«Виктория»

Килярчик уже вскочил в клеть и сделал знак машинисту. Прозвучал сигнал, и клеть с шумом полетела вниз, на пятый горизонт.

В клети Килярчик взял себя в руки, успокоился. И когда вышел из нее на шахтном дворе, то даже удивился: от его недавнего замешательства не осталось и следа – ведь, по сути дела, ничего особенного не произошло. Просто в камере работают три насоса. На шахтном дворе уже толпятся люди. Они поднимаются с седьмого горизонта по слепому стволу, преодолевают несколько десятков метров по главному штреку, попадают в квершлаг и не спеша проходят десятка полтора метров, отделяющие их от подъемника. Шахтеры разговаривают, перебрасываются шутками, подтрунивают друг над другом. Значит, не знают, что вода прорвалась. Это хорошо.

Килярчик проследил за тем, как наверх поднялась вся бригада. Он не подгонял людей, не хотел вызывать подозрения, что в шахте происходит что-то неладное. Когда кто-то спросил его, почему они покидают шахту раньше положенного времени, он ответил, что приехала очередная комиссия и требует, чтобы бригада поднялась на поверхность.

– А может, вода? – недоверчиво спросил какой-то чумазый шахтер.

– Какая там вода! Нет никакой воды! – проговорил Килярчик, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно и даже безразлично.

Действительно, никакой воды нет. Правда, в зумпфе, под клетями, она шумит, как в дьявольской мельнице, но она всегда так шумит. Особенно когда долго идет дождь.

– Льет еще наверху? – спросил другой шахтер.

– Как из ведра. Зонтики захватили? – пошутил Килярчик.

Время от времени инженер входил в насосную камеру и поглядывал на насосы и водомер. Насосы работали исправно, однако стрелка водомера постепенно поднималась.

– Ну что, пускать четвертый насос? – спросил машинист с рыбьими глазами. После прихода Килярчика он успокоился.

– Еще есть время… Подождем! Я иду на шахтный двор. Если что случится, бегите за мной…

Подъем всей бригады занял полчаса. Только наверху шахтеры узнали, что прорвалась вода и они благополучно избежали опасности. Последними поднимались два штейгера. Килярчик подошел к клети, готовой взлететь наверх.

– Поздравляю, – сказал он. – Бы отлично справились с этим делом!

– Пришлось пойти на обман, чтобы не напугать людей. Но все обошлось, правда?

– Обошлось. Все поднялись?

– Все! Я сам проверял на шахтном дворе седьмого горизонта.

– Ну, так щенсць боже!

– Шенсць боже, пан инженер! – ответили штейгеры и дали сигнал к отправлению.

Килярчик неожиданно вспомнил про Олеся Клуско. Ведь парень остался в квершлаге. Не шляется ли он до сих пор где-нибудь там, черт его дери. Инженер позвонил контролеру, попросил проверить, на месте ли бирка и лампа Олеся Клуско. Ему ответил тонкий девичий голос, что все на месте и что Клуско поднялся наверх с первой же клетью.

Значит, все в порядке. В шахте теперь остались только двое: машинист и он, Килярчик.

Инженер вошел в насосную камеру, взглянул на водомер. Вода продолжала подниматься.

– Пускаем четвертый насос! – приказал он.

Машинист включил контакт – заработал четвертый насос. Вначале он издавал низкий, басовитый звук, потом тон его начал повышаться, переходя постепенно в серебристое, звенящее пение. Тонкое гудение четырех насосов сливалось в своеобразный скрипичный квартет – монотонный и усыпляющий. Если бы не сознание, что сейчас начинается единоборство с водой, можно было бы сесть на лавку и спокойно вздремнуть.

Час проходил за часом. Машинист и Килярчик стояли возле насосов и напряженно вслушивались в их работу. Время от времени они взглядывали на водомер. Чертова стрелка и не думала опускаться. Даже, напротив, показывала, что вода медленно, но прибывает.

– Обороты полные? – спросил Килярчик.

– Нет…

– Пустить на полные обороты!

– Все четыре?

– Все четыре!

– Пан инженер, боюсь, как бы…

– Делайте, как вам велено!

