Укрощенная любовью

– Не пытайтесь и дальше притворяться, делая вид, что это неправда! – Беренис сжала кулаки. – Она отвела меня в свою хижину и показала мне ребенка, а потом сказала, что вы собираетесь меня убить.

– Но это страшная ложь! – воскликнул он, когда истина начала проясняться, а вместе с ней зашевелилась надежда при виде мук ревности, которые искажали сейчас лицо Беренис. – Mon Dieu, так вот почему Джульетт явилась ко мне с историей о том, что ты сбежала в лагерь Модифорда! Помню, я еще подумал, что она выглядела безмерно довольной. Клянусь, что это сплошная ложь! Должно быть, это она украла письмо, боясь того, что я могу сделать, если прочту его. Ты должна верить мне, Беренис! У меня есть масса недостатков, но я не лжец. Спроси любого из этих джентльменов.

– Он известен своею честностью, графиня, – вмешался полковник, смущенный этой сценой. – Из-за его прямоты у него не раз случались неприятности там, где намного благоразумнее было бы скрыть правду.

Беренис растерялась, не зная, кому и чему верить.

– Вы его друг, – сказала она подозрительно, – и стремитесь защитить его.

Ее сапфировые глаза были полны упрека, когда она взглянула на доктора:

– Вы тоже, Грег. Конечно, неужели вы поверите в то, что он…

– Способен убить вас? Невозможно! – прервал Грег гневное обвинение.

– Эта подлая креольская тварь! – Старые товарищи много раз видели гнев Себастьяна, но такого – никогда. – Грег, избавься от нее! – бушевал он. – Сейчас же! Пусть убирается немедленно вместе со своей старой ведьмой! Вышвырни ее сам, потому что, если она попадется мне на глаза, я за себя не отвечаю!

– Сделаю это с удовольствием, – сказал Грег уже на полпути к дверям. – Когда я приезжал сюда посмотреть, как идут дела в твое отсутствие, то обнаружил, что она ведет себя здесь, как хозяйка. Знаешь, она способна на любую подлость вплоть до сговора с Модифордом.

– Согласен, – сказал Себастьян, обменявшись с Грегом твердыми, бескомпромиссными взглядами. – Проследи, чтобы кто-нибудь сопровождал ее, ведь я обещал ее отцу позаботиться о том, чтобы с ней ничего не случилось. Но теперь мой долг перед ним оплачен сполна!

– Я все сделаю, предоставь это мне, – пообещал Грег, которому не терпелось выдворить креолку и увидеть выражение лица Ли, когда та узнает, что их легкая жизнь в Бакхорн-Хаусе закончилась.

– Спасибо, друг мой, – Себастьян хлопнул его по плечу, и Грег решительно вышел из комнаты.

Дэмиан до сих пор слушал молча, но теперь резко встал и подошел к сестре.

– Прости меня, – сказал он. – О, Беренис, мы же виделись утром в конюшне! Почему же ты не рассказала мне обо всем? Почему все скрыла от меня? Неужели мы так отдалились друг от друга, что ты больше мне не доверяешь?

Она подняла на него глаза, все еще неуверенная, прижав руки к груди, накрытой шалью:

– А ты бы поверил мне? Я сомневаюсь… Ты так предан Себастьяну! Я боялась сказать тебе, боялась попросить тебя о помощи. Думала, что ты остановишь меня, не дашь мне уйти от него.

Дэмиан покачал головой и тяжело вздохнул:

– Каким же болваном ты, должно быть, считаешь меня! – Он взял ее за руку, и Беренис с приглушенным всхлипыванием прижалась к нему. Дэмиан крепко обнял ее, добавив:

– Я желаю тебе только добра, всегда желал. Твое несчастье невыносимо для меня.

Что-то необъяснимое происходило в душе Себастьяна, когда он смотрел на обнявшихся брата и сестру. Он чувствовал, как все так тщательно воздвигаемые барьеры рушатся один за другим, уступая место невероятному, прямо-таки фантастическому предположению: значит, Беренис была убита горем, узнав, что он любит другую женщину, а она сама так мало значит для него, что он готов избавиться от нее ради наследства. Неужели Грег прав, и она действительно любит его? Себастьян подошел к ней и сказал прямо:

– Джульетт никогда не была моей любовницей. Она была уже с ребенком, когда я снова встретил ее в Чарльстоне и привез сюда. До этого мы не виделись несколько лет. Отец ребенка был уже женат и бросил ее, когда узнал, что она беременна. Он влиятельный политик, и Джульетт не осмелилась предъявлять какие-то права.

