Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 135 из 142



Для судеб сборника в целом исключительное значение имел первый его выпуск. Важно было не только то, как отнесется к нему печать, но, пожалуй, еще важнее, встретит ли он прямую заинтересованность и поддержку в его продолжении Афанасьевым со стороны собирателей и любителей фольклора. На них Афанасьев возлагал большие надежды и, кажется, в этом не ошибся. Несомненно, многие пошли навстречу Афанасьеву в доставлении материалов, следуя его личным и печатным призывам[979] и — главное — видя, что дело с изданием сказок наконец-то сдвинулось с места и находится в надежных и авторитетных руках. По мере выхода выпусков сборника в свет, расширялась и корреспондентская сеть Афанасьева. Самым значительным вкладчиком в собрание был В. И. Даль. Когда появился 1-й выпуск «Народных русских сказок», Даль жил в Нижнем Новгороде и находился на пороге издания «Толкового словаря русского языка». Получив от Афанасьева письмо с предложением передать в его распоряжение записанные им сказки, он без промедления ответил полным согласием. «У меня собрано сказок несколько стоп; конечно, тут много мусора, много и повторений. Издать я не собираюсь их, потому что у меня слишком много другой работы (словарь). Как успею разобрать их, так и доставлю...»[980].

Из сказок, безвозмездно переданных Далем (более 1000 текстов), Афанасьев отобрал для печати около 200, составивших в значительной мере содержание 4-го и последующих (особенно 5, 6 и 7-го) выпусков сборника.

Еще в 1848—1849 гг., проезжая через Воронеж в Бобруйск на побывку к брату Ивану, Афанасьев через посредство М. Ф. Де-Пуле знакомится с местным литературно-краеведческим кружком, возглавлявшимся советником губернского правления Н. И. Второвым и товарищем председателя гражданской палаты К. О. Александровым-Дольником. Кружок, вошедший в литературу под названием «Второвский кружок», объединял выпускников Московского, Петербургского, Харьковского и Казанского университетов и ставил перед собой задачу изучения Воронежской губернии во всевозможных отношениях — историческом, этнографическом, научном.

По свидетельству М. Де-Пуле[981], Афанасьев был в восторге от деятельности воронежского кружка и, раз установив знакомство с ним, долгое время находился в близких отношениях с некоторыми его членами. Такое общение приносило обоюдную пользу: через Афанасьева прямо или через его брата[982] члены кружка постоянно находились в курсе дел Московского университета и всех событий в литературе и науке; Афанасьев же получил действенную помощь с их стороны в доставке некоторых фольклорных материалов, в дополнение к тем, что удалось записать ему самому в пределах Воронежской губернии. В сборник «Народные русские сказки» вошло всего 24 текста сказок Воронежской губернии. 10 из них записаны самим Афанасьевым, а остальные Второвым (его сказки появляются начиная с третьего выпуска) и Александровым-Дольником[983].

Всего в сборнике Афанасьева представлены русские сказки более чем из тридцати губерний, украинские — из трех (Полтавская, Харьковская, Черниговская), белорусские — из одной (Гродненская губерния).

Как в 40-х, так и в 50-х и 60-х годах вопросы о том, от кого записывать устные произведения и какие из них считать подлинно народными, не сходили со страниц печати. Демократическая фольклористика в лице Белинского и Добролюбова придерживалась того мнения, что подлинно народными могут считаться лишь те произведения, которые непосредственно и по возможности точно записаны в народной среде, прежде всего со слов крестьян. Этому же принципу следовал и Афанасьев. В рецензии на сборник Е. А. Чудинского (1864) он отмечал как существенный недостаток то, что под рубрикой «народные русские сказки» издатель поместил некоторые явно заимствованные или переделанные литературные произведения; текст же сказок изложил «без удержания народного склада и оборотов», языком «челяди, цивилизующейся около бар или самих издателей». Пора бы собирателям поэтических созданий народа, — писал Афанасьев, — обращаться не к дворовой челяди, а к настоящим, истым поселянам, которые, не мудрствуя, лукаво, сберегли предание в несравненно большей свежести[984].

Афанасьев не ограничивался только собиранием и публикацией сказок, но и ставил перед собой задачу их изучения. При подготовке второго издания комментирование и систематизация сказок осуществлялась им на основе мифологической теории, которой он с увлечением следовал. Начиная с 1-го выпуска (1855) и кончая последним — 8-м (1863), сборник сказок Афанасьева довольно оживленно обсуждался в печати[985]. Мнения о нем на всем протяжении издания были разноречивы. И это естественно, поскольку наука о фольклоре, принципах его научного собирания и издания в то время находилась в начальной стадии. Как и от кого записывать сказки, каким образом их издавать — эти вопросы по-настоящему встали перед русской научной общественностью только с появлением 1-го выпуска сказок Афанасьева. Некоторые отзывы на сборник, особенно на первые его выпуски, свидетельствовали об очень наивных, путаных и ошибочных представлениях самих рецензентов на сказку вообще и труд Афанасьева, и в то же время содержали требования к собирателю, которые он при всем желании не мог выполнить из-за неразработанности вопроса. Такова, например, рецензия в «Северной пчеле», подписанная «К. П.»[986].

