Крошка из Шанхая

Когда мы с Марком прощались, я сказала ему об этом. Он крепко обнял меня и прильнул так близко, что его влажные ресницы коснулись моей щеки. Мне не хотелось смотреть, как плачет мужчина, которого я больше никогда не увижу.

Я с трудом подняла необъятную сумку, доверху набитую подарками: пластинками, одеждой, книгами и всякими безделушками. Сумку, полную бесполезных пустяков – все, что мне оставалось от любви, сводившей меня с ума.

Я махнула ему рукой на прощание. Когда дверца такси захлопнулась, Марк еще раз бросился к машине.

– Ты правда не хочешь проводить меня в аэропорт?

– Нет, – я отрицательно и непреклонно покачала головой.

Он нервно взъерошил волосы.

– Что же я буду делать целых три часа? Боюсь, я не выдержку и снова приеду, чтобы еще раз увидеть тебя!

– Нет, не приедешь, – улыбнулась я с видимым спокойствием, хотя меня трясло, как в лихорадке. – Из аэропорта ты позвонишь Еве или еще кому-нибудь. Будешь думать о близких. А потом, всего через каких-то десять с небольшим часов ты с ними увидишься. Они наверняка будут встречать тебя в аэропорту.

В крайнем возбуждении Марк все теребил волосы. Потом склонился к окну машины, чтобы поцеловать меня.

– Ладно, ладно, бессердечная ты женщина!

– Забудь меня… – произнесла я едва слышно, закрыла окно и велела таксисту трогаться с места. Чем быстрее минуют такие тягостные моменты, тем лучше. Их нельзя затягивать, ибо они причиняют острую боль. Особенно если впереди нет общего будущего. У него жена и ребенок, он уедет в далекий и недостижимый для меня Берлин. Мне этот город кажется таким же нереальным, как кадр из фильма или сцена из романа. Современный индустриальный и вместе с тем сентиментальный город, окутанный серо-голубой дымкой. Почти видение… Слишком далекий и чужой…

Я ни разу не обернулась и не взглянула на Марка, понуро ссутулившегося на тротуаре. Но и возвращаться в квартиру Тиан-Тиана тоже не было сил. Я попросила таксиста отвезти меня к родителям.

Лифт опять не работал, и я тащила огромную тяжеленную сумку с первого этажа на двадцатый. Ноги были словно налиты свинцом. Наверное, человеку, впервые высадившемуся на Луну, шаги давались с меньшим трудом. Казалось, я не выдержу и вот-вот упаду в обморок где-то на полпути. Но я надрывалась изо всех сил и карабкалась наверх, не останавливаясь ни на секунду. Больше всего на свете мне хотелось добраться домой.

Задыхаясь, я забарабанила в дверь. Открывшая мне мать не поверила своим глазам. Я бросила сумку у порога и обняла ее.

– Мамочка, я так проголодалась! – произнесла я и разревелась.

– Что случилось? Господи, что произошло? – Она бросилась в кабинет отца. – Коко здесь. Скорее иди сюда и помоги нам!

Несказанно удивленные родители отвели меня в спальню и уложили отдыхать. Они даже не представляли, что творилось у меня в душе. При всем желании они были не в состоянии понять тот шумный и бурный мир, в котором я жила, его ничтожность и сиюминутность. Они даже не подозревали, что друг их дочери – наркоман, и что она только что рассталась с любовником, улетевшим в Германию, что она пишет довольно сумбурный, но откровенный роман, где было полным-полно метафизических рассуждений и неприкрытого секса.

Им не суждено постичь всю глубину ужаса, таящегося в моем сердце, и силу страсти, неподвластной даже смерти. Вся моя жизнь – игра страстей, а судьба, как заряженный пистолет, в любое мгновение готовый на смертоносный выстрел.

– Простите меня. Но я просто умираю с голоду. Очень хочу рисового отвара, – беспрерывно твердила я, силясь улыбнуться.

Потом они оба вышли, а я провалилась в черноту.

