Хаджи

У подножия Горы Соблазна со стороны Акбат-Джабара уже сооружали могилу и ма-ленькую мечеть. Здесь его положили на покой, и здесь поклялись отомстить евреям, хотя я не знаю, за что. Все время этого испытания я сохранял хладнокровие и отчужденное молчание. За моей спиной болтали много грязных слов, но никто не отважился обвинить меня в лицо. Они поняли, кто их новый лидер, когда столкнулись с ним. Они знали мою силу. Они пресмыкались передо мной, выражая свое горе. Они целовали меня в щеку, а неряшливые целовали мне руку.

Будущие поколения будут приходить на эту могилу как на священное место, а когда пройдет время, хаджи станет святым.

Когда закончились похороны и все разъехались по своим крысовникам, на меня на-пала жуткая тошнота. Мне надо было уйти. Я отправился в единственное место, к единст-венному человеку, кто дал мне теплоту и уют. Было заметно, что Нури Мудгиль боится за меня. Я снова и снова бормотал, что все еще люблю Ибрагима. Кажется, он знал, что я сломаюсь. Понимаете, я не говорил о Наде после ее убийства. Я заставил себя не думать о ней. А потом я произнес ее имя и без сил упал ему на руки.

- Скажите мне, где она, доктор Мудгиль. Я должен забрать ее туда, где она будет покоиться в мире.

- Нет, - сказал он, - ты не сможешь этого сделать.

- Я должен.

- Ты не сможешь, - твердо повторил он.

- Что же вы пытаетесь мне сказать?

- Не теперь, Ишмаель, потом...

- Скажите. Я требую, чтобы вы мне сказали!

- От нее ничего не осталось. Ее разбросали в ста местах в этой ужасной свалке возле реки. Пожалуйста, больше ни о чем не спрашивай...

Я закричал:

- Я отомщу!

Он тяжело вздохнул.

- Да, - тихо сказал он, - конечно, ты отомстишь... конечно, ты отомстишь...

Я забегал по комнате, хотелось лопнуть. Я стоял перед ним и трясся...

- Почему я не могу плакать... я хочу плакать... Почему я не могу плакать! - Я упал на колени и ухватился за него. - Что мы наделали! - крикнул я. - Зачем! Зачем! Зачем! За-чем!

Он держал на коленях мою голову, гладил меня, и я рыдал, пока не осталось больше слез. Вспышка умирающего солнца заполнила комнату, и вслед за ней мы остались в тем-ноте.

- Почему? - шептал я, - почему?

- Вы были трое прекрасных людей, которые страстно любили друг друга. Но вы ро-дились в такой культуре, где нет места для выражения такой любви. Мы прокляты среди всех живых существ.

- Что будет со всеми нами? - сказал я, и это был не то вопрос, не то стон.

Он погрузился в долгое молчание. Я смотрел, как его тень покачивалась, когда он вздыхал.

- Вы должны мне сказать, доктор Мудгиль.

- Я скажу тебе, - сказал он мягко, с болью. - У нас нет позволения любить друг дру-га, и мы давным-давно утратили способность этого. Так было записано двенадцать веков назад. Наше главное наследство - ненависть. Десятилетие за десятилетием, поколение за поколением, столетие за столетием мы воспроизводим себя в ненависти. Возвращение ев-реев спустило с цепи эту ненависть, она взорвалась дико, бесцельно, в огромную силу са-моуничтожения. Через десять, двадцать, тридцать лет исламский мир начнет в безумии пожирать себя. Мы не умеем жить с самими собой... никогда не умели. Мы не умеем жить с внешним миром или приспособиться к нему... и никогда не умели. Мы не способны к переменам. Дьявол, делающий нас безумными, ныне пожирает нас. Мы не умеем остано-виться. И если нас не остановят, мы пойдем, вместе с остальным миром, ко Дню Сожже-ния. Теперь, Ишмаель, вы видим начало Армагеддона.

...Не знаю, когда именно чернота охватила меня...

Я упаковывал свой чемоданчик перед отъездом, и вдруг руки мои перестали держать вещи... в голове туман... я старался вернуть ясность, но она приходила лишь обрывками...