Ознакомившись с книгой Афанасьева, автор рецензии пишет, что еще раз теряет «надежду исполнения давнего желания грамотных людей». По его словам, составитель «не дает себе отчета в том, чего желает и добивается русская публика, понимающая может быть также неясно, однако же верно, с свойственным ей чутьем (чтоб не сказать: тактом, инстинктом), чего можно и должно требовать от сборника русских сказок». Очевидно, от имени этой «русской публики» и выступает рецензент. Отрицая за русской сказкой богатство творческой фантазии, он считает неправомерным заниматься поисками, как это делает Афанасьев, ее сходства с арабскими, итальянскими и немецкими сказками: «Сближать русские побасенки о лисе с эпическими созданиями других народов об этом предмете, все равно, что сравнивать щепку с мачтовым деревом». Рецензент решительно подвергает сомнению самый способ избрания сказок Афанасьевым. Почему он безусловно «доверяет невеждам, со слов которых записывались сказки? Разве какая-нибудь нянька больше проникнута русским чувством, нежели грамотей, составлявший списки для лубочных изданий?» И заключает: «Деревенские мужики и бабы не в состоянии рассказывать ничего, и напрасно было бы надеяться на них».

Впрочем, не такого рода отзывы определяли атмосферу вокруг сборника Афанасьева. И здесь главная заслуга прежде всего принадлежит таким видным ученым и общественным деятелям, как Ф. И. Буслаев, А. Н. Пыпин, А. Н. Добролюбов, И. И. Срезневский, Ф. Г. Устрялов, А. А. Котляревский, О. Ф. Миллер. Их положительная оценка сборника на разных этапах его издания сыграла важную роль в успешном завершении его полного издания. Она, несомненно, окрыляла и воодушевляла Афанасьева на продолжение и завершение начатого большого и сложного дела.

801

См. т. III наст. изд.

802

Письмо В. И. Даля к А. Н. Афанасьеву от 24 октября 1856 г. Из переписки А. Н. Афанасьева. Сообщил Е. И. Якушкин. — В кн.: Помощь голодающим. Научно-литературный сборник. М., 1892, с. 530—531.



803

Де-Пуле. Памяти А. Н. Афанасьева.

804

Брат Афанасьева Николай Николаевич, агроном по специальности, также входил в кружок и принимал участие в его краеведческой работе (См. Воскресенский Н. В. Исторический обзор деятельности Воронежского губернского статистического комитета. Воронеж, 1892, с. 8, 12).

805

См.: Павлова В. А. А. Н. Афанасьев — собиратель воронежского фольклора. — Вопросы истории и филологии. Воронеж, 1972, с. 45—56.

806

И. М-к. Отзыв на сб. Е. Чудинского. — Книжный вестник, 1865, № 1, с. 9.

807

Список рецензий на сборник Афанасьева впервые дан в книге С. В. Савченко «Русская народная сказка» (Киев, 1914, с. 141), приводим его в уточненном и несколько дополненном виде: Современник, 1855, № 12, с. 33—37 (отд. Новые книги); 1856, № 12 (Отд. Новые книги), с. 29—38, 1858, 9, с. 70—77 (отд. Новые книги, статья Н. А. Добролюбова); Отечественные записки, 1855, № 12, отд. 4, с. 48—52 (статья А. Н. Пыпина); 1856, 4, отд. 2, с. 41—68 и № 2, отд. 2, с. 1—26 (статья А. Н. Пыпина), № 11, отд. 3, с. 41—45; Известия Академии наук, т. IV, в. 7, 1855, стб. 355—356 (отд.; Библиогр. записи); т. V, в. 6, 1856, стб. 315 (отд. Библиогр. записи, статьи И. И. Срезневского); С.-Петербургские ведомости, 1855, № 250; 1856, № 266; 1861 № 126; 1864, №№ 94, 100, 108 (статья А. А. Котляревского); Северная пчела, 15 декабря 1855, (статья К. П.); Сын Отечества, 1856, № 34, с. 162; Русский вестник, 1856, № 2, с. 85—94 (статья Ф. И. Буслаева); Библиотека для чтения, 1859, № 1, отд. Литературная летопись, с. 8—20; ЖМНП, 1861, № 7, отд. III, с. 1—44 (статья А. Филонова); Век, 1861, № 32 и 35 (статья Ф. Устрялова); Время, 1861, № 4; Светоч, 1862, № 4, с. 41—48; 34-е присуждение Демидовских наград. СПб., 1866, с. 72—106 (статья О. Ф. Миллера).

808

Северная пчела, 15 декабря, 1855.