31 Цвет смерти

Был он в сознании или нет, жив или мертв,

больше не имело ровным счетом никакого

значения, потому что для меня его больше

не существовало. Именно тогда, в то самое

мгновение, когда звуки музыки разнеслись

над гладью моря, она нашла его и обрела снова.

Маргерит Дюрас

Мой роман подходит к концу. Исписав не одну ручку, я наконец-то обрела вожделенное чувство свободы, то ощущение парения и полета, когда стремглав летишь на лыжах вниз по горному склону. Чувство полного освобождения со странным привкусом печали.

Мне не дано предугадать дальнейшую судьбу этой книги. Ведь она – часть и моей судьбы, над которой я не властна. Я больше не ответственна за поведение моих героев и за исход сюжета, созданного моим воображением. Теперь, когда я отпустила их на волю, перенеся на бумагу, им пора вести собственную жизнь и самим решать, как она должна закончиться.

Я раздавлена и обессилена и больше не хочу смотреть на себя в зеркало.

Уже прошло два месяца и восемь дней, как не стало Тиан-Тиана, но меня до сих пор не покидает призрачное чувство, что он где-то рядом, я постоянно ощущаю его незримое присутствие.

Я варю кофе на кухне, и вдруг из ванной отчетливо доносится шум бегущей из крана воды. Наверное, Тиан-Тиан снова принимает ванну. Бросаюсь туда, но там лишь пустота.

Сидя за письменным столом и перелистывая рукопись, чувствую на себе его внимательный взгляд. Вижу, как он сидит у меня за спиной на софе и с привычной нежностью наблюдает за мной. Но я боюсь обернуться и спугнуть его. Я точно знаю, что он по-прежнему обитает в этой комнате, разделяя мое одиночество. Он упорно ждет, когда я закончу роман, на написании которого он так настаивал и на который возлагал такие надежды.

Ночью тяжелее всего, в уши проникает чей-то шелестящий шепот. Я мечусь по кровати, приникаю к его подушке и молюсь, чтобы хоть раз увидеть его во сне. В окно вкрадчиво вползает серый туман и тяжелой мягкой лапой касается лба. Кто-то в звенящей тишине окликает меня. Он приближается, одетый в белое, все такой же прекрасный и неизменно любящий, и мы взмываем ввысь, распростав прозрачные крылья. Мы парим над травой, над домами, над дорогами… И уносимся все дальше в нефритовое небо, туда, откуда льется яркий свет.

Близится рассвет, предвещая окончание сна и безжалостное пробуждение. В каждом уголке земли ночь растворяется в грядущем дне. Я просыпаюсь, и любимого снова нет рядом. Лишь неизбывная горькая нежность в сердце и влага на утомленных ресницах. С тех пор, как ранним утром я проснулась и увидела возле себя мертвого Тиан-Тиана, пробуждение превратилось для меня в нескончаемую муку.

В день отлета Марка из Шанхая я укрылась у родителей. На следующий день отправилась в нашу квартиру на западной окраине города, не взяв с собой ничего из подаренного Марком. Только надела платиновое обручальное кольцо с синим сапфиром, которое тайно сняла у него с пальца, когда Марк спал. Он был так расстроен и подавлен в день отъезда, что вряд ли заметил, что я украла кольцо. Да и какое это имело значение? Может, это была моя последняя проделка, или мне просто хотелось оставить себе что-нибудь на память о нем.

Кольцо мне очень нравилось, но было великовато, и держалось только на большом пальце. На пороге квартиры я сняла его и убрала в карман.

Тиан-Тиан смотрел телевизор. На столе перед ним была целая груда попкорна, шоколада и банок кока-колы. Увидев меня, он распростер руки и радостно воскликнул:

– А я уж подумал, ты сбежала, и я больше никогда тебя не увижу!

С этими словами он крепко обнял меня.

– Мама приготовила нам вонтоны. Хочешь, я сварю их тебе? – спросила я, потряхивая пакетом.

– Мне хочется поехать куда-нибудь и немножко поваляться на травке, – ответил он и, положив голову мне на плечо, добавил: – С тобой.