Женщины Флетчера

– Что, черт побери, происходит? – заорал он. Филд покраснел от смущения и умиротворяюще положил руку на плечо Гриффина.

– Может, ты все же успокоишься? – прошипел он. Гриффин стряхнул руку с плеча, не отрывая зловещего взгляда от лица Джонаса.

– Если это один из твоих фокусов, Уилкс, клянусь...

Джонас улыбнулся, убрал руки из-за головы и спокойно сложил их на коленях.

– Я так же удивлен, как и ты, – объявил он. Затем вытащил свою телеграмму, которая, как он подозревал, была точной копией остальных, из кармана рубашки и швырнул ее на стол.

Гриффин поднял бумагу, пробежал по ней взглядом и бросил обратно. Он хрипло выругался сквозь зубы и отвернулся.

– Ты, конечно, едешь? – дружелюбно поинтересовался Джонас. – Думаю, это будет Событие Года.

– Я не верю в это! – прохрипел Гриффин, почти шепотом, который звучал более грозно, чем крик. – Я не верю!

Джонас подпер руками подбородок и сидел, с трудом сдерживая смех.

А как ты, Филд? Оставишь ли свое верное стадо ради ночи интриг?

Филд ответил таким испепеляющим взором, что для полного эффекта не хватало только запаха серы.

Позволив себе осторожно усмехнуться, Джонас продолжил, обращаясь к напряженной спине Гриффина.

– Рэйчел все поймет насчет Афины, – рассудительно заговорил он. – Или ты, нарушив наше соглашение, уже признался в своей бессмертной любви?

Гриффин медленно повернулся, и в глазах его сверкнуло чувство, которое Джонас не решился бы определить.

– Что я сделал или не сделал, тебя не касается, – произнес он со знакомой Джонасу угрожающей монотонностью.– Но если ты приложил к этому руку, я тебя растерзаю!

– Чрезвычайно неприятная перспектива, – бесстрастно отозвался Джонас. – На этот раз я чист.

Теперь уже Филд отвернулся, с видимым усилием сдерживая себя.

Взгляд Гриффина упал на бренди, стоящее на углу стола. Он резко откупорил бутылку и налил двойную порцию в два стакана, один из которых протянул Филду.

Джонаса чрезвычайно позабавило, что пастор пил с непривычной для него жаждой. Но сам Гриффин присел на краешек стола, вертя стакан с нетронутым напитком.

– Что держит тебя здесь, Джонас? Почему ты еще не на пути в Сиэтл, чтобы снова заявить права на свою женщину?

Джонасу очень хотелось улыбнуться, но он не посмел. Ему хотелось смеяться буквально до рези в животе.

– Я же обещал, ты разве забыл? Гриффин злобно нахмурился:

– Я говорю об Афине, и ты это знаешь.

– Мне не нужна Афина, мне нужна Рэйчел.

По плечам Гриффина пробежала заметная дрожь, отчего бренди в стакане стало плескаться маленькими янтарными волнами.

– Тебе не нужна Афина. Помнится, когда-то ты ее очень домогался.

Джонас пожал плечами:

– Как и ты.

Гриффин осушил стакан одним глотком, и жила у него на шее зловеще напряглась, словно натянутый канат. Когда он взглянул на Джонаса, его черты исказила жутковатая улыбка.

– Я занимался любовью с Рэйчел,– без всякого выражения проговорил он.

Как Гриффин и ожидал, его слова поразили соперника. Джонас почувствовал прилив тошноты и до боли стиснул челюсти.

– Врешь! – прошипел он.

– Гриффин, во имя всего святого...– принялся умолять Филд, забыв свой гнев.

Но ничто не могло остановить Гриффина.

– Она была девственницей, Джонас.

Нет, неправда, что Рэйчел отдалась этому человеку; всем своим существом Джонас отказывался в это верить. Он отчаянно старался контролировать свой голос, движения, эмоции.

– Ты лжешь, ублюдок. Ты лжешь, потому что, вернувшись со своего высокоученого съезда в Сан-Франциско, увидел, что твоя драгоценная Афина барахтается в моей постели!

Гриффин закрыл глаза, отгоняя от себя это воспоминание, но Джонас видел, что оно продолжает преследовать его.

– Заткнись,– выдохнул Гриффин.

Филд торопливо вмешался в разговор, спокойно сказав:

– Перестаньте, вы оба. Вы этим ничего не измените. Ненависть, словно некое осязаемое, но невидимое вещество, заполнила комнату и, казалось, билась о стены и потолок.