День за днем чернота была все больше и больше, пока не истощились мои силы, чтобы бороться с ней...

...и я поддался...

Все говорят, что я ненормальный, потому что перестал говорить...

...много раз, когда приходил доктор Мудгиль и обращался ко мне... я хотел отвечать ему, но не мог... мне так трудно было понять его слова...

...однажды ночью я впал в неистовство из-за Нады и изорвал фотографии Джамиля, Омара и Ибрагима...

...после этого меня приковали цепями к стене у моей койки...

...каждый раз, как я думал о Наде, ужасная боль охватывала меня, и мне казалось, что я не владею собой... снова и снова...

...Весь день дети заглядывают мне в дверь, показывают на меня пальцами и смеются надо мной... мне все равно...

...Значит, меня приковали... каждый день Агарь стоит надо мной, плюет на меня и пинает. Я слышу, как Камаль с матерью замышляют продать меня федаинам в отряд смертников... там теперь платят по три сотни американских долларов, а им нужны день-ги... я же не сумасшедший...

...Но у них отчаянное положение... У Камаля нет работы... Заработок Омара не мо-жет сохранить им жизнь...

...о да, я слышу, как они замышляют... а они же не знают, что я обрел счастье, ведь теперь я могу говорить с Надой... я ее вижу каждую ночь... она приходит ко мне... она уго-варивает меня убежать...

...глупый Камаль никогда не мог ничего сделать как следует... он не знает, что я рас-шатал засовы и могу их выдернуть когда угодно

...да, Нада, я убегу...

я последую за тобой...

...вади ведет обратно к пещерам...

...солнце так ярко...

...мне надо принести воду и ношеную обувь... но нужно сейчас же идти за Надой, боюсь, как бы она снова не исчезла...

...я очень далеко забрался в ущелье... ноги мои стали гореть и кровоточить... я от-дохну... эти проклятые цепи у меня на руках...

...Погоди-ка, вот и Нада, она карабкается по скалам...

...- Нада!.. подожди меня... я поднимусь к тебе, моя любимая сестренка... Нада, пере-стань же меня дразнить...

...лезть... лезть... подняться туда к ней... не поскользнись... не бойся...

- Нада, протяни мне руку и помоги мне, мои цепи такие тяжелые...

Жара... во имя Пророка, как жарко... о, Ишмаель, что ж ты вернулся без воды... Но мне же пришлось убежать, а то они забрали бы меня к федаинам...

...о Боже, кажется, я пошел не в то ущелье... я заблудился..

...Вот Нада снова... она карабкается как горная коза... так грациозно... так прекрас-но... она вдруг усаживается на край выступа, смеется и поддразнивает меня...

...- Нада, я иду к тебе... и с твоего выступа мы сможем полететь в семь раев...

...смотри, как высоко я уже поднялся... отсюда видна необъятность пустыни... Мерт-вое море... вся дорога через реку до горы Нево...

...Во имя Аллаха, неужели я слышу саранчу? Нет, это полчище движется ко мне, но это не саранча... это...

Люди... да, я ясно вижу, пустыня наполняется миллионами людей! Они меня видят! Они зовут меня.

- Ишмаель, спаси нас!

- Возвращайтесь обратно, все возвращайтесь обратно! Не заходите дальше в эту пус-тыню! Назад! Я приказываю!

...Почему они не слушают? Они продолжают идти, миллионы и миллионы...

- Ишмаель, спаси нас!

- Глупцы! Глупцы! Поворачивайте назад. Поворачивайте назад, или День Сожжения падет на нас. Во имя Аллаха, назад! Это Армагеддон!

...О, мой Боже, они не слышат... они лишь все идут и идут...

...Я буду говорить с ними снова... но я устал от подъема на гору, и цепи изнурили меня...

...Сперва мне надо отдохнуть... мне надо хоть немножко полежать... лицу так жарко от раскаленной скалы... лучше встать... не могу подняться на ноги... Нет, думаю, я чуточку посплю... солнце такое жаркое... я так устал... так устал...