Страница 66 из 71
– Иди. Бывай здоров…
«Старая сволочь! – с ненавистью думал участковый, глядя на Жулинского через окно. – Своими руками удавил бы. Ан нет, нельзя… У него точно есть хорошие связи. В этом вопросе он не врет. Начнут копать, и все выроют, если сильно захотят…»
«Пся крев, холера ясна! – ругался Жулинский, спиной ощущая недобрый взгляд Червиньского. – Не было мне печали Стаха убеждать. Сам съедет отсюда, если припечет. Но, похоже, он пока так не думает. Значит, его вины в смерти Збышка нет (если тот, конечно, отдал Богу душу). И, скорее всего, Червиньский это знает. Тогда зачем ему нужно убрать Стаха из поселка? Да еще с моей помощью? Мог бы и сам подсуетиться. Что-то здесь нечисто…»
Когда Жулинский появился в своем питейном заведении, Стах как раз любезничал с Баськой. Он уже был сильно навеселе, а его собеседница, зазывно хихикая, артистично демонстрировала ему свои жен ские прелести.
– Баська! – зло рявкнул Жулинский. – Иди за стойку! Люди ждут.
– Ты чего, па? – удивилась дочь.
– Больше повторять не буду! Сейчас как звездану между глаз…
Немного обиженная Баська предпочла не усугублять конфликт. Подмигнув Стаху, она легко вспорхнула со скамьи и убежала обслуживать клиентов, которые уже начали шуметь и возмущаться долгим ее отсутствием.
– Сидишь? – недружелюбно спросил Жулинский.
– Сижу, – вяло ответил Стах. – А что?
– Ничего. Только я на твоем месте уже сидел бы не здесь, а в поезде, который едет в Москву, или, на худой конец, в Сибирь.
– Не понял…
Коповский вздрогнул и пристально посмотрел на старого прохиндея.
– А что тут понимать. Тобой менты сильно интересуются. Следователь спрашивал…
– Они всеми интересуются, – мрачно буркнул Стах.
– Скажи мне, Сташек, я желал тебе когда-нибудь зла?
– Нет… не припомню.
– Вот видишь. И сейчас не желаю. Скажу по секрету – только смотри, не продай меня! – Червиньский попросил, чтобы я не спускал с тебя глаз. Говорит, подержи его в своем поле зрения всего лишь один день – до завтра. Он ведь знает, что обычно ты сидишь у меня до позднего вечера. Смекаешь, чем пахнет?
– Дураку ясно… – Стах икнул. – Принеси мне чего-нибудь покрепче… чтобы в мозгах прояснилось.
– Это всегда пожалуйста…
Стах и сам хотел на некоторое время уехать из поселка. Денег у него теперь было много, в любом городе можно неплохо устроиться – снять квартиру, найти клевую работу… или какой-нибудь левый заработок на тонкой грани между законом и преступлением.
Такой вариант был даже более предпочтительный. Стаху совсем не улыбалась перспектива горбатиться, например, на стройке за жалкие гроши. Но он не хотел влезать по уши и в полный криминал. Хватит с него зоны…
И вот теперь она снова замаячила перед ним во всей своей неприглядности. Стах не представлял, в чем его могут обвинить, но он по прежнему опыту точно знал, что обвинительное заключение можно высосать из пальца, и доказывай потом, что ты не арап Петра Великого и что никогда не был знаком с арабским террористом Бин Ладеном. Тем более, что ни говори, а мелкие грехи за ним водились. Это если не брать во внимание грабеж музея и смерть сторожа…
Стах сидел у Жулинского до семи вечера, пытаясь разобраться со своими мыслями. Вокруг него образовалась компания, но он почти не принимал участия в совместном трепе.
Нужно рвать когти! Жулинский прав. Это решение он принял тогда, когда заметил каким взглядом посмотрел на него Червиньский, который зашел выпить кружку пива перед ужином. У Стаха даже мурашки по коже побежали. Точно, мент за ним наблюдает. Вот сука! Хочет сдать меня завтра следакам из района в лучшем виде и тепленьким, злобно подумал Коповский. А хрен тебе!
Подождав, пока Червиньский уйдет, Стах тихо, не попрощавшись, слинял под видом того, что он ему припекло посетить туалет. Впрочем, на его уход пьяные собутыльники не обратили никакого внимания. (Чего нельзя сказать о Жулинском, который весь остаток дня следил за Стахом, время от времени поглядывая в глазок, который он вмонтировал в стену ларька именно для таких целей).
