась:

– Я не упаду – кажется, я умею летать! Джонас склонил голову набок:

– Летать? А ты умеешь танцевать, ежик? Залившись краской, Рэйчел отрицательно помотала головой.

Джонас решил эту проблему моментально.

– В таком случае я научу тебя, – пообещал он. Не успела Рэйчел ответить, как в поле ее зрения появился Гриффин, мрачный как грозовая туча, с упертыми в бока руками. Очевидно, садовая интрижка ему уже наскучила.

– Что это такое? – резко поинтересовался он. – Сцена на балконе из «Ромео и Джульетты»?

Стоявшая за спиной Гриффина Афина впилась ногтями в ладони. Что же такое было в этом маленьком ничтожестве, из-за чего взрослые мужчины начинали вести себя как последние идиоты? Боже милостивый, у Гриффина такой вид, будто он сейчас полезет драться, а на лице Джонаса застыло выражение глупого обожания. Когда-то причиной их яростной вражды была она сама, с горечью подумала Афина.

Гордо вскинув подбородок, Афина прошла мимо Гриффина, подчеркнуто игнорируя его.

– Привет, Джонас,– поздоровалась она, призвав себе на помощь самую обворожительную улыбку, на какую была способна.

В топазовых глазах Джонаса отразилось лишь признание ее красоты, но ничего более.

– Афина,– произнес он, коснувшись края полей шляпы кончиками пальцев.

Украдкой бросив взгляд в сторону Гриффина, Афина обнаружила, что тот не обращает внимания ни на нее, ни на Джонаса. Подняв глаза, он пристально смотрел на Рэйчел.

– Спускайся сюда! – прокричал он так внезапно, что и Афина и Джонас вздрогнули.

Рэйчел упрямо выставила вперед подбородок и громко ответила:

– И не подумаю, Гриффин Флетчер!

Афина продолжала улыбаться, но губы ее дрожали. Самообладание почти покинуло ее. Она и Джонас могли бы кататься прямо здесь, на траве, в чем мать родила, но Гриффин бы и не заметил.

Зато Джонас, похоже, улавливал каждую деталь происходящего; его тонкие губы были поджаты, а странные золотистые глаза сверлили взглядом широкую спину Гриффина.