Укрощенная любовью

Когда же карета въехала во внушительные железные ворота городского дома, все мысли разом вылетели из ее головы: на вымощенном булыжником дворе стояла лучшая карета ее отца – тщательно ухоженный экипаж с прекрасными рессорами. Он вернулся из деревни раньше, чем ожидалось. Ее отец, маркиз, был единственным в мире человеком, перед которым она склоняла свою гордую голову.

Глава 2

Дав указание одному из форейторов отвести Далси в то крыло дома, где размещались слуги, и пообещав увидеться с ней позже, Беренис вошла в величественный дом, проходя сквозь ряд рифленых колонн, расположенных у центрального входа. Дверь ей открыл швейцар.

Она стремительно прошла по выложенному плиткой холлу, мимо висящих на стенах зеркал в богато украшенных рамах, мимо скульптур, одни из которых располагались в нишах, другие держали медные канделябры с гнездами для свечей, зажигаемых при наступлении темноты. Витая лестница вела наверх, и Беренис на дрожащих ногах взошла по широким ступеням, горячо молясь, чтобы маркиз еще не слышал о дуэли. Тем не менее она знала, что особенно надеяться не стоит, потому что слуги – это скопище сплетников и доносчиков – всегда готовы преувеличить, обсуждая проделки леди Беренис и виконта Норвудского. Но даже если они будут молчать, то всегда есть мисс Осборн с ее болтливым языком. Беренис почувствовала большое облегчение от того, что компаньонка останется на ночь в доме подруги. Все-таки одним меньше в стане врага.

Когда Беренис вошла в спальню, Шеба, ее миниатюрный спаниель, приветствовала ее энергичным тявканьем. Девушка схватила на руки мягкий комочек бело-каштанового меха и нежно улыбнулась: собачка радостно виляла пушистым хвостом, задевая при этом свою хозяйку, а потом лизнула ее в нос алым шершавым языком. Миллисент, служанка Беренис, была в спальне, занятая раскладыванием вечернего платья, делая все в своей обычной спокойной, послушной и нудной манере, поглощенная мыслями о предстоящем браке с одним из дворецких. Беренис поймала себя на том, что скучает по оживленной болтовне Далси и мысленно отметила, что следует заменить Миллисент как можно скорее.

Вытащив булавки из шляпки, украшенной лентами и перьями, она бросила ее на прекрасную кровать с пологом на витых столбиках из слоновой кости и муслиновой драпировкой. Как и все в этой светлой, просторной комнате, кровать соответствовала последней моде, а в моде был индийский стиль. Стены были оклеены обоями ручной росписи с изобилием пагод, стилизованных хризантем и птиц в ярком оперении; эти же мотивы повторялись на портьерах, висящих на высоких, узких окнах. Стулья и ночной столик, сделанные из красного дерева, инкрустированного самшитом, были обязаны своим совершенством мастеру-краснодеревщику Чеппельуайту.

Эта атмосфера тепла, дружеского спокойствия и безопасности немного утешила Беренис, когда она, сняв перчатки, протянула тонкие изящные пальцы к огню, горящему в камине, выложенном из розового мрамора. Она подошла к окну, оглядывая заботливо ухоженный сад позади особняка, но снова заволновалась, тяжело вздохнув и нервно перебирая пальцы в ожидании приглашения к отцу. Миллисент подошла, чтобы помочь ей снять мантилью.

Под ней на Беренис было темно-зеленое платье модного фасона с длинными рукавами, застегнутыми на запястьях на крошечные пуговицы, с высокой талией и мягкими складками юбки, с декольте, украшенным изысканным кружевом цвета слоновой кости, прекрасно гармонирующим с ее сияющими темными волосами.

Накинув кашемировую шаль на плечи хозяйки, служанка опустилась на колени, чтобы снять ботинки на пуговицах и заменить их черными кожаными туфлями на низких каблуках.

