Страница 87 из 98
Война вконец разорила крестьян. Покидая сожженные деревни, они вместе с женами и детьми прятались в дремучих лесах и жили звериным обычаем. Лес был суровым, но верным другом обездоленных. Люди жили в десяти верстах от замка, в глухом месте за болотами, зарывшись в землю. Летом питались ягодами, травами и кореньями.
Наступила зима, кормиться стало нечем, маленькие дети чахли и умирали. Крестьяне решили просить хлеба у своего пана. Не для себя, а для детей просили они и обещали вернуть, как только взрастет новый урожай.
Люди знали, что амбары и кладовые панского замка ломятся от зерна и всяких припасов.
Однако пан Сендинеж принял в обиду просьбу крестьян.
— Не для вас, пся крев, мой хлеб наготовлен! — закричал он. — Пусть подохнут ваши щенки, мне до них дела нет!
А ходоков для острастки, чтоб другим неповадно было, велел выпороть батогами во дворе замка.
Пан жил себялюбиво и злобно.
Лес шумел и гневался на панскую жестокость. Чаша терпения переполнилась, и крестьяне решили насильно взять хлеб из панских амбаров.
— Пора заколоть кабанов, жирующих на наших хлебах, — сказал крестьянин Михась.
Он был храбр и справедлив, крестьяне любили его. Михась потерял правую ногу в боях с Литвой и ходил на деревяшке. Он умел заговаривать зубную боль и исцелять раны и хворь у людей.
Пастух, по прозвищу Заячий Коготь, придумал, как пробраться в замок.
— Под южной стеной, у кустов бузины, — сказал он, — надо прокопать земляной ход во двор замка, он как раз выйдет в большой сарай, где сушат дрова на зиму… А влезем в замок, — добавил он спокойно, — и пана, и все панское отродье — под топор, без жалости, как нас и наших детей не пожалел.
Своим предводителем крестьяне выбрали Михася.
Целый месяц люди по ночам рыли земляной ход и корзинами относили землю в лес. Кузнецы собирали и чинили брошенное по дорогам оружие. Во вторник, после дня святого Франциска, крестьяне решили напасть на замок.
Две пары внимательных, ненавидящих глаз следили из-за кустов бузины за отрядом Ясека из Коровьего Брода. Загибая пальцы, дозорные считали всадников: их было столько, сколько пальцев на четырех руках, и еще четыре. Когда закрылись ворота, пастух Заячий Коготь сказал:
— Беги, сынок, к Михасю, скажи ему, сколько шляхтичей приехало в замок.
Еще до того, как показалась луна, к замку из леса стали скользить тени. Крестьяне пробирались ползком от дерева к дереву, от куста к кусту. Они были вооружены мечами, пиками и топорами. Почти у всех на головах шлемы, а на некоторых стальные кольчуги.
У южной стены замка, в кустах бузины, они исчезали в глубокой яме, не проронив ни одного слова…
Андрейша увидел дурной сон и проснулся. Пот прилепил к телу рубаху. Сердце билось сильными толчками.
В коридоре явственно послышались крадущиеся шаги, кто-то легко прикоснулся к дверному замку. Андрейша вспомнил, что, ложась спать, запер дверь на задвижку, и успокоился. «Но кто может ходить так поздно? — подумал он. — Сколько сейчас времени?»
Как бы в ответ на его мысли, надтреснутый церковный колокол отбил три часа.
Андрейша вспомнил Людмилу; вместе со служанкой Зосей она осталась в покоях хозяйки дома. И опять на душе сделалось пасмурно, в сердце ударила тревожная мысль. Опять шаги в коридоре. Теперь ему казалось, что он слышит приглушенные голоса. Звякнуло оружие.
И вдруг тревожный набатный звон нарушил тишину: несколько частых ударов в надтреснутый колокол, и опять все смолкло. А потом, как по сигналу, во всех концах замка раздались яростные человеческие вопли.
— Ясек, проснись, Ясек! — стал трясти Андрейша своего друга.
Пока Ясек протирал глаза, Андрейша лихорадочно вооружался. Он напялил кольчугу, сапоги, перепоясался мечом.
От лунного света в комнате было светло как днем.
Увидев, как торопится Андрейша, шляхтич тоже схватился за оружие.
Крики и шум делались все громче. По каменным плитам коридора стучали чьи-то сапоги. Опять кто-то стал дергать дверь. На этот раз Андрейша услышал голос Стардо.