Машинист пожал плечами и передвинул все четыре контакта. Гудение насосов стало напряженным; переходя на самые высокие ноты по невидимой параболической кривой, оно сделалось похожим на тоненькое вибрирующее комариное пение, – чувствовалось, что насосы работают как бы через силу. Килярчик не спускал глаз со стрелки водомера. Она застыла на одной цифре. Под низким темным сводом камеры переливается печальный плач насосов. Килярчик положил ладонь на блестящий лакированный кожух двигателя и почувствовал, как напряженно он дрожит. Вода шумела в толстых трубах, которые причудливо переплетались на стенах и сводах камеры. Отсюда трубы выходили в квершлаг, тянулись к стволу и уже там по скользкой бетонированной стене взбирались на поверхность.

Время от времени пронзительно звонил телефон и кто-нибудь сверху требовал, чтобы Килярчик доложил обстановку. Что там внизу? Насосы работают? Вода прибывает или убывает? Вначале Килярчик отвечал обстоятельно, не спрашивая, кто с ним разговаривает. В конце концов это ему надоело.

– Послушайте, оставьте меня в покое. Если нужна будет ваша помощь, я сам позвоню!.. Все!..

Телефон смолк, только камера продолжала стонать от вибрирующих звуков. Вибрация была едва заметной, но пронизывала все тело. Килярчику казалось, будто он ощущает ее кончиками пальцев, как едва уловимые покалывания. Он сел на лавку, принялся размышлять, каковы шансы на победу. Стрелка водомера едва заметно опускается. Значит, насосы «проглатывают» воду. Однако уровень ее снижается очень незначительно. Долго ли вода будет идти из промоины в «заколдованном» квершлаге? Вот вопрос. Инженер предполагал, что вода прорвалась из старых выработок шахты «Готтессеген». Больше ей взяться неоткуда. В Валбжихе и окрестностях нет ни рек, ни ручейков. Иными словами, со временем подземный водоем должен иссякнуть. Дело сводится лишь к одному: сколько в нем воды? Долго ли будет она заливать «Викторию»? Если насосы подведут, седьмому горизонту грозит затопление. А возможно, и пятому. А может, и всей шахте? Вода может заполнить все выработки, галереи, штреки, и тогда «Виктория» будет обречена на долгое бездействие и работы по ее осушению обойдутся дорого. Килярчик понимал, что спасение шахты зависит от него одного. Не исключено также – в его мозгу возникла робкая инженерная гипотеза, – что выработки «Готтессеген», после того как из них уйдет вода, обрушатся. То, что они обрушатся, не вызывает сомнения, размышлял инженер. Вот если бы они обрушились так, что перекрыли бы приток воды, тогда проблема решилась бы сама собой. Но кто знает, что там сейчас творится?

Килярчик решил выйти и взглянуть, что происходит в квершлаге. Однако выйти он уже не успел: в камеру внезапно ворвался приглушенный, но с каждой секундой усиливавшийся гул, постепенно переходивший в грохот. Инженер выглянул из камеры и остолбенел. У его ног вдоль квершлага стремительно несся черный поток – в слепой ярости вода дыбилась, кидалась, пенилась, тащила стойки, доски, била ими в стены, переворачивала их и снова тащила с оглушительным ревом…

Килярчик понял: либо водоотводный штрек оказался слишком тесным, либо он забит камнями, деревянными стойками и всяким мусором. Поэтому вода и прорвалась в квершлаг. Инженер ступил в воду, и она схватила его за ноги, пытаясь свалить и увлечь за собой. В последнее мгновение инженер успел уцепиться за стойку, но упущенная им лампа унеслась прочь в стремительном потоке. С трудом передвигая йоги, Килярчик вернулся в камеру. Пол в ней был выше уровня почвы в квершлаге. Инженер стоял на пороге камеры и слушал. В это странное мгновение ему вдруг стало понятно, почему шахтеры так панически боятся воды. Оглушительный рев разъяренной воды, непроглядная темнота, низкие давящие своды, слепая, страшная стихия, охваченная жаждой уничтожения, шум, грохот, вой, хаос – все это обрушилось на инженера и начало крушить его волю. Килярчика охватил страх – бессмысленный, бесконечно глупый страх.

Он судорожно вцепился во фрамугу и почувствовал, что дрожит, и волосы под шахтерским шлемом встают дыбом, сердце замирает, глаза вылезают из орбит. Еще секунда – и он прыгнет в воду и бросится к клети. Только бы спастись!..