Страница 22 из 142
Зализал волк раны и пошел за добычей. Смотрит, на горе стоит большой козел; он к нему, и говорит: «Козел, а козел! Я пришел тебя съесть». — «Ах ты, серый волк! Для чего станешь ты понапрасну ломать об меня свои старые зубы? А ты лучше стань под горою и разинь свою широкую пасть; я разбегусь да таки прямо к тебе в рот, ты меня и проглотишь!» Волк стал под горою и разинул свою широкую пасть, а козел себе на уме, полетел с горы как стрела, ударил волка в лоб, да так крепко, что он с ног свалился. А козел и был таков! Часа через три очнулся волк, голову так и ломит ему от боли. Стал он думать: проглотил ли он козла или нет? Думал-думал, гадал-гадал. «Коли бы я съел козла, у меня брюхо-то было бы полнехонько; кажись, он, бездельник, меня обманул! Ну, уж теперь я буду знать, что делать!»
Сказал волк и пустился к деревне, увидал свинью с поросятами и бросился было схватить поросенка; а свинья не дает. «Ах ты, свиная харя! — говорит ей волк. — Как смеешь грубить? Да я и тебя разорву и твоих поросят за один раз проглочу». А свинья отвечала: «Ну, до сей поры не ругала я тебя; а теперь скажу, что ты большой дурачина!» — «Как так?» — «А вот как! Сам ты, серый, посуди: как тебе есть моих поросят? Ведь они недавно родились. Надо их обмыть. Будь ты моим кумом, а я твоей кумою, станем их, малых детушек, крестить». Волк согласился.
Вот хорошо, пришли они к большой мельнице. Свинья говорит волку: «Ты, любезный кум, становись по ту сторону заставки, где воды нету, а я пойду, стану поросят в чистую воду окунать да тебе по одному подавать». Волк обрадовался, думает: вот когда попадет в зубы добыча-то! Пошел серый дурак под мост, а свинья тотчас схватила заставку зубами, подняла и пустила воду. Вода как хлынет, и потащила за собой волка, и почала его вертеть. А свинья с поросятами отправилась домой: пришла, наелась и с детками на мягкую постель спать повалилась.
Узнал серый волк лукавство свиньи, насилу кое-как выбрался на берег и пошел с голодным брюхом рыскать по лесу. Долго издыхал он с голоду, не вытерпел, пустился опять к деревне и увидел: лежит около гумна какая-то падла. «Хорошо, — думает, — вот придет ночь, наемся хоть этой падлы». Нашло на волка неурожайное время, рад и падлою поживиться! Все лучше, чем с голоду зубами пощелкивать да по-волчьи песенки распевать. Пришла ночь; волк пустился к гумну и стал уписывать падлу. Но охотник уж давно его поджидал и приготовил для приятеля пару хороших орехов[196]; ударил он из ружья, и серый волк покатился с разбитой головою. Так и скончал свою жизнь серый волк!
№56[197]
Дело было в старину, когда еще Христос ходил по земле вместе с апостолами. Раз идут они дорогою, идут широкою; попадается навстречу волк и говорит: «Господи! Мне есть хочется!» — «Поди, — сказал ему Христос, — съешь кобылу». Волк побежал искать кобылу: увидел ее, подходит и говорит: «Кобыла! Господь велел тебя съесть». Она отвечает: «Ну, нет! Меня не съешь, не позволено; у меня на то есть вид[198], только далеко забит». — «Ну покажи!» — «Подойди поближе к задним ногам». Волк подошел; она как треснет его по зубам задними копытами, ажно[199] волк на три сажени назад отлетел! А кобыла убежала.
