Страница 20 из 30
Дм. Петровский
Я И ЛЕРМОНТОВЯ знаю, что АзВначале, не Бе…Дм. ПетровскийЯ знаю, что АзВ обнимку с МишелемВ лезгинке КавказИ шашлык по ущельям.Печальный демон, дух изгнанья,Пьет чихирь, жует жиго.Стихи роскошного изданьяОбвалом брошу на него.Напиток недопитый вылит,Строфа долетела в духан,И ею сраженный навылетПод буркой лежит бездыхан.Поэт, ты сегодня в ударе.Казбека свисают усы.Дарьяльским кинжалом ТамареНавылет срезают власы.И вот опять, как век спустя,Лица мишень.Я у поручика в гостях:— Бонжур, Мишель!Взорвавшись Тереком в стволе,Ему, не всем,Кричу, пришпоренный к скале,Слова поэм.Но даже он средь скал-папах,Средь гор в чалме,Не понимал в моих стихахНи Бе, ни Me.А. Прокофьев
БРАТЕННИКИДуша моя играет, душа моя поет,А мне товарищ Пушкин руки не подает.Александр Сергеич, брось, не форси,Али ты, братенник, сердишьси?Чего же ты мне, тезка, руки не подаешь?Чего ж ты, майна-вира, погреться не идешь?Остудно без шапки на холоде стоять.Эх, мать моя Эпоха, высокая 0ять1Наддали мы жару, эх! на холоду,Как резали буржуев в семнадцатом году.Выпустили с гадов крутые потроха.Эх, Пиргал-Митала, тальянкины меха!Ой, тырли-бутырли, эх, над Невой!Курчавый братенник качает головой.Отчаянный классик, парень в доску свой,Александр Сергеич кивает головой.Душа моя играет, душа моя поет,Мне братенник Пушкин руку подает!П. Радимов
СМОРКАНИЕНыне, о муза, воспой иерея — отца Ипполита,Поп знаменитый зело, первый в деревне сморкач.Утром, восставши от сна, попадью на перине покинув,На образа помолясь, выйдет сморкаться на двор.Правую руку подняв, растопыривши веером пальцы,Нос волосатый зажмет, голову набок склонив,Левою свистнет ноздрей, а затем, пропустивши цезуру,Правой ноздрею свистит, левую руку подняв.Далее под носом он указательным пальцем проводит.Эх, до чего ж хорошо! Так и сморкался б весь день.Закукарекал петух, завизжали в грязи поросята,Бык заревел, и в гробу перевернулся Гомер.М. Светлов
ЛИРИЧЕСКИЙ СОНЯ видел сегодняЛирический сонИ сном этим страннымВесьма поражен.Серьезное делоПоручено мне:Давлю сапогамиКлопов на стене.Большая работа,Высокая честь,Когда под рукойНасекомые есть.Клопиные трупыУсеяли пол.Вдруг дверь отвориласьИ Гейне вошел.Талантливый малый,Немецкий поэт.Вошел и сказал он:— Светлову привет!Я прыгнул с кроватиИ шаркнул ногой:— Садитесь, пожалуйста,Мой дорогой!Присядьте, прошу вас,На эту тахту,Стихи и поэмыСейчас вам прочту!..Гляжу я на гостя, —Он бел, как стена,И с ужасом шепчет:— Спасибо, не на…Да, Гейне воскликнул:— Товарищ Светлев!Не надо, не надо,Не надо стихов!И. Сельвинский
ЙЕХАЛИ ДА ЙЕХАЛИЙехали ды констры, йехали ды монстрыИнберы-Вйнберы губы по чубам.Йехали Kohoнстры па лугу па вскомуВыверченным шляхом через Зиф в Госиздат.А по-а-середке батько Селэвынский.В окуляры зиркает атаман Илья:— Гэй, ну-тэ, хлопцы, а куды Зэлиньский,А куды да куд-куды вин загинае шлях?Гайда-адуйда, гэйда, уля-лай-даБарысо агапайда ды эл-цэ-ка.Гэй, вы коня-аги биз? несы асм? усы?Локали-за цокали-за го-па-ка!Йехали ды констры, йехали ды монстры,А бузук Володь! ика та задал драп.Шатали-си, мотали-си, в сторону поддали-си,Мурун-дук по тылици и — айда в Рапп!ПРИКЛЮЧЕНИЕ В АРКТИКЕ(Рассказ полярника)
Ищу на полюсе жилья.Вдруг вижу — айсберг исполинский,А наверху стоит ИльяТа-та-та-та-та-та Сельвинский.Товарищ, — кричу, — замерзнешь! Брось!Гости к тебе — я и медведица.А он торчит, как земная ось,И не желает к нам присоседиться.Вижу — особые приглашения нужны.Мигнул медведице — действуй.И стащила она Илью за штаны.Картина — прямо как в детстве.Поэт глядит холоднее льда:— Здесь я вам вождь и начальник.Ты (это мне) кипяти чайник,А ты (медведице) слушай сюда.И не глядя на то, что сердито ворчит она,мачал ее стихами обчитывать.Обчитывает час, обчитывает другой,Перешел без передышки на третий.Медведица взвыла: — Пощади, дорогой.У меня же муж и малые дети.Лучше взведи, — говорит, — курокИ всади мне пулю меж ребер,Чем всаживать девять тысяч строк… —Илья нахмурился: — Добре.Поэтическую отсталость твою отметим,Ты, видно, и в детстве мещанкой была.Катись-ка, матушка, к мужу и детям,Пока у тебя шкура цела.Полетела медведица пулей — полежу!Только и видели