Дама слева

– Я и не думала делать такое банальное замечание. Я хотела сказать, что не понимаю, как он мог рассказать вам обо всём. Ведь мы лишь один раз выходили вместе.

– Он мне не рассказывал. Я его мать и знаю, чем живёт мой сын. И мне бы хотелось, чтобы вы знали, – миссис Гордон-Платт выпрямилась во весь свой рост, который составлял пять футов и десять дюймов, прежде чем продолжить, – вам очень повезёт, если вы получите моего мальчика… Но насколько повезёт ему, только время покажет.

Это прозвучало как пощёчина, и Элисон уже собиралась ответить, но её остановила высокомерно поднятая рука женщины.

– Я не желаю спорить с вами, дорогая; поэтому ухожу. Когда Пол вернётся, скажите ему, что я заходила и ушла в Корону.

Наблюдая за выплывающей из магазина женщиной, Элисон чувствовала, как остывает злость внутри неё. Она больше не кипела негодованием и возмущением, она была опустошена, полностью опустошена. Последние слова миссис Фриды Гордон-Платт стали тому причиной. Они означали, что она и Пол встречались… «Ушла в Корону»

Вошёл Нельсон и, глядя половую дорожку, ведущую к двери, заметил:

– Будут неприятности. Я чувствую их в воздухе. Как будто вернулись старые дни.

Около часа позвонила мисс Бек. Звук её голоса вызвал у Элисон острое чувство вины. Хотя сейчас она честно могла сказать, что не нашла чайницу, но продолжает искать и надеется на лучшее. Она понимала, что на другом конце провода мисс Бек плачет, и этих слёз могло бы не быть, если бы она рассказала, что по крайней мере половина её неприятностей уже позади, так как найден несессер.

Выходные превратились в сплошной кошмар. Казалось, они никогда не закончатся. Иногда Элисон думала, что происходящее просто нереально, а иногда, что это пример всей её будущей жизни.

Вторник был днём распродажи.

– Днём меня не будет, – сообщил ей Пол. – Я отметил вещи, которые бы мне хотелось получить. Обрати особенное внимание на французские часы с репетиром, а так же на письменный столик с четырьмя ящиками.

В ответ Элисон спросила:

– Ты уходишь на целый день?

– Да.

Мужчина вытянул шею и поправил галстук, глядясь в зеркало над камином. На мгновение он взглянул на её отражение, но потом опустил голову и тихо сказал:

– Ничего не планируй на завтра. Хорошо, Элисон? Я бы хотел, чтобы ты поехала вместе со мной в Истборн.

– В Истборн? – сердце девушки заколотилось.

– Да. Это по поводу несессера.

Пол медленно повернулся, и они молча посмотрели друг на друга, но через мгновение Элисон взорвалась.

– Ты ведь не продаёшь камни?

Мужчина закрыл глаза и, опустив голову, терпеливо ответил:

– Нет, не продаю. Я объясню тебе всё завтра.

Но новость не принесла Элисон облегчения, она почувствовала, как камень на душе стал ещё тяжелее, если такое было возможно. Было что-то подозрительное в поведении и голосе Пола, если не сказать больше.

Аукцион начинался в одиннадцать. Здесь не было ничего важного, поэтому присутствовали только местные дилеры, которые сидели вместе на задних рядах. Элисон заняла своё обычное место рядом с трибуной. Чтобы пройти к нему, ей пришлось миновать секцию мебели, вокруг которой собралась группа мужчин, среди которых был Билл Тэпли. Он разговаривал с другим перекупщиком, но когда девушка проходила мимо, быстро повернул голову в её сторону и улыбнулся. Едва она села, он подошёл к ней со словами:

– Здравствуйте, Элисон. Здесь свободно?

Не дождавшись ответа, Билл Тэпли втиснулся в свободное кресло рядом с девушкой.

– Заинтересовались чем-то? – он наклонился к ней.

– Ничего особенного, – ответила Элисон, не поворачивая головы. – Письменный стол и французские часы.