— Андрейша, отвори скорей, скорей!
Мореход отодвинул засов, распахнул дверь, в комнату ввалился Стардо с Людмилой на руках. Она была в беспамятстве, в одной рубашке, с распущенными волосами, падавшими до самого пола.
Андрейша дрожащими руками задвинул дверной засов.
— Крестьяне восстали, — возбужденно произнес Стардо. — Возьми свою невесту, я едва успел спасти ее от смерти.
Мореход бережно уложил девушку на постель и старался привести ее в чувство.
— Людмила, незабудочка моя! — твердил он одно и то же. — Что с тобой?
Наконец Людмила шевельнулась, хвоинки ее ресниц приподнялись. Взглянув в глаза Андрейше, она улыбнулась, и маленькая рука потянулась к нему…
— Андрейша, — сказал Стардо, его глаза лихорадочно горели, — крестьяне захватили замок. Они убили пани Марию… Дочери и сыновья тоже убиты. Сам пан Сендинеж с верными людьми закрылся в домашнем костеле. Если он пробьется к воротам, восставшие крестьяне погибнут вместе с семьями.
— Идем к нему на помощь, Андрейша, — задохнувшись, вскричал Ясек, — он из рода наленчей; надо поднять людей!
— Я запер твоих людей, Ясек, — спокойно сказал Стардо, — и тем избавил их от смерти. Их не тронут… но ты не должен выходить из этой комнаты.
— Матка бозка, что он говорит?! — закричал Ясек. — Пусти, открой дверь, или я… — Шляхтич бросился с мечом на прусса.
Но недаром Стардо был оруженосцем у великого маршала Валленрода. Один удар, и меч Ясека вылетел из его рук.
Стардо поднял его и выбросил в окно.
— По законам рыцарской чести, твоя жизнь и твое имущество принадлежат мне, — произнес Стардо. — Но ты побратим моего друга. Я дарую тебе жизнь и возвращаю имущество, если ты дашь рыцарское слово не вмешиваться.
— Дай слово, Ясек, — сказал Андрейша.
Ясек думал. Другого выхода не было.
— Даю рыцарское слово, — хмурясь, произнес он, все еще не переставая колебаться.
— Прощай, Андрейша, не поминай лихом, — тяжко вздохнув, произнес Стардо. — Я решил поднять мечь в защиту обездоленных. Мне рассказали о кровавых делах пана Сендинежа два прусса-конюха: пан недавно купил их у крестоносцев. Они помогли спасти Людмилу… Не пытайтесь сами выйти отсюда, — закончил он, — вас освободят восставшие. — С этими словами он вышел из комнаты.
Ясек стоял с открытым ртом. Опомнившись, он бросился к дверям, но двери не поддавались. Видимо, Стардо не очень доверял шляхтичу и закрыл их снаружи.
— Что нам делать, Андрейша? — сдавленным от волнения голосом сказал Ясек. — Стардо оказался предателем. Ничтожный безродный человек!..
— Стардо всегда был справедлив, — перебил Андрейша шляхтича. — Он спас мне жизнь, он спас Людмилу… Я не подниму оружия против него и против тех, кто на его стороне. Неужели тебе ближе жестокий пан? Ты беден, у тебя нет даже приданого для сестры, ты своими руками пашешь землю и сеешь хлеб. Стардо оставил и тебе жизнь, недавно он бился с венграми…
— Стардо мне спас жизнь, — строго сказала Людмила, — будь справедлив к нему, Ясек.
— Да, да, вы правы, — ответил, опустив голову, Ясек. — Стардо всегда был хорошим другом. Я погорячился. Что ж, если так захотел бог…
Шум во дворе привлек внимание побратимов, они подошли к окну. Напротив, у крепостной стены, виднелся костел, где заперлись защитники замка. Из комнаты пана в церковь шел тайный ход, о котором не знали восставшие.
Две сотни вооруженных мужиков сбились у костела. В серебряном свете луны отчетливо виделся каждый булыжник на дворе. Многие крестьяне были в овчинах, вывернутых шерстью наружу, с голыми до плеч руками. Четверо мужиков рубили топорами окованные железом церковные двери. Из-под топоров летели искры.
Неожиданно двери костела раскрылись, шляхтичи и верные слуги стремительно бросились на крестьян.
Пан Сендинеж — впереди всех, размахивая мечом, с лицом, перекошенным от ярости. Не раз воевал пан Литву и Русь. От его ударов люди падали, как спелые колосья под серпом.