– Но почему ты помогал ей? Кто она?

Так трудно было снова доверять ему, и Беренис спрашивала себя: сможет ли? Или же этот жестокий опыт навсегда лишил ее иллюзий?

– Я знал Джульетт, когда она была еще девочкой. Наши отцы были дружны. Когда ее отец умер, мой обещал позаботиться о ней. Но она всегда была какой-то странной – это все из-за своей старой няньки Ли. Я понял, что должен выполнить обещание отца, когда сам потерял родителей, но Джульетт исчезла, и я не видел ее несколько лет до того рокового дня, когда подобрал ее на улицах Чарльстона.

– Она любит тебя. – Беренис была убеждена в этом, все еще тая сильную обиду.

– Может быть, я не знаю, – Себастьян улыбнулся, но в его глазах была грусть. – Думаю, она больше любит мои деньги и все, чем я владею. Она, должно быть, видела в тебе страшную угрозу.

– Почему мне никто не сказал о ее ребенке? Почему все держали в тайне? Именно поэтому я и подумала, что он твой.

– Об этом действительно мало кто знал. Она сказала мне, конечно, когда мы приехали, но попросила молчать. Якобы ей стыдно, и поэтому она хочет скрыть свой грех. А в результате – подлость и ложь. Дорогая моя, ты этого не поймешь – ты слишком честна! – Он помолчал. – Теперь ты веришь мне?

– Думаю, да, – прошептала Беренис так тихо, что ему пришлось наклониться, чтобы уловить ее слова.

Он нежно взял ее за плечи и заглянул в ее блестевшие от слез глаза.

– Ma doucette, – сказал он мягко. – Можем ли мы начать все сначала?

Дэмиан тронул полковника за рукав.

– Идемте, сэр, – сказал он. – Думаю, мы здесь больше не нужны.

Он оглянулся на Себастьяна и Беренис, но они были так поглощены друг другом, что даже не заметили, как Дэмиан и старый солдат тихо вышли за дверь.

Тишина спустилась на освещенную мягким светом комнату. Себастьян и Беренис стояли, не шевелясь, изумленно глядя в глаза друг другу, не в силах поверить в то, что отражалось в них. Вечер стал прохладнее. Легкий ветерок шевелил оконные шторы, а высоко в звездном небе плыла луна, ее уже начинали заслонять облака. Откуда-то доносились смех, возгласы, тихое бренчание гитар, а там, где оплакивали умерших, царила печаль. Но все это лишь подчеркивало уединение влюбленных, словно создавая в этой комнате крошечный оазис покоя. Беренис молча прижалась к нему, и он, не отрываясь, смотрел в ее лицо, изумленный этим чудом. Он не решался поцеловать ее, боясь, как бы это не оказалось каким-то дивным видением, готовым исчезнуть, если он попытается удержать его, и снова оставить его в море старой, уже привычной боли и отчаяния. Но почувствовав на своих губах ее сладкое дыхание, он осторожно отвел назад ее голову и прижался губами к ее шее, ощутив, как она затрепетала, когда его руки медленно двинулись к ее груди. Беренис открыла глаза и смотрела на него так, словно он был божеством. Он тряхнул головой, не в силах поверить, что она с радостью позволяет ему прикасаться к ней, целовать ее. Он тронул языком ее губы, и они приоткрылись под этим нежным прикосновением. Он обнял ее всю и еще крепче прижал к себе, и она подняла руки, чтобы обвить ими его шею. Ему захотелось закричать от радости – такой неожиданной, такой прекрасной…

Беренис полностью отдалась во власть его объятий, чувствуя, что вся словно растворилась и стала слабой и безвольной в его сильных руках. Себастьян целовал ее веки, кончик носа, подбородок, снова и снова целовал ее губы, все еще страшась, что чудесный сон может растаять и снова проснется та Беренис, которая так яростно сопротивлялась ему.

Он оторвался от ее губ, и глаза его светились, когда он смотрел на нее. Ее лицо побледнело и казалось маленьким в обрамлении пышных волос, рассыпавшихся по плечам.

– Что это? Что с нами происходит, Себастьян? – тихо спросила она, касаясь руками его лица.

– Это какое-то наваждение, – так же тихо ответил он, посылая волны дрожи по ее телу своим горячим дыханием.