Страница 21 из 47
– Царь выслушал меня очень внимательно, – рассказывал Фемистоклу перс, – и он испугался! Он испугался, что мосты будут разрушены. Теперь он сразу побежит из Эллады.
Фемистокл кивнул головой:
– Это хорошо.
Вскоре стало известно, что персидская армия тронулась в обратный путь к Геллеспонту. Царь спешил, страх подгонял его, страх, что не успеет перейти по мосту, страх, что эллины нападут на него в дороге и задержат здесь. Мардоний взял у царя самых лучших персидских воинов и остался с ними в Фессалии, чтобы снова завоевывать Элладу. За царем же следовали остатки его армии, воины шли кое-как, вразброд, измученные, павшие духом. Шли, разделившись на племена, так же, как ходили в сражение. Только никто уже не заботился о том, чтобы держать строй и сохранять воинскую выправку. Одежды их износились, выцвели, пропитались пылью, украшения растерялись в боях…
И чем дальше двигалось войско, тем бедственней становился путь. Персы шли по разграбленной, опустошенной стране, которую сами же разграбили и опустошили. Они набрасывались на все съестное, что находили в городах и селах; дочиста выгребали запасы – хлеб, оливки… Убивали скот.
Жители бежали от них, унося все, что могли унести. В армии начался голод. Персы ели траву, лишь бы что-то взять в рот, жевали кору с деревьев, древесные листья… И падали в дороге от истощения.
Но Ксеркс, мрачный и раздраженный, требовал только одного – погонять коней. Колесница его, почти не останавливаясь по целым дням, грохотала на неровных, каменистых дорогах. Он так спешил, что даже на ночь не снимал туго застегнутого пояса.
– Скорей! Скорей к Геллеспонту и за Геллеспонт!
И военачальники, торопя войско, погоняли воинов бичами.
Вскоре измученную, голодную персидскую армию настигло еще более страшное бедствие – появилась чума. Царь с ужасом отмахивался от черных вестей. Он мчался еще быстрее, спеша достигнуть Геллеспонта. Его колесница грохотала по дорогам не только днем, но и ночью. Царь стремительно убегал, теряя войско на всем протяжении пути.
Ворвавшись в Пеонию, царь потребовал священную колесницу, которую он оставил здесь, когда входил в Элладу.
– У нас нет твоей колесницы! – ответили ему пеонийцы. – Ее украли фракийцы, что живут у Стримона!
Царь скрипнул зубами. До чего дошло! У него, у властителя половины вселенной, воруют драгоценную колесницу и не боятся сообщать ему об этом! Нет, скорее к Геллеспонту и за Геллеспонт!
На сорок пятый день Ксеркс наконец увидел синюю воду пролива. Из последних сил мчались его лошади к переправе к мосту, к спасению…
Но, разогнавшись, остановились на берегу. Мостов не было, лишь обрывки веревок висели над водой.
– Как! Эллины успели разрушить мосты?
– Нет, царь, – ответили ему персидские моряки, которые раньше его прибыли на Геллеспонт, – мосты разметала буря.
– Опять! Тогда – на корабли! Немедленно!
Ксеркс вошел в город Абдеры, фракийский город, стоявший на берегу. Жители Абдер встретили его как своего властителя. И только здесь, почувствовав себя в безопасности, царь впервые за все сорок пять дней пути свободно вздохнул и снял с себя пояс.
В Абдерах с войском случилась другая беда. Наголодавшиеся воины набрасывались на еду и теперь умирали от избытка пищи. Но царя это не трогало – он уже в безопасности! Правители Абдер были щедры, почтительны, красноречивы в изъявлении дружбы. Здесь Ксеркс снова ощутил себя владыкой, сжатая страхом душа его воспрянула.
В память своего пребывания и в знак дружбы царь подарил правителям города золотой акинак и свою расшитую золотом тиару. И, взойдя на корабль, переправился на азиатскую сторону, в Абидос. Отсюда лежала прямая царская дорога в Сарды.
Царь был счастлив. Поход в Элладу был страшным сном. Слава богам, этот сон кончился.
«Пусть он там порабощает кого хочет, – злорадно думал Ксеркс, вспоминая о Мардонии, – мне же таких строптивых рабов и вовсе не надо. Мало ли мне забот со своими мятежниками? Скорей в Сарды!»