Пошел волк с жалобой; приходит ко Христу и говорит: «Господи! Кобыла чуть-чуть не убила меня до смерти!» — «Ступай, съешь барана». Волк побежал к барану; прибежал и говорит: «Баран, я тебя съем, господь приказал». — «Пожалуй, съешь! Да ты стань под горою да разинь свою пасть, а я стану на горе, разбегусь, так прямо к тебе в рот и вскочу!» Волк стал под горою и разинул пасть; а баран как разбежится с горы да как ударит его своим бараньим лбом: бац! Сшиб волка с ног, да сам и ушел. Волк встал, глядит на все стороны: нет барана!
Опять отправился с жалобой; приходит ко Христу и говорит: «Господи! И баран меня обманул; чуть-чуть совсем не убил!» — «Поди, — сказал Христос, — съешь портного». Побежал волк; попадается ему навстречу портной. «Портной, я тебя съем, господь приказал». — «Погоди, дай хоть с родными проститься». — «Нет, и с родными не дам проститься». — «Ну, что делать! Так и быть, съешь. Дай только я тебя смеряю: влезу ли еще в тебя-то?» — «Смеряй!» — говорит волк. Портной зашел сзади, схватил волка за хвост, завил хвост за руку, и давай серого утюжить[200]. Волк бился-бился, рвался-рвался, оторвал хвост да давай бог ноги! Бежит что есть силы, а навстречу ему семь волков. «Постой! — говорят. — Что ты, серый, без хвоста?» — «Портной оторвал». — «Где портной?» — «Вон идет по дороге». — «Давай нагонять его», — и пустились за портным. Портной услышал погоню, видит, что дело плохо, взобрался поскорей на дерево, на самый верх, и сидит.
Вот волки прибежали и говорят: «Станем, братцы, доставать портного; ты, кургузый[201], ложись под испод, а мы на тебя, да друг на дружку уставимся — авось достанем!» Кургузый лег наземь, на него стал волк, на того другой, на другого третий, все выше и выше; уже последний взлезает. Видит портной беду неминучую: вот-вот достанут! и закричал сверху: «Ну, уж никому так не достанется, как кургузому»[202]. Кургузый как выскочит из-под низу да бежать! Все семеро волков попадали наземь да за ним вдогонку; нагнали и ну его рвать, только клочья летят. А портной слез с дерева и пошел домой.
Медведь
№57[203]
Жил-был старик да старуха, детей у них не было. Старуха и говорит старику: «Старик, сходи по дрова». Старик пошел по дрова; попал ему навстречу медведь и сказывает: «Старик, давай бороться». Старик взял да и отсек медведю топором лапу; ушел домой с лапой и отдал старухе: «Вари, старуха, медвежью лапу». Старуха сейчас взяла, содрала кожу, села на нее и начала щипать шерсть, а лапу поставила в печь вариться. Медведь ревел-ревел, надумался и сделал себе липовую лапу; идет к старику на деревяшке и поет:
В те́ поры[204] старик и старуха испугались. Старик спрятался на полати под корыто, а старуха на печь под черные рубахи. Медведь взошел в избу; старик со страху кряхтит под корытом, а старуха закашляла. Медведь нашел их, взял да и съел.
141
То есть пуль.
