Страница 27 из 47
На кровавой беотийской равнине наступила странная, наполненная дыханием смерти тишина.
Павсаний, еще не совсем веря своей победе, стоял над телом Мардония.
– Вот человек, который хотел поработить Элладу, – сказал он, – и вот он лежит, сраженный, на эллинской земле…
К Павсанию подошел знатный эгинец Лампон, сын Пифея.
– Сын Клеомброта! – сказал он Павсанию. – Ты совершил подвиг небывалый, столь велик он и славен. Теперь тебе остается довершить остальное. Ведь Мардоний и Ксеркс велели отрубить голову павшему при Фермопилах Леониду и пригвоздить его тело к столбу. Если ныне ты воздашь тем же Мардонию, ты отомстишь за Леонида!
Но Павсаний отрицательно покачал головой.
– Эгинский друг мой, – ответил он, – я ценю твою благосклонность ко мне. Однако ты ошибся, дав свой совет. Так поступать приличествует варварам, но не эллинам. Что же до Леонида, отомстить за которого ты призываешь, то мне думается, он вполне отомщен. Он сам, вместе со всеми павшими при Фермопилах, почтен бесчисленным множеством убитых здесь врагов. А ты, Лампон, впредь не являйся ко мне с подобными предложениями и будь благодарен, что на сей раз это тебе сошло благополучно!
В то время Павсаний еще был высок душой и без коварства предан своей родине.
СНОВА ДОМА
Скрипят колеса, покачивается повозка. Архиппа покачивается вместе с повозкой, прижимая к себе маленького сына. Взрослые сыновья едут верхом впереди, ей слышен глухой стук копыт по мягкой пыли дороги. Дочери, закутавшись в покрывала, сидят тесно друг к другу за ее спиной. Она чувствует их сонное тепло, они устали, спят.
Архиппа тоже устала. Устала ночевать в чужих домах, устала от тяжелого опасения за жизнь своей семьи, своего мужа… Устала от слез по родному городу, пожарище которого так долго окрашивало тучи в багровый цвет…
Вот бы уже и радоваться: персов прогнали, прогнали проклятого врага, бросившегося на них из-за моря. Прогнали с большим позором! После морской битвы при Саламине была битва сухопутных войск у города Платеи, где эллины снова разбили персов. Была битва и у мыса Микале, где эллины еще раз разбили персов и сожгли их флот… Победа, полная победа!
Но где взять силы, чтобы радоваться освобождению? Сердце устало, нервы устали.
И еще одно тихонько подтачивало душу. Главное командование отдано Павсанию. Афинское войско под Платею повел Аристид. В битве при Микале командовал Левтихид. А Фемистоклу не дали никакой стратегии. Оказывается, Фемистокл, хоть он и архонт афинский, воевать не умеет. Оказывается, не ему обязаны успехом в битве при Саламине и не он заставил афинян построить корабли, которые спасли Афины… Вот так!
А ведь все ясно. Спарта все еще командует Элладой, Спарта влияет на распределение стратегий даже и в Афинах. И Спарта не может простить Фемистоклу обмана, когда вопреки их желанию он все-таки построил афинскую стену. Спартанские цари и эфоры поняли, что Фемистокл не будет плясать под их флейты, потому что он хочет возвысить Афины и освободить их от всякой зависимости, а особенно от спартанской. А вот Аристид будет. Он любит Спарту. И Кимон, которого Аристид теперь всюду продвигает, тоже любит Спарту. Их поддерживают богачи рабовладельцы, поддерживает аристократия, сильная, жадная и жестокая. Что же будет с Фемистокл ом, кто в Афинах поймет его, кто поможет ему защищать их свободу, их афинскую демократию? Что будет с Фемистоклом, если богачи и аристократы захватят власть?
Фемистокл умчался к Афинам на колеснице. Может быть, не все сгорело в городе. Может, на счастье, их дом уцелел и, как прежде, на воротах у них висит замок… Ох, хоть бы крыша была над головой, своя крыша!
Однако когда повозка, следуя за повозками и вьючными животными, идущими впереди, покатилась по афинским улицам, Архиппа поняла, что надежды ее напрасны. Города не было, были обгоревшие, черные обломки стен, разрушенные очаги, обуглившиеся стволы деревьев, не так давно осенявших прохладой и тенью жаркие улицы… Копыта лошадей мягко ступали по серому пеплу пожарища. И над черными развалинами города такое же черное, разрушенное, разоренное святилище – Акрополь…
Афиняне разъезжались и расходились по своим улицам, по своим домам, которые перестали быть домами. С печальным сердцем подъехала Архиппа и к тем развалинам, которые так недавно были ее домом. Черепичная крыша провалилась внутрь здания, стояла только одна задымленная стена. Двери лежали на земле, но на них по-прежнему висел замок. Это развеселило Архиппу.
– Дети, смотрите, наш дом стоит на запоре!
Мальчик прыгал по лежащим дверям и звонко смеялся. Но старшие дети, дочери и сыновья, молча смотрели на свой разрушенный дом.
– Мама, где же мы будем жить?
Снова тот же вопрос: где жить?
Фемистокл вместе с Сикинном и слугами расчищали пожарище. Увидев, в каком смущении стоят его дети, он засмеялся:
– Вот как! Вернулись домой, в свой родной город, и горюют! Беритесь-ка за работу. Как это – нет у нас дома? Видите, одна стена стоит. Пристроим еще три, вот и будет у нас дом. А пока поживем в палатках. Как на войне.
И сразу все ожили. Фемистокл был так счастлив, семья его не погибла, и город его не погиб, и снова они на родной земле, что его настроение передалось всем. Сыновья тотчас бросились помогать ему, Архиппа принялась налаживать очаг, на котором можно сварить обед, дочери стали развязывать узлы, встряхивать и проветривать одеяла, покрывала, плащи…
Архиппа, велев служанке смотреть за очагом, вышла оглядеться. Отсюда, с их гористой улицы района Мелиты, ей было далеко видно. Афины снова шумели, народ копошился на своих участках. Среди пожарищ и развалин домов снова повсюду слышались голоса – где-то пели, где-то смеялись или громко переговаривались. А кто-то плакал в голос и упрекал богов: война не проходит без горя и без тяжелых утрат…
– О Афина! – вздохнула Архиппа. – Защити нас, защити наших детей!.. И не покидай больше своего города!
Архиппа была убеждена, что богиня вернулась в афинский Акрополь, ведь и она на чужбине не имеет ни силы, ни власти, чтобы помочь своему народу.
Город восставал из пепла. С каждым днем все приходило в порядок, поднимались дома, расчищались улицы, начинали журчать и плескаться фонтаны на площади и во дворах. Вскоре в Керамике задымились печи горшечников, там и сям вставали расписные портики. И мало-помалу устраивались храмы Акрополя. Но это было труднее – у афинян еще не было ни денег, ни сил.
Фемистокл был в плену государственных забот и планов. Восстановить стену вокруг Афин. Оградить стеной Пирей и перевести сюда из Фалер стоянку флота – здесь, в Пирее, три удобные гавани…
За Пирей ему много пришлось бороться. Он убеждал афинян, убеждал архонтов, как Афинам нужен и выгоден Пирей. И главным его противником, как всегда, был Аристид. Это была борьба двух партий – демократии, к которой принадлежал Фемистокл, и аристократии, к которой принадлежал Аристид. Землевладельцы во главе с Аристидом по-прежнему стояли на том, что не годится уводить афинян к морю.
– Фемистокл хочет, чтобы наш город был приспособлен к морю, – говорили сторонники аристократии, – но это неправильно. Вспомните спор нашей богини Афины с Посейдоном. Афина принесла народу оливу – и победила. Она хотела, чтобы афиняне занимались земледелием. Зачем же отрывать нас от земли и бросать на море вопреки ее воле?
– Не так толкуете этот спор, – возражали сторонники демократии и Фемистокла. – Посейдон – конник, покровитель коневодства, а значит – аристократии. А богиня Афина – богиня крестьян и ремесленников, она встала на сторону простого народа. Так и власть в Афинах должна принадлежать простому народу, демосу. И не только крестьянам и ремесленникам, но и матросам, келевстам – начальникам гребцов, рулевым. И как победила Афина Посейдона, так победит теперь аристократию демос!
Фемистокл добился-таки, чтобы стена у Пирея была построена. Руководить постройкой стены поручили ему и Аристиду. И, как всегда, бранясь и ни в чем не соглашаясь между собой, они вместе строили стену.