Тишину нарушил вечный миротворец Филд.

– Знаете, есть один способ разрядить ситуацию,– тихо предложил он.– Вы оба должны проигнорировать Афину – сделать вид, будто она не вернулась, будто она вообще не существует. Не ходите на этот праздник.

Гриффин покачал головой:

– Будь я проклят, если не приду и позволю этой волчице растерзать Рэйчел.

Филд был явно раздражен.

– Гриффин, ты много на себя берешь. Возможно, причины, по которым Афина вернулась в Сиэтл, не имеют к тебе, а значит, и к Рэйчел, никакого отношения.

Джонас с большим трудом расслабился:

– Ты тратишь слова попусту, Филд. Наш самоуверенный друг не может даже представить себе, чтобы ее могло заставить вернуться нечто иное, кроме вечной страсти к нему.

Гриффин хмуро взглянул на зажатый в руке стакан и со стуком поставил его на стол. В следующее мгновение он уже перешагнул порог кабинета.

– Увидимся на празднике, Джонас,– бросил он через плечо.

Оказавшись снаружи, в теплой, душной ночи, Гриффин поднял глаза к усеянным звездами небесам и страстно пожелал, чтобы прошел дождь.

Филд бросился к шаткой коновязи и начал резкими, быстрыми движениями разматывать поводья своей лошади.

– Это было великолепно, Гриффин,– прорычал он.– «Я занимался любовью с Рэйчел. Она была девственницей, Джонас».

Гриффин замер, услышав злой укор в голосе друга.

– Хорошо. Я не должен был этого говорить!

Филд вскочил в седло, и лошадь затанцевала под ним, будто разделяя гнев своего хозяина.

– Как ты думаешь, каково будет Рэйчел, когда она услышит это от Джонаса? А она услышит, уж будь уверен!

Гриффину стало больно. Тому, что он сделал, не существовало никакого извинения, и он знал это. За мгновение сладостной мести он предал женщину, которая была ему так же необходима, как воздух.

– Ты знаешь, что я не хотел обидеть ее, Филд. Лицо Филда в лунном свете было неподвижно; он ждал, пока Гриффин отвязывал Темпеста и осторожно забирался в седло.

– Будь осторожен, Гриффин. Ты знаешь, как ты относился к Афине. Если рискнешь вновь встретиться с ней и поймешь, что ничего не изменилось...

Гриффин сплюнул:

– Я презираю ее.

– Да? – возразил Филд. – Помни, друг мой, что любовь и ненависть порой неотличимы друг от друга. Если ты не можешь предложить Рэйчел всю свою искреннюю преданность и верность, лучше оставь ее.

Примерно минуту они ехали в молчании, прислушиваясь к ритмичному постукиванию копыт по мощеной подъездной аллее, ведущей к дому Джонаса. Но как только миновали ворота и оказались на дороге, досада взяла верх над самообладанием Гриффина.

– Ты лицемер, Филд,– заметил он.– «Искренняя преданность и верность». Это ли ты даешь женщине, которую любишь?

К чести Филда, он даже не выругался.

– Я люблю ее больше жизни, Гриффин, и ты это знаешь.

– Тогда почему ты не объявишь об этом открыто? Почему не женишься на ней?

Филд вздохнул, в его вздохе слышалась безграничная горечь, заставившая Гриффина пожалеть о том, что он вообще коснулся этого предмета.

– Она отказывается выйти за меня замуж. Какой смысл «объявлять об этом открыто»? Ее жизнь будет разрушена, да и моя тоже.

Всадив каблуки сапог в бока коня, Гриффин пустил его галопом.

– Ты ненормальный! – прокричал он, и ветер подхватил его слова.

Полудикий пони Филда без труда догнал Темпеста.

– Из твоих уст это звучит как похвала! – крикнул священник Гриффину в ответ.

Тот громко расхохотался.

– Так оно и есть, – отозвался он, сдерживая коня и пуская его легким галопом.

Филд последовал его примеру.

– Ты и в самом деле собираешься на эту вечеринку? – спросил он, вглядываясь в освещенное луной лицо Гриффина.– Ты попадешь прямо в ловушку, расставленную Афиной, что бы она ни задумала.

– Не волнуйся, Филд,– беспечно ответил Гриффин.– Я сумею откусить приманку.

– Именно этого я и боюсь.