Страница 11 из 18
— Едкий хлор на животном пигменте, вероятно, цинковая мазь в качестве временной меры — жирным слоем…
И вот поздно вечером в тюрьму к Доктору проник Принц Бампо и так обратился к нему:
— Здравствуй, Белый Человек, перед тобой ужасно несчастливый принц. Много лет назад отправился я на поиски Спящей Красавицы, о которой прочитал в книге. Долго путешествовал я по свету и наконец нашел мою прекрасную леди, и поцеловал ее очень нежно, чтобы разбудить, — ибо так было указано в книге. Она и вправду проснулась, но, разглядев мое лицо, закричала: «Ах, он черный!» И убежала прочь, и не вышла за меня замуж, и, наверно, снова улеглась спать где-нибудь неподалеку. Убитый горем, воротился я в родное королевство. И вот сегодня случайно узнал о тебе, удивительном чудодее, и твоих могущественных зельях. Я прошу у тебя помощи. Если я стану белокожим и смогу вернуться к Спящей Красавице, то подарю тебе полкоролевства и в придачу — все, что пожелаешь.
— Принц, — произнес Джон Дулитл, задумчиво рассматривая пузырьки с лекарствами, — предположим, я наколдую тебе замечательные белокурые волосы — это не сделает тебя счастливым?
— Нет, — ответил Бампо. — Ничто другое не удовлетворит меня. Я должен стать Белым Принцем.
— Видишь ли, дружок, — упорствовал Доктор, — работа по окраске принцев — одна из труднейших в волшебном деле. Впрочем, тебе ведь достаточно лица, верно?
— Вполне, — кивнул Бампо. — Потому что тогда я буду носить, как и все белые принцы, сверкающую броню и стальные рукавицы и скакать на коне.
— Но лицо должно быть целиком белое? — спросил Доктор.
— Да, целиком, — твердо сказал Бампо. — И, конечно, мне хотелось бы иметь голубые глаза, но, видимо, это слишком сложно.
— Еще бы! — быстро согласился Доктор. — Ну что ж, посмотрим, на что я гожусь. Только запасись терпением — с некоторыми снадобьями, знаешь, иногда случаются неожиданности. Вероятно, будем пробовать дважды, а то и трижды. Надеюсь, у тебя прочная кожа. Подойди-ка поближе к свету. Ох, чуть не забыл: сначала тебе придется сходить на берег и приготовить судно со всеми припасами — оно понадобится мне, чтобы пересечь море. И никому ни слова, вот что важно. И когда я закончу колдовство, ты выпустишь нас из тюрьмы. Поклянись короной Джоллиджинкии!
Бампо поклялся и убежал на побережье искать корабль. Вернувшись, он объявил, что все готово, и Доктор попросил у Даб-Даб тазик, смешал в нем разные лекарства и велел Принцу окунуть туда лицо.
Принц послушно наклонился, погрузил лицо по самые уши в загадочную жидкость и долго не шевелился.
Джон Дулитл начал беспокоиться, потом он всерьез разволновался. Он переминался с ноги на ногу и с тревогой глядел на пошедшие в дело бутылочки, в двадцатый раз перечитывая надписи на ярлыках. Сильный, резкий запах наполнил тюрьму — словно горела оберточная бумага.
Наконец Принц поднял голову над тазом и перевел дыхание. У всех вырвался вопль изумления. Лицо Принца стало снежно-белым, и даже глаза его, прежде темные, как глина, приобрели мужественный серый цвет. Доктор подал ему зеркальце, и, увидев свое отражение, Бампо запел радостную песню и пустился в пляс. Но Доктор попросил его не шуметь, второпях собрал чемодан и направился к двери.
Напрасно Бампо молил оставить ему зеркало, единственное в Джоллиджинкии, — Джон Дулитл был неумолим. Объяснив, что вещица необходима ему самому, потому что без нее невозможно бриться, Доктор засунул зеркало в карман. Бампо смирился и, достав связку медных ключей, отпер огромный двойной замок.
Доктор и его звери со всех ног помчались к морю, а Принц, прислонившись к тюремной стене, блаженно улыбался им вслед, и его широкое лицо сияло в свете луны, как полированная слоновая кость.
Примостившись на прибрежных валунах поблизости от корабля, Полинезия и Чи-Чи дожидались Доктора.
