Страница 4 из 7
Алексей поперхнулся шампанским и громко захохотал. Машка трясла его за плечи и сквозь смех повторяла: "До революции...до революции!"
Привлечённый весёлыми звуками подбежал бродячий пёс, недоумённо посмотрел на них, сел рядом и стал подвывать. Смеялись гирлянды на обоих мостах, смеялись снежинки, и только Сунжа продолжала своё: " Michele ma belle...Michele ma belle [4]...".
- Так ты пойдёшь?
- Конечно, пойду, дурачок.
Поцелуй получился замечательным, мир на минуту исчез, а потом возник вновь, и был он юн, прекрасен и полон надежд.
- Лёша, а ты загадал желание?
- Загадал.
- Какое?
- А разве можно говорить?
- Можно, теперь можно!
- Я загадал, чтоб мы с тобой вот точно так же, здесь же провожали старый год, и пили шампанское. Лет через десять. Нет, через двадцать. Точно, через двадцать - 31 декабря 1994 года. А потом пойдём встречать Новый, 1995-й год...
- Здорово! - мечтательно улыбнулась Маша и подняла лицо с заранее закрытыми глазами.
И снова губы нашли губы, и снова мир исчез в сладостной молнии.
Глядя на них, улыбнулись светящиеся окна Нефтяного института, им подмигнули разноцветные лампочки, бегущая реклама на "Чайке" со смущением предложила хранить деньги в сберегательной кассе, закружили хоровод снежинки, и даже Сунжа запела громче:
I love you.
I want you, I want you, I want you,
I think you know by now,
I'll get to you somehow,
Until I do I'm telling you so you'll understand.
Michele ma belle ... [5]
Они ничего не замечали.
Их было двое.
Резкий звук вспорол тишину квартиры. Руки застыли над клавиатурой, картинка ещё немного повисела, не желая уходить, и исчезла. Воронцов досадливо поморщился, оглянулся по сторонам. Тёмная комната освещалась только слабым светом монитора - за окнами было совсем темно. Однако! Сколько же это он просидел - часа три? В дверь снова зазвонили - ага, вот что это за звук. Подойти к двери Воронцов и не подумал - он никого не ждал, а сын обязательно бы предупредил по телефону. Небось, ошибся кто-нибудь. Не вовремя. Хотя.... Теперь Воронцов был уверен, что рассказ он допишет - большое и доброе сидело на плече и улетать не собиралось. А пока надо бы и поесть, заслужил.
Воронцов немного подумал, обозначил файл как "Грозный 1975" и отправил его в папку "Новое". В папке стало два файла, и такая картина смотрелась весьма многообещающе. Ничего, теперь всё станет как раньше, теперь он и старый рассказ обязательно допишет. Чувство всемогущества вернулось, Воронцов впервые за полгода улыбался, и даже исчезла изматывающая боль в суставах. Старый безымянный файл смотрелся одиноко, Воронцов нажал "переименовать", написал "Грозный 1995" и закрыл папку. Довольно потянулся, соединился с Сетью, прошёлся по сайтам. Теперь привычные нули не раздражали: Воронцов прямо-таки видел, как скоро они взорвутся двузначными, а может и трёхзначными числами. Совсем скоро.
Так будет... Let it be...
Воронцов сидел у окна, слушал потрескивание сковородки и улыбался. За окном по ярко освещенной улице проносились автомобили всевозможных марок, призывно сверкала реклама. Он это и видел, и не видел. Затмевая настоящее, вставал давно несуществующий город, кружился снег, сверкал гирляндами старый мост, тихо напевала Сунжа.
И из неизмеримой бездны времён смотрели на него любимые глаза.
В папке "Новое" старый файл отметил своё переименование. Будь у него разум, возможно, новое название ему бы понравилось. А может, и нет. Но файлы не имеют разума, а стало быть, и эмоций. Хотя....Каким-то образом файл заметил соседа. Ну, заметил и заметил - на то она и электроника, чтоб замечать. Но файл не просто заметил - он что-то почувствовал. В новичке бурлили такие эмоции, там была такая чистота и свет, что скрыть их не могла никакая форма. Даже электронная.
Остатки надежды, ещё не раздавленные беспросветностью, ужасом и кровью, двинулись из старого файла к свету. Байт за байтом, байт за байтом. Экран монитора моргнул, погас, а когда включился снова, в папке обнаружился только один файл - "Грозный 1975-1995".
Алексей оторвался от её губ. Несколько секунд они стояли молча, глядели друг другу в глаза, купаясь в нахлынувшем счастье, и не замечали ничего вокруг. Первая почувствовала неладное Маша.
- Лёша, смотри, в институте свет погас.
Алексей нехотя обернулся - громадный корпус, минуту назад светящийся десятками окон, сейчас еле проглядывался на фоне тёмного неба.
- Леша, смотри! - уже испуганно потянула его за рукав Маша.
Противоположную сторону Сунжи скрывала тьма. Не светилось ни одного окна, погасли праздничные гирлянды над мостом, исчезла бегущая реклама на гостинице "Чайка".
- Наверное, авария, - предположил Алексей. - Надо же, перед самым Новым годом выключить свет! Ох, и достанется кому-то!
- Авария? - неуверенно протянула Маша. - А почему так тихо?
Действительно, город накрыла странно гнетущая тишина. Исчезла доносящаяся с площади музыка. Исчезли звуки, которые обычно даже не замечаются - шум машин, шаги прохожих. Алексей поёжился, почему-то стало тревожно. И тут же где-то далеко тишину вспорол резкий звук, в небе вспыхнула ракета, затем ещё одна. Маша судорожно схватила его за рукав.
- Лёша, мне страшно, пойдём домой!
- Да, что ты, Машка! Сейчас включат. А то видишь, народ уже и ракеты выпускать начал - требуют.
Он снова обнял Машу, заметил легкую дрожь, обнял посильнее, поцеловал в щёку и заговорил ласково и немного насмешливо.
- Маша, Ма-ша! Ну что с тобой? Вот уж не думал, что ты такая трусиха. Что такого? Подумаешь, свет выключили - первый раз что ли? Где-нибудь на подстанции авария. Сейчас наладят. Ты представь - сколько сейчас начальников телефоны обрывают! Скоро столы накрывать, а тут такой подарок! Да, не хотел бы я быть завтра начальником электричества! - Алексей снова поцеловал Машкину щёку. - Ну, всё нормально?
Машка благодарно потёрлась о его щёку, взяла под руку.
- Леш, пойдём отсюда. Уже пора - часов шесть, наверное. Давай ты меня проводишь, я быстренько соберусь, а тебя пока мама чаем напоит?
- Чай - это хорошо! - попытался засмеяться Алексей. - Пойдём. Пока ты будешь собираться, я у вас все запасы выпью.
Они обошли спящий фонтан, двинулись вдоль набережной. Под ногами хрустело. Алексей пригляделся: снег был усыпан обломками веток. Странно - никакого ветра вроде не было. Маше он говорить ничего не стал.
Трамвайный мост был абсолютно пуст - ни пешеходов, ни машин. В темноте тускло отсвечивали рельсы. Рядом, прямо на проезжей части, чёрным пятном угадывалась приличных размеров яма. Алексей готов был поклясться, что днём её ещё тут не было. Маша яму не заметила, она расширенными глазами смотрела направо, всё сильнее и сильнее прижимаясь к Алексею.
На обоих берегах Сунжи обосновалась тьма. Тьма сожрала деревья, дома, мосты. Тьма почти сожрала Сунжу. Не видно было ни гостиницы, ни "Океана", ни далёкого цирка - ничего. Зато впереди и справа, где-то за невидимым Советом Министров, на фоне тёмного неба вырисовывалась ещё более тёмное пятно громадного и величественного здания. Этого не могло быть, но это было. Маша и Алексей смотрели на невесть откуда взявшуюся громаду, и их постепенно накрывало как в детском сне ужасом абсурда.
4
"Мишель", Битлз.
5
"Мишель", Битлз.