Страница 43 из 59
Торжественное празднование 1020-летия действительно очень символично, вот только не в религиозном смысле. Эта куцая дата лишний раз свидетельствует о судорожном поиске великих событий и великих имен, коих у отдельно взятой Украины — изрядный дефицит. Не только человек, страна тоже может страдать комплексом неполноценности, неполноценности в данном случае исторической. Каждая муха титаническими усилиями раздувается до размеров слона. Я не хочу говорить о нравственном облике Тараса Шевченко, хотя лично мне он глубоко несимпатичен, но о его литературном ранге пару слов сказать стоит. Шевченко примерно равен нашим Ивану Никитину или Алексею Кольцову — поэтам даже не второй, а третьей величины. Поэты-самоучки «этнографической» тематики сами по себе хороши и замечательны, они поют как птицы небесные, как дышат, но только ограненный интеллектом дар творит гения. Если Пушкина нет, народный певец на его месте производит странное и печальное впечатление.
Но почему, собственно, не существует малоросского Пушкина? Разве малороссы не талантливый народ? Талантливый, конечно. Но причину отсутствия «Евгения Онегина», написанного на мове, следует искать опять же в общей истории. Был великий народ, и главным собирателем его талантов служила одна столица. После, в силу всяческих катаклизмов, столица переместилась в другой город, посевернее. Дело житейское. Ах, да! Параллельно с перемещением столицы от мейнстрима начинают ответвляться два течения. Я отдаю себе отчет — то, что говорю я, вольный литератор, никогда не может быть сказано на официальном уровне. Быть может, оно и правильно. Но, без проекции на международное право и прочее, не для того, чтобы обосновывать этим материальные притязания, а просто ради адекватного самоощущения, мы не должны бояться сказать себе: равенства нет и не может быть. Если Господь, по каким-то только Ему ведомым причинам, попустил, чтобы один человек рождался талантливым, а другой бездарным, один сильным, а другой слабым, один здоровым, а другой больным — спрашивается, почему то, что является правдой в отношении отдельных людей, перестает быть правдой в отношении целых народов? А правда такова: Киевская Русь — Россия это мейнстрим, а два иных народа — боковые течения. Доказательства? Да извольте. Отсутствие Пушкина и есть доказательство. Гоголь — доказательство еще большее. По такому же механизму, как столицы стягивают лучшие умы из глубинки, язык мейнстрима втягивает в свой созидательный процесс всех талантливых малороссов и белорусов. Можно хоть сто раз перевести Гоголя на мову — от правды не уйдешь. Вся национальная идентичность малороссов начинается и завершается фольк-культурой. (Даже Григорий Сковорода, при всей внешней приверженности к фольк-культуре — скитанья с мешком и посохом по дорогам Малороссии, мифологизированная биография, — на родном языке только общался со встречными, а творил-то по-русски!)
Подсознательно правда эта более чем понятна нашим незалежным соседям. Именно из нее и проистекают все несуразные телодвижения вроде раздувания Шевченки до размеров Пушкина и празднования тысячелетия с копейками. А мы велики и ленивы, позёвываем и посмеиваемся, глядя на то, как малороссы хватают за рукав западных европейцев, выкрикивая им в уши свои экстравагантные трактовки истории. Комплекс неполноценности — страшная штука, его нельзя недооценивать. Мы совершили ошибку: нам еще десять лет назад стоило бы сделать день Крещения Руси (просто Руси, одной единственной во все времена, хотя, конечно, те, кто от нее оторвался, могут праздновать вместе с нами) ежегодным праздником. Глядишь, сегодня пришлось бы украинцам искать другой повод для помпезного ликования, а Патриарху Варфоломею — другой повод сослужить в панихиде по поводу пресловутого голодомора, трагедии, которой, кощунственным по отношению к памяти погибших образом, придана антирусская трактовка. (Но, касательно Варфоломея: я говорю сейчас только об общественно-политическом значении торжества. Тема нынешних религиозных взаимоотношений России с Украиной требует особого разговора. Мимоходом ее лучше даже и не касаться). В наше зыбкое время альфы рискуют поменяться местами с омегами, что самое забавное — к одинаковой беде для обеих сторон. Мы не можем позволить себе проигрыша информационной войны. Пора бы нам забыть о великодержавной лености. Пора приложить большие усилия к тому, чтобы ни один француз не назвал больше Анну Ярославну «украинкой».
Хотя беглый обзор иностранных СМИ не может не радовать — куцая дата не привлекла к себе почти никакого внимания.
Дети из Верхней Нормандии
Перед учебным годом семья эта, понятное дело, покинула монастырь. Но я все еще продолжаю о ней думать.
Здесь необходимо небольшое пояснение. В последнюю декаду моего пребывания во Франции я, как и намеревалась заранее, совершила паломничество к Божией Матери Леснинской. О Свято-Богородицком монастыре, где хранится чудотворная икона, мне уже доводилось писать. Сейчас я только напомню, что обитель эта находится в Верхней Нормандии.
На семью паломников, упомянутую выше, я в первый раз обратила внимание в трапезной. Очень уж приятно было на них смотреть, на эту мать с четырьмя детьми. Позволю себе набросать портретные зарисовки.
Наташа, 38 лет. Высокая, статная, из тех женщин, которых принято сравнивать с павами и лебедушками. Говорит с характерным для жителей Малороссии фрикативным «г», что ее совсем не портит.
Михаил, 15 лет. Ироничный, как большинство подростков этого возраста. На младших деланно ворчит, по-моему, чтоб никому не бросалось в глаза, как заботливо он их на самом деле опекает. Поварчивает и на мать — со снисходительной интонацией взрослого ответственного мужчины. «Некоторые члены семьи, не стану указывать пальцем, запретили мне взять в монастырь мой ноутбук. Спрашивается, было ли это умно?» (Мать игуменья благословила меня рассказать паломникам и сестрам о творческих планах. Михаил слушал очень внимательно, после встречи подошел и рассказал мне, что и сам намеревается стать писателем и уже пробует силы в жанре фэнтэзи. С этого момента я стала обращаться к нему словом «коллега». Полдня подросток явно раскидывал мозгами, а не обидна ли шутка, но после игру принял: начал мне «коллегу» возвращать…)
Данила, 11 лет. Вполне мог бы сыграть в кино цесаревича Алексея. Похож удивительно. Охотнее всех детей выстаивает длинные монастырские службы, хотя при его живости стоять на месте, очевидно, не просто.
Маша, девяти лет. Красавица в полном смысле слова. Худышка с на зависть толстыми каштановыми косичками. Серые огромные глаза.
Иван, двух лет. Ваней его в семье не зовут, это действительно полновесный русский Иван. Этакий златокудрый крепыш. Игрушками пренебрегает, но вот если кто из монахинь оставит на лужайке тяжелую садовую тачку, тут же укатит ее в другой конец сада. Сильный, увесистый, своенравный.
Четыре ребенка — не самое частое явление даже в православной среде. Но, глядя на них, я еще не знала, что дома с отцом остались еще двое: семилетний Вася и пятилетняя Анна-Геновефа. (Второе имя дано в честь покровительницы Парижа, французские друзья называют ее в одно слово — Анжевьев). Так что всего детей шестеро: четыре мальчика, две девочки.
Муж Наташи, как выяснилось, русский. Как же сложилось, что эта семья живет в Верхней Нормандии, в городке Кутанс?
«Мы из Киева, — рассказывает мне Наташа. — Нет, материально у нас все было нормально и там, мы не из-за этого эмигрировали. Но мы не могли допустить, чтобы наши дети росли на Украине, в атмосфере этой бесовской антирусской истерии в СМИ. Ну да, конечно, и при Кучме все это уже было, не знаю, хуже ли сейчас, но с нас и того хватило. Сначала над этим смеешься, слишком уж нелепо по десять раз на дню слышать, в чем еще виноваты русские. Но потом начинаешь потихоньку сходить с ума, это сильно давит на психику. И такое зомбирование потихоньку работает. Те, кто еще вчера смеялся, сегодня, на наших глазах, уже всему поверили. Муж мой по образованию историк. От школьных учебников истории он пришел в настоящий ужас. С литературой тоже бред — Пушкин и Достоевский упомянуты мимоходом как «иностранные», но подробно разбирают каких-то высосанных из пальца бездарностей, срочно произведенных в классики за то, что писали на мове. А мы хотели, чтобы дети росли русскими. Как же нам хотелось переехать в Россию!»