— До чего неудобно получилось, — виновато сказал он. — Боюсь, мое лекарство весьма недолговечно. Скорее всего, бедняга Бампо почернеет уже к утру, вот, собственно, почему мне пришлось забрать у него зеркало. А вот потом, может быть, он снова станет белым. Именно может быть — ведь я никогда прежде не пользовался этой смесью. Честно говоря, я и сам удивлен — потрясающий результат, просто в голове не укладывается. Ну да что там — все равно надо было действовать. Не мог же я по гроб жизни скрести королевскую кухню — там жуткая грязь, я разглядел из тюремного окошка. Ох, несчастный Бампо!
— Разумеется, он сообразит, что за шутку с ним сыграли, — улыбнулась Полинезия.
— Они не имели права нас запирать! — Даб-Даб раздраженно распушила хвост. — Мы им никакого зла не причинили. И поделом ему, если он почернеет. Чем чернее, тем лучше.
— Но ведь он-то тут ни при чем, — попытался урезонить ее Дулитл. — Это его отец запер нас. Бампо совсем не виноват. Неспокойно у меня на душе, хоть возвращайся и проси у него прощения… Ну да ладно, доберусь до Падлби, пошлю ему леденцов. Будем надеяться, в конце концов он все-таки станет белокожим.
— Спящая Красавица все равно его не полюбит, нечего и рассчитывать! — не сдавалась утка. Он стал еще хуже. Хотя вряд ли — уродство это уродство, от цвета не зависит. Вот так.
— Ну-ну, успокойся, — Доктор выглядел расстроенным. — Зато у мальчика доброе сердце. Он, конечно, романтик, но очень славный. И вообще, как говорится, — «с лица воду не пить»…
— А я не верю, что бедный дурачок нашел и поцеловал Спящую Красавицу, — заявил Джип. — Наверняка, это жирная фермерша прилегла всхрапнуть под яблонькой. Представляю, как она испугалась! Интересно, кого он на этот раз осчастливит. Б-р-р, глупое до чего занятие — целоваться…
И вот тяни-толкай, белая мышь, Габ-Габ, Джип и филин Гу-Гу вместе с Доктором поднялись на корабль. А Чи-Чи, Полинезия и крокодил остались на берегу, потому что Африка, страна, где они родились, была их настоящим домом.
Доктор подошел к борту и посмотрел вдаль. Он вспомнил, что не знает обратной дороги, и спросить тоже не у кого. Море, печально блестящее в лунном свете, казалось особенно большим. Доктор подумал, что они, скорее всего, собьются с пути, стоит лишь потерять из виду берег.
И в эту самую минуту из мертвой тишины ночи родился странный звук, похожий на чей-то невидимый шепот в высоком небе. Звери прислушались.
Звук нарастал и, казалось, приближался. Он напоминал не то свист осеннего ветра в засохшей тополиной листве, не то сильный дождь, барабанящий по крыше.
И Джип, подрагивая чутким носом и вытянув хвост в струнку, победно объявил:
— Птицы, миллионы птиц, летят очень быстро — вот что это такое!
Тогда все посмотрели вверх.
Тысячи и тысячи птиц проносились поперек желтого диска луны, словно полчища крохотных муравьев. Воздух уже заполнился ими, а они все летели и летели, бесчисленные, молчаливые, и на мгновение заслонили луну. Море грозно потемнело, как будто наползла штормовая туча.
И вот птицы спустились ниже, заскользили над самой водой, над пустынным берегом, и в ночном небе ярко засверкала освобожденная луна. Они по-прежнему хранили молчание — ни щебета, ни вскрика, ни песни — только мощно, оглушительно шелестели крылья.
Вдруг они начали садиться — на прибрежный песок, на корабельные снасти — повсюду, где находилось место. Только деревьев они избегали. И Доктор разглядел их синие крылья, белые грудки и короткие пушистые лапки. Скоро все расселись, и неожиданно наступила тишина.
Освещенный спокойным лунным светом, Джон Дулитл заговорил:
— Кто бы мог подумать, что прошло столько времени! Хорошо, если мы попадем домой хотя бы к лету. Ведь это ласточки возвращаются. Милые, заботливые ласточки, большое вам спасибо, что решили подождать нас. Теперь-то уж мы не заблудимся, бояться нечего. Поднять якорь, поставить паруса!
И корабль отчалил от африканского берега, на котором остались Чи-Чи, Полинезия и крокодил. Никогда никого не любили они так сильно, как Доктора Дулитла из Падлби-на-болоте, и теперь расставались с ним навсегда.