Пропавшие в Бермудии

– Э, э, хватит! – сказал Роджер.

– Еще минутку! – взмолился Ник.

– Свой надо иметь. Хотя настоящий тебе выдадут только через неделю, после карантина. А сам ты ничего вообразить не сможешь. Воображалки не хватит.

Ник обиделся. Уж чего-чего, а воображалки у него всегда хватало. Он, когда еще был маленький, такого мог себе навоображать, тайком насмотревшись фильмов ужасов, которые очень любил, что потом боялся заснуть и не выключал свет. Мама даже советовалась с врачом, тот долго беседовал с Ником, раскладывал какие-то картонные фигуры, прося Ника сказать, что они ему напоминают, потом заставил рисовать картинки, произнося ничего не значащие слова вроде «свобода», «хочу», «песня». Как ты их нарисуешь? Ник все же постарался что-то изобразить, а потом врач сказал маме, что Ник недостатком воображения не страдает, больше того, оно у него слишком живое, поэтому его надо почаще занимать простыми и конкретными делами.

– Ковры, что ли, пылесосить? – спросил Ник.

– Было бы очень неплохо, – всерьез ответил врач.

Пока Ник размышлял таким образом, в руке его что-то зашевелилось – будто туда попал жук. Он разжал ладонь и увидел маленький мобильный телефон.

– Ого! – удивился Роджер. – Только он у тебя недоделанный какой-то. Ты напрягись, представь такой, какой тебе хочется!

Ник напрягся, и телефон стал меняться. И получился очень похожим на тот, что Ник видел недавно в одном журнале – со всеми наворотами, которые только можно представить. Ник уже не напрягался, но телефон продолжал жить своей жизнью – видеокамера меняла объективы, корпус менял цвет, дисплей становился то больше, то меньше.

– Долго это еще будет? – спросил Ник.

– Надо сказать «стоп». Штука в том, что тут же нет ничего самостоятельного, своего, понимаешь? Отражается то, что есть где-то там, – Роджер махнул рукой вверх и в сторону. – А там ведь все постоянно дорабатывается, улучшается. Каждую минуту. И у тебя всегда самая новая модель.

– Круто! – обрадовался Ник и стал наблюдать.

Телефон продолжал меняться, становясь все лучше, лучше и лучше.

– Хватит уже! – сказал Роджер, не скрывая досады и зависти. – Чем тебя этот не устраивает?

– Сейчас, еще немного!

Сказать «стоп» оказалось очень трудно. И Ник решил:

– А пусть он так и останется. Пусть меняется все время. Ничего, разберусь.

Правда, разбираться было не в чем – телефон оказался пустым. То есть никакой информации, никаких игр, вообще ничего, пусто. Он был похож на настоящий, но было невозможно проверить, работает он или нет, поскольку – не подключен.

И Ник сунул его в карман, где он продолжал шевелиться. Это было даже приятно – будто там что-то живое.

– А я уж подумал, что ты ГВ, – сказал Роджер.

– Какое еще ГВ? – Нику почудился в странном слове обидный смысл.

– Не какое, а какой. Гениальный Воображала. Или Вообразитель, по-разному называют. Это такой человек, у которого от природы талант, он может вообразить что угодно. Вот у кого жизнь! – вздохнул Роджер.

А после этого он задумался. Осмотрел Ника. Огляделся. И сказал:

– Вот что. Я гениальный сообразитель, серьезно тебе говорю, я даже телефон себе не вообразил, а склепал своими руками, а ты почти гениальный вообразитель. Линьки заставил исчезнуть, телефон получился почти настоящий. Хочешь вместе кое-что соорудить?

– А что?

– Никому не скажешь?

– Нет.

– Смотри! Я на это уже тридцать лет ухлопал, и, если ты меня выдашь, я тебе голову оторву. Уж на это у меня воображалки хватит.

Ник почувствовал, что шея у него стала вытягиваться, словно кто-то действительно отрывал ему голову.

– Э, э! – закричал он. – Перестань!

– Извини. Значит, я все-таки что-то умею. Ты не бойся, разве я тебе что-то плохое могу сделать? Я теперь без тебя никуда! Если не улечу, конечно.

– Как это?

Роджер не ответил.

– Глючка! – закричал он.