907
Место записи неизвестно. В первом издании этого текста не было. AT 122 А + 122 М* + 121 (Волки лезут на дерево). Сюжетная контаминация, традиционная для восточнославянских сказок. Зачин — о хождении в старину Христа по земле — и эпизоды прихода неудачливого волка с жалобой к Христу встречаются нередко в сказках восточных, западных и южнославянских народов о волке-дурне. Сюжет о волках, лезущих на дерево, учтен в AT в скандинаво-балтском, испанском, фламандском, немецком, венгерском, русском, франко-американском и индийском фольклорном материале. Русских вариантов — 7, украинских — 25, белорусских — 5. Исследования: Пропп. Кум. ск., с. 255—256. Приведенный Афанасьевым в Примечаниях (кн. IV, 1873, с. 27—28) этиологический легендарный рассказ, слышанный им «от одного поселянина», имеет близкие параллели в славянских и балтских фольклорно-этнографических сборниках. Иногда рассказ служит вступлением к повествованию о злоключениях волка-дурня в восточно- и западнославянских, литовских, латышских и эстонских сказках. Например, текст слышанного Афанасьевым рассказа: «Пасли два пастуха овечье стадо; захотелось одному водицы испить и пошел он через лес к колодцу. Шел-шел и увидел большой ветвистый дуб, а под ним вся трава примята и выбита. «Дай посмотрю, что тут делается», — сказал пастух и влез на самую верхушку дерева. Глядь, едет святой Георгий, а вслед за ним бежит многое множество волков. Остановился Георгий у самого дуба; начал рассылать волков в разные стороны и наказывает всякому, чем и где пропитаться. Всех разослал: собирается уж ехать; на ту пору тащится хромой волк и спрашивает: «А мне-то что ж?» Егорий говорит: «А тебе вон на дубу сидит!» Волк день ждал и два ждал, чтобы пастух слез с дерева, так и не дождался; отошел подальше и схоронился за куст. Пастух огляделся, спустился с дуба — и бежать! А волк как выскочит из-за куста: схватил его и тут же съел». Ср. вариант в кн.: Dähnhardt, III, S. 295—306. Как доказывает Ю. Поливка в исследовании «Viči pastýř» (Sbornik praci věnovanych V. Tillovi k šebesátým narozeninám. Praha. 1927) слияние таких этиологических легенд со сказками о волке-дурне произошло в давнее время на общеславянской культурной почве. В фольклоре восточнославянских народов встречаются сказки типа 122 А с легендарным вступлением о святом волчьем пастыре: см. текст № 555, а также — Афанасьев А. Н. Народные русские легенды / Под ред. И. П. Кочергина. Казань, 1914, № 32; Смирнов, № 170; Рудченко, I, № 1—4.
142
Паспорт.
143
Так что.
144
Бить.
145
Бесхвостый.
146
У малороссиян существует поговорка: «Кому, кому, — а що куцому, то вже не минецця!»
908
Записано в Осинском уезде Пермской губ. Рукопись (Васильев. Этнографические сведения о России) — в архиве ВГО (р. XLVIII, оп. 1, № 18, лл. 2 об. — 3). Изменения, которые Афанасьев внес в текст и, в частности, в песнь медведя (дополнил ее), указаны в комм. к I т. сказок Афанасьева изд. 1936 г. (с. 542).
AT 161 А* (Медведь на липовой ноге). Сюжет отмечен в AT только в русском материале. Русских вариантов — 22, украинских — 3, белорусских — 2. Сюжет встречается и в латышском фольклоре (Арайс — Медне, с. 26). Песнь медведя типична для таких русских сказок, своеобразно отражающих древние мифические представления о тотемных животных. Исследования: Аникин, с. 47—48.
В сносках Афанасьевым даны варианты начала и конца сказки. Начало: «Жил старик со старухой. Захотелось старухе медвежьего мяса. «Ступай, старик, за медвежьим мясом». Старик взял топор и пошел в лес. Приходит, глянул: лежит под колодою старый медведь и крепко спит. Старик не долго думал, отрубил у медведя лапу и понес домой...» Окончание: «Увидала старуха медведя. «Ну, старик, полезай в кузов, я тебя повешу над дверьми, а сама залезу на печь и за дрова спрячусь». Только медведь в избу, кузов с стариком оборвался и упал. Медведь испугался, вон из избы, да бежать...»
147
Тогда.
909
Записано в Липецком уезде Тамбовской губ. Рукопись — в архиве ВГО (р. XL, оп. 1, № 36, лл. 19 об. — 20 об.; 1848 г.). AT 161 А + отчасти 163. Ввиду изобилия стилистических изменений, внесенных Афанасьевым в текст, последний воспроизводится полностью по рукописи в комм. к I т. сказок Афанасьева изд. 1936 г. (с. 542—543).