Беренис критически оглядела себя в висящее над туалетным столиком зеркало и добавила немного бледно-розовой пудры на щеки. Она не осмелилась накрасить губы, поэтому покусала их, чтобы сделать немного ярче их естественный розовый цвет и даже слегка удивилась, что они не выглядят разбитыми и распухшими после поцелуя незнакомца. Она вздрогнула, злясь на себя за эту повышенную чувствительность, и все же ничто – даже неприятные мысли! – не могло заставить Беренис выбросить из головы этого человека. Казалось, его лицо и фигура навсегда отпечатались в ее памяти. С легким стоном поражения она стала размышлять об их короткой встрече. Трепет страха и чего-то еще, пока не узнанного, прошел по ее жилам, когда она воскресила в памяти его высокую фигуру, широкие плечи, небрежную элегантность одежды, ауру мужской страсти, которую она так явно ощущала, когда он держал ее в своих руках. С томлением глядя в окно, она отчаянно пыталась привести в порядок смятенные чувства и отсрочить тот зловещий миг, когда ей придется предстать перед маркизом. Она задержала взгляд на террасе, заставляя себя сосредоточиться на зеленых лужайках между рядами подстриженных тисовых деревьев, на декоративном пруду с небольшим фонтаном. Здесь, как и в Стреттон Корте, все было устроено в соответствии со вкусами маркиза и его любовью к архитектуре барокко. Здесь были лабиринты и – солнечные часы, даже бутафорский храм, под которым находился грот, где они с Перегрином договорились встретиться сегодня ночью. Она беспокойно поежилась, вспоминая его нежные, настойчивые ухаживания, в то время как Миллисент последний раз брызнула на нее духами и подала веер и сумочку. Затем служанка открыла дверь, отступая назад, и Беренис выскользнула из комнаты.

На пути к гостиной она почти не ощущала повсеместного присутствия лакеев в красивых черных с золотом ливреях. Они были постоянным фоном ее жизни, и она принимала их как нечто само собой разумеющееся. Молчаливые, незаметные, они облегчали жизненную стезю своих благородных хозяев, выполняя скромную, но необходимую домашнюю работу.

Когда она подошла к холлу, один из лакеев важно ей поклонился, говоря:

– Его милость желают видеть вас в библиотеке, миледи.

Все внутри у нее похолодело, но она слегка кивнула и изменила направление, храбро пытаясь убедить себя, что это не более чем естественное родительское желание увидеть свою дочь после долгого отсутствия. Она на мгновение задержалась у двери, затем постучала с уверенностью, которой отнюдь не чувствовала. Отрывистый ответ маркиза позволил ей войти.

Лорд Герберт Росситер, десятый маркиз рода Стреттонов, выглядел внушительно. Он стоял перед богато отделанным мраморным камином, повернувшись лицом к двери, и окинул Беренис изучающим взглядом, когда она переступила порог библиотеки. Как обычно, он был одет в черный бархат с простыми серебряными украшениями, резко контрастирующий с белоснежной рубашкой. В его одежде не было ничего показного, но каждая деталь свидетельствовала о совершенном покрое и безупречном вкусе. Черные шелковые рейтузы и лакированные башмаки с блестящими металлическими бляшками завершали этот наряд. Голову маркиза венчал серебристо-серый парик в старомодном стиле, с косичкой, схваченной лентой.

Суровый, аскетичный и надменный, маркиз всегда вставал рано и если не работал со счетами или не ездил верхом, то непременно находился в своей любимой библиотеке. Он не одобрял игорной лихорадки, которая в то время охватила знать, и никогда не появлялся за игорными столами или на скачках, считая такие занятия в равной степени вульгарной и безнравственной тратой времени и денег. Он требовал соответствующего поведения от прислуги и своих детей.

Беренис трусила, но держала голову высоко, приседая перед ним в реверансе:

– Добрый день, папа! Надеюсь, путешествие не слишком вас утомило.

В действительности ей хотелось, чтобы он был так изнурен, что не выходил бы из своей комнаты несколько дней, и, таким образом, не услышал бы историй о ее подвигах.

Взгляд Беренис блуждал по библиотеке, и девушка проклинала свою все ту же повышенную чувствительность, которая заставляла ее слишком хорошо осознавать, что в самом воздухе было разлито нечто, предвещавшее дурное. Комната была скромных размеров, стены почти полностью скрыты полками, на которых размещались объемистые тома в кожаных переплетах. Над каминной полкой в позолоченной раме висел портрет предыдущего маркиза – чопорного пожилого джентльмена, щеголявшего накрахмаленными брыжами в елизаветинском стиле, а чертами лица напоминавшего ее отца – тот же аристократический нос и холодные глаза, которые, казалось, вонзились в нее желчным взглядом.