Среди дилеров было обычным делом обсуждать будущие приобретения, таким образом они старались не переходить друг другу дорогу и не задирать цену. Если кто-то ещё желал тот же лот, можно было договориться между собой, кто его купит. Ничего не было странного в том, что деньги переходили из одних рук в другие, а торговцы продавали друг другу только купленные на аукционе вещи. В то же время они могли сражаться за понравившийся лот, перебивая друг у друга цену на торгах. Но обычно они, как птицы, двигались в одном направлении. Поэтому Элисон так просто рассказала Биллу Тэпли, что хотела приобрести.

Часы пробили одиннадцать, и аукционист занял своё место на трибуне и, будучи в радостном расположении духа, начал:

– А теперь, господа, никаких колебаний, менжеваний, нерешительности и неуверенности в течение следующего часа или около того. Я здесь, чтобы получить ваши денежки, а вы пришли сюда, чтобы по доброй воле вручить мне их, поэтому без колебаний расставайтесь с ними… Лот номер один: круглое зеркало в позолоченной раме. Какова начальная цена? Десять шиллингов?… Десять, двенадцать, четырнадцать, шестнадцать…

И так продолжалось последующие полчаса. Письменный столик шёл под номером пятьдесят четыре. Элисон подняла цену до 18 фунтов, но он ушёл к частному покупателю за 22 фунта.

– Вот глупец! – пробормотал Билл Тэпли. – Такие как он используют его для того, чтобы проливать на него чай и капать жир.

Он рассмеялся над собственной шуткой и, покосившись на Элисон, заметил:

– Мне жаль, что вы не получили его. Хороший экземпляр. Тот парень вряд ли понимает, что приобрёл.

Французские часы были заявлены под номером восемьдесят четыре, но после номера семьдесят произошла заминка, и аукционист объявил:

– У нас новый лот, выставленный там на столе. Хорошие вещицы, очень хорошие. Давайте же, любители фарфора, предлагайте цену за севр… Да, – он мотнул головой по периметру комнаты, – два прелестных экземпляра севрского фарфора, не говоря уже о Долтоне и прекрасном образчике чайницы периода Регенства.

При этих словах Элисон прыгнула на край стула, а потом и вовсе вскочила на ноги. Она пробежала взглядом по рядам к длинному столу, обрамлявшем одну сторону трибуны. Помощник держал чайницу, украшенную прелестной мозаикой. Он поднял крышечку и снова закрыл, потом взял блюдца и по одному показал всей зале. Так как Элисон завороженно смотрела на них, пара людей покинули свои места и двинулись к столу. Девушка села, почувствовав, как слабеют ноги. Она облазила весь Истбурн, Брайтон, Бексхилл и Хастингс, и вот практически у собственного порога наткнулась на вещи, которые искала, и среди них чайница мисс Бек. Элисон всегда дрожала, когда была возбуждена.

– Милый лот, – тихо заметил Билл Тэпли. – Обычно подобное выставляется наверху для более искушенного круга. Думаю попытаться получить его.

Девушка быстро повернулась к нему и что-то в её лице заставило его сказать:

– Есть возражения?

Она молча мотнула головой. И надо же было такому случиться, что она сидела рядом с Биллом Тэпли, и он решил заполучить именно этот лот.

– И с какой суммы мне начать, джентльмены?

Когда наступила тишина, что обычно бывает, когда несколько человек заинтересовались одним и тем же лотом, аукционист довольно грубо произнёс:

– Ну же, шевелитесь, шевелитесь, что застыли. Не говорите мне, что этот лот никого не заинтересовал. Что мне предложат? А?… Спасибо, сэр. Один фунт, двадцать пять, тридцать, тридцать пять. Два фунта, два фунта пять.

Элисон вытянулась в напряжении. Она могла позволить им продолжать и когда они остановятся, начнёт она. Но и Билл Тэпли тоже начнёт. Она была готова кричать от досады.

– Пять фунтов десять, – аукционист окинул присутствующих проницательным взглядом. – Пять фунтов десять, дамы и господа. Кто-то приобретёт очень дешёвый лот. Просто подарок я бы сказал… Пять фунтов десять.

Элисон двинула карандашом, и аукционист объявил:

– Пять пятнадцать.

И пошло.

– Шесть фунтов, шесть фунтов пять, шесть фунтов десять, шесть фунтов пятнадцать, семь фунтов… семь фунтов.

Аукционист замолчал, что было в пользу Элисон, но тут в торг вступил ещё один покупатель с задних рядов.