Первым делом Коповский направил свои стопы к Рудзевичу. Но не для того, чтобы попрощаться. Просто Стах нашел в помещении костела хороший тайник для своих сбережений. Хранить деньги дома Стах боялся. Не воров, нет, – милиции. Если придут его брать, то найдут что угодно. Это ему уже было известно. А вот в костел власти вряд ли сунутся с обыском. Зачем им международный скандал? Папа римский – тоже, кстати, поляк – хотя и одряхлел совсем, но все еще пользуется большим авторитетом в мировом масштабе.
Стах пробирался к костелу задами. Ему не хотелось, чтобы его кто-то увидел. К тому же он опасался, что ему на хвост упадет Червиньский – кто знает, что в башке этого ушлого ментяры? – а потому где шел, а где бежал задворками и огородами, проверяя, не тащится ли позади соглядатай. Но никто за ним не следил и немного успокоенный Коповский подошел к зданию бывшей потребкооперации с тыла, где находились хозяйские постройки ксендза с его живностью. Сторожевого пса, которого кликали Гасьо, он не боялся – тот уже к нему привык и даже на него не лаял.
Стах хотел проверить, где находится Рудзевич. Ему вовсе не улыбалась перспектива встретиться с ксендзом возле тайника. По расчетам Стаха, ксендз, отличающийся пунктуальностью и большой заботливостью по отношению к своему здоровью, должен был в это время ужинать.
– Гасьо, Гасьо! – тихо позвал Стах сторожевого пса – чтобы он, случаем, не залаял.
Но пес не отвечал. Он даже не вылез из будки. Что это с ним? – обеспокоился Стах. Он подошел поближе и заглянул в будку. Пес лежал, забывшись в глубоком сне.
Ни фига себе! – подумал Стах. Вот это номер… Чтобы пес уснул в вечерний час, когда только начинается его служба… – такого еще не было. Собаки, в отличие от людей, свой долг всегда выполняют чесно и самоотверженно.
Может он сдох? Нет, дышит…
– Гасьо! – еще раз окликнул пса Стах, но тот даже не пошевелился.
И тут Стах неожиданно испугался. Похоже, пса усыпили! Зачем? У Коповского даже волосы зашевелились на голове; а может, и встали торчком.
Опасность! Она где-то рядом, совсем близко.
Не отдавая себе полного отчета в своих действиях, Стах нырнул в кусты смородины, что росли сразу за будкой, и затаился. Он пока не понял, что именно его испугало, но хорошо развитая интуиция просто таки вопила, чтобы он поостерегся.
Какое-то время ничего не происходило. А затем тихо отворилась задняя дверь костела, которая вела в комнаты Рудзевича, и оттуда бесшумно выскользнул незнакомый Коповскому человек. Впрочем, этого человека трудно было бы распознать даже тем, кто его знал. Он был одет в неприметный темный костюм, руки его были в перчатках (это в такую-то теплынь!), а на голове у незнакомца красовалась большая кепка-«аэродром», писк грузинской моды советских времен, которая скрывала черты лица. Низко нагнув голову и оглянувшись, человек в кепке быстрым скользящим шагом направился к ближайшему леску, где и скрылся как призрак, рожденный надвигающейся ночью.
Коповский не знал, что ему делать – зайти в апартаменты святого отца, или быстро забрать свои денежки и слинять, пока все тихо. Он сердцем чуял, что с ксендзом Рудзевичем случилось что-то нехорошее. Конечно, ксендз Стаху ни сват, ни брат, но он относился к юноше с добротой, всегда подкармливал, помогал деньгами и давал возможность подзаработать, хотя и не очень законным способом.
Стах почти не сомневался, что человек в кепке и перчатках приходил в костел явно не с добрыми намерениями. Видимо, он и пса усыпил, чтобы тот не лаял и не поднимал шума. Ведь костел редко пустовал – всегда найдется какая-нибудь старушка, готовая торчать перед распятием хоть целые сутки. Нет, он все-таки зайдет к Рудзевичу! Приняв такое решение, Стах достал из кармана нож с выкидным лезвием, крепко сжал его в руке и, уже не прячась, благо совсем стемнело, направился к входной двери.
В комнатах был темно. Немного поколебавшись, Стах позвал: