Страница 5 из 21
К чести его скажем, что оно не встало на костях уничтоженного аборигенного населения, как Англия или немецкая Пруссия. К минусу его заметим, что для русов восточные славяне долгое время было именно подвластным и даже порабощенным народом. Собственная восточно-славянская старшина, местные князья и бояре, истреблялись — как показывает пример князя Мала и древлянских старейшин. В этом было гораздо меньше личного, чем показывает летопись Нестора. Голая конкуренция, и ничего более.
Целью функционирования государства русов было обеспечение безопасности торговых путей и стабильное взымание дани с подвластного населения, однако устойчивость системы, в первую очередь, зависела от предотвращения негативных воздействий внешней среды.
А географическое положение Руси Речной — ворота между степями Азии и степями центральной Европы — обуславливало ее постоянное взаимодействие с кочевыми системами Востока.
Кочевые орды — это главные генераторы энтропии в русском средневековье. Для прокорма одного кочевника требуется сто гектаров, для прокорма крестьянина половина гектара. В условиях конкуренции за землю, кочевнику, для обеспечения своего нормального существования, надо уничтожить двести крестьян.
Русские летописи — это, фактически, длинные списки степных набегов. На протяжении сотен лет Степь жила за счет Русской земли. Интересы степняков и оседлого славянского населения были прямо противоположны. Права кочевника попирали права крестьянина. Что для них одних — пашня, для других — пастбище. Что для одних собранный урожай, для других — легкая добыча. Что для одних — человек, жена, ребенок, для других — раб, рабыня, самый ликвидный товар того времени.
Кипчаки-половцы налетали осенью, когда мужики еще в поле, завершают сбор урожая, и захватывали детей, женщин, хлеб, обрекая деревню на частичное или полное вымирание зимой. Кусок за куском они превращали Русскую землю в Дешт-и-Кыпчак.
«Россия есть громадное континентальное государство, не защищенное природными границами, открытое с востока, юга и запада. Русское государство основалось в той стране, которая до него не знала истории, в стране, где господствовали дикие, кочевые орды, в стране, которая служила широкою открытою дорогою для бичей Божиих, для диких народов Средней Азии, стремившихся на опустошение Европы. Основанное в такой стране, русское государство изначала осуждалось на постоянную черную работу, на постоянную тяжкую изнурительную борьбу с жителями степей», — пишет Соловьев.
Борьба с перманентной внешней угрозой облагораживала русскую власть, укрепляла связь государства с населением.
Однако Русь Речная все же проигрывает схватку со Степью задолго до знаменитого монголо-татарского нашествия. Прерывается балтийско-черноморский путь и балтийско-каспийские пути, бывшие экономической основой этого государства. Население мало-помалу тянется по речным бассейнам с черноземного и плодородного юго-запада на бедные суглинки и субпесчанники северо-востока Русской равнины. Немаловажным фактором, стимулирующим отток населения в северо-восточное Залесье, являются насилия княжеской дружины и постоянные княжеские усобицы. Русские князья не стесняются привлекать для решения своих споров половецкие орды, а уж половцы воюют, как умеют, грабя и захватывая рабов. В этом они — стахановцы.
Немногочисленное население (едва ли больше миллиона) размазывалось по обширнейшим территориям, это создавало еще одну традиционную проблему Русской земли. Малая плотность населения будет тормозить развитие страны вплоть до появления индустриальных транспортных технологий.
Фактор протяженности и трудности коммуникаций (реки замерзают зимой, дороги превращаются в топь весной и осенью) ослаблял, а то и просто разрывал организационные связи, затруднял концентрацию трудовых усилий, мешал формированию общерусского рынка. У местных властей возникало естественное желание — пойти по наиболее легкому пути и добиться локальной управляемости за счет разрушению единого государства.
Этот древнерусский сепаратизм первой волны имел более негативные последствия, чем феодальная раздробленность на западе Европы. За счет больших пространств и постоянной вовлеченности грабительской Степи мы получили не западную феодальную пирамиду с отношениями оммажа-вассалитета, а систему взаимного истребления.
Поскольку Русская земля считалась коллективно-долевой собственностью клана Рюриковичей, то каждый Рюрикович мог претендовать на престол другого Рюриковича, для чего входил в коалиции с третьими Рюриковичами, привлекал внешние силы, от кипчаков до поляков, и пытался умаслить торговую верхушку в интересующем его городе, потому что она контролировала народное собрание (вече).
В XII веке некоторые города уже настолько окрепли, что сами нередко подбирали себе князей, словно менеджеров, и вели себя, как властители, по отношению к подчиненным городам, так называемым пригородам. (Например, Владимир был пригородом Суздаля, а Москва пригородом Владимира). Приговор веча в старшем городе было законом для всех его пригородов. «На чем старшие сдумают, на том и пригороды станут». Младшие города старались освободиться от власти старших городов и обзавестись собственным князем, своим, так сказать, топ-менеджером, который олицетворял бы их самостоятельность.
Например, Владимир-на-Клязьме боролся за свою независимость от старшего города Ростова, происходило это в виде отстаивания «своих» князей, Михаила и Всеволода Юрьевичей. Пригороды выходили из-под власти старших городов при помощи князей, которым также не хотелось подчиняться князьям старших городов.
Не только князья, но и дружина были в массе своей потомками давних и не очень давних пришельцев из-за моря, руси и варягов. Их усадьбы были наполнены рабами.
Потомками варяжских гостей были и купцы, из которых составлялась верхушка русских городов. Варяжские купцы покупали у князей и дружинников рабов, которые, увы, нередко относились к подвластному славянскому населению.
Впрочем, кипчакские завоевания XI–XII вв. сделали одно доброе дело для становления единой русской народности. Кочевники, перекрыв южный конец балто-черноморской «трубы», остановили экспорт славянских рабов, которым до того занималась варяго-русская торгово-военная знать и, в особенности, киевские князья. Отныне этим будут заниматься сами кочевники.
Вместо прежнего коллективного сбора дани дружинники стали получать от князей земли, которых обрабатывали рабы, долговые рабы-закупы или зависимые крестьяне-смерды. Особенно рабство было распространено в Поднепровье и Новгороде. После поражения Суздаля в войне против новгородцев в 1169, пленных суздальцев продавали в Новгороде по 2 ногаты за человека — это был четырехдневный заработок новгородского батрака. Баран, к примеру, стоил 6 ногат.
Тип крупного землевладения с использованием рабского труда был тогда распространен и во многих странах, и в соседней Польше, и в Западной Европе, где на франкскую знать работали бесправные сервы, ничем не отличающиеся от римских рабов-колонов.
От руотси-русских князей и варяжской дружины произойдет боярство, родовая аристократия, с которой придется схлестнутся московским самодержцам в период становления централизованного государства.
На северо-востоке, куда стало уходить поднепровское население задолго до монголов, начал потихоньку формироваться другой тип государственности, представленный в XII веке Андреем Боголюбским.
Таким образом, Русская земля была расколота не только «по горизонтали», на удельные княжества, но и «по вертикали», на верхушку варяго-русского (балтийского) происхождения и славянское простонародье. Это «царство свободы» было нестабильным, далеким от гомеостаза и любое масштабное внешнее воздействие могло легко его разломать.