НАГРАДЫ
На Истме, недалеко от богатого торгового города Коринфа, в сосновом лесу, стояло святилище Посейдона Истмийского. Здесь коринфяне справляли в честь лазурнокудрявого бога священные Истмийские игры, привлекавшие толпы народа. Здесь, у алтаря Посейдона, в душистой тени сосен, собирались на Совет посланцы эллинских государств.
Нынче на Истм собрались военачальники кораблей славной Саламинской битвы делить награды. Фемистокл, заранее торжествуя победу, прибыл одним из первых. Взволнованный, не умеющий скрыть своего тщеславия – ему так и хотелось кричать всюду, что ведь это он спас Элладу! – Фемистокл прохаживался под священными соснами святилища, окруженный друзьями. Под жарким дыханием солнца на соснах плавилась янтарная смола. В промежутках меж медно-красных стволов светилось лазурью веселое море, с парусами рыбацких лодок и военных триер.
Триеры союзников подходили и останавливались в Лехее, в гавани, лежащей под городом.
– Богаты коринфяне, – говорил Фемистокл, – они держат ключи от Истма. Торговые пути сходятся здесь. Везут товары из Азии, везут с Запада… Большие деньги оседают в Коринфе. И как правильно они сделали, что построили эти длинные стены от гавани до города! Надо бы и нам в Афинах поставить такие стены.
– В Афинах! – горько усмехнулся Эпикрат. – А где наши Афины?
– Неужели ты, Эпикрат, думаешь, что мы не восстановим их? Как только я возьмусь за управление государством…
– А ты уверен, что тебе дадут управлять государством?..
– Эпикрат!.. – Широкие глаза Фемистокла вспыхнули возмущением. – Неужели ты можешь подумать, что после всего мною сделанного… После того, как я получу первую награду…
– Остановись, Фемистокл.
– Хорошо. Не будем обо мне. Я говорю об Афинах. Надо построить и нам длинные стены от города до гавани. Только не до Фалер, а до Пирея. А еще бы лучше вообще подвинуть Афины к Пирею, к морю!
– Это тебе не удастся, Фемистокл. И никому не удастся. Мы любим свои Афины. Какой же афинянин может себе представить город без нашего Акрополя? Уж и так говорят, что ты оторвал афинян от земли и посадил за весла.
Они шли вдвоем, незаметно отстав от веселой толпы военачальников, прибывших вместе с ними на кораблях.
– Вот и храм Посейдона дает им немалую прибыль, – продолжал Фемистокл, – теперь они стали устраивать Истмийские игры – опять-таки доход. Надо бы и нам…
– У нас – Панафинеи, – прервал его Эпикрат. – Не оскорбляй богиню, не придумывай праздников другому божеству. И вообще, Фемистокл, спустись с облаков. Наши семьи живут на чужой земле, и им некуда возвратиться, потому что мы еще не знаем, есть ли у нас крыша!
Фемистокл вздохнул. При воспоминании об Архиппе, о детях его душа сразу наполнилась нежностью и тоской и руки сами собой поднялись, чтобы принять их в объятия.
– Крыши будут, Эпикрат. Крыши будут. Вот только уладим все эти дела – и возьмемся отстраивать город. Думаю, что наше желание поднять Афины будет горячее, чем было желание персов разрушить их.
Наконец началось голосование – кому из военачальников надо дать награду. Жрецы принесли в жертву Посейдону черного быка. После этого военачальники получили плоские камешки, на которых надо было написать имя того, кого считаешь первым героем при Саламине. Чье имя будет названо чаще, чем другие, тот и получит первую награду.
И случилось то, чего Фемистокл не ожидал, не мог ожидать. Ему казалось, что он ослышался, что он оглох: первой награды не присудили никому!
Вторая награда – Фемистоклу!
– Вторая – Фемистоклу!
– Вторая – Фемистоклу!
Фемистокл стоял неподвижно с сердцем, полным изумления и обиды. Ему – вторая! Ему, спасителю Эллады! Как это могло случиться?
– Очень просто, – сказал Эпикрат, угадав его мысли. – Каждый военачальник к первой награде представляет себя! А умолчать о Фемистокле никак нельзя. Вот и получилось, что твое имя, Фемистокл, повторяется так часто, но вторым.