И тут же примчалась собачонка. В зубах у нее был большой пакет.

– Видишь, как я ее за двести лет выдрессировал! – похвастался Роджер. – Когда появляется Пит, она убегает. А потом находит Бонса, и тот ей кое-что для меня передает… – Роджер развернул пакет, в котором оказалась всяческая еда, – и я опять могу жить. Умница моя! – потрепал он Глючку по голове и дал ей куриную ногу.

– Я без нее вообще бы тут пропал! – рассказывал Роджер, со страшной скоростью уничтожая передачу Бонса. – У нее отличный нюх, Глючка может найти что угодно, несмотря на искривления пространства.

– А моих родителей она может найти? Если они, конечно, здесь.

– Вряд ли. Она же их не знает. И нам не до этого.

Роджер встал, отряхнул руки.

– Пойдем! Глючка, где ангар?

Глючка припустила вперед, Роджер и Ник почти бежали за ней.

И вскоре оказались возле ржавой двери.

Это было скорее похоже на гараж, чем на ангар.

Посреди громоздилось нечто, накрытое холстиной. Роджер сдернул ее, и Ник увидел что-то вроде ракеты, только с крыльями. На носу был изображен череп с косточками. Для смеха, наверно.

– Вот! – сказал Роджер. – Улетный ускоритель Веселого Роджера! Десять лет я конструировал корпус, десять лет продумывал крылья и систему взлета и еще десять лет – всякие другие устройства. Все готово!

– И уже работает?

– Нет. Не решен вопрос с топливом и соответственно мотором.

– А какое топливо? Керосин, бензин?

– В этом и проблема, дорогой друг, – сказал Роджер вдруг очень солидным голосом. – Традиционное топливо мне не подходит, слишком увеличивается масса. Я пробовал топливные ячейки из фторированных полимеров, однако они слишком быстро пропитываются молекулами метанола, содержащимися в концентрированном топливе, отчего быстро снижается мощность двигателя. Я попробовал применить новую технологию материала мембранного электродного узла, сумел получить специальный материал из ароматического углеводорода, замедляющий проникновение метанола, покрытый высокоактивным катализатором на основе платины высокой плотности, уменьшающим химическую активность метанола, что позволяет снизить потери топлива на одну десятую по сравнению с применением обычных фторированных полимеров, но этого все равно катастрофически мало… Закрой рот. Извини, я же забыл, что ты неуч.

– Вообще-то ты сначала тоже академиком не казался.

Роджер оглянулся и прошептал:

– Я вообще кошу под придурка и двоечника! И под зеленого, то есть под того, кто хочет остаться, а сам синий, потому что хочу убраться. Очень мне надо, чтобы меня раскрыли! А вообще-то, сам понимаешь, за двести лет можно подучиться. Три Оксфорда, считай, у меня за плечами и еще пяток других университетов – заочно, конечно. Интернет очень облегчил дело. Но в чем проблема? Нехватка материалов. Нехватка оборудования. Я могу свинтить все из всего – но где это взять? Я хоть ядерный реактор построю в одиночку, но из чего? Поэтому слушай. Вот тут, – Роджер открыл кожух в хвостовой части ускорителя, – должен быть двигатель. Вес я рассчитал – не больше пяти килограммов. И я понял: если его нельзя сконструировать, его надо воображелать. То есть просто представить. И ты мне поможешь!

– Как? Я даже не знаю, как он устроен!

– И не надо! Когда ты хочешь яблоко… Ты хочешь яблоко?

– Можно вообще-то.

– Воображелай!

Нику было приятно, что на него так надеются, он постарался, и вот на его ладони – румяное, большое яблоко.

Роджер взял его, понюхал, надкусил. И просиял.

– Настоящее! Кислит, конечно, но – настоящее! Нет, ты точно гений! Мне повезло! Так вот, когда ты его представлял, ты разве знал, из чего оно состоит? Из каких молекул и атомов?

– Нет. Я просто представил.

– Вот и представь мне двигатель! Мощность отрыва небольшая – тысячи полторы лошадиных сил, мне же не в космос лететь! Но желательно повыше!

– А куда?

– За пределы Бермудии!

Ник засомневался:

– Не знаю…

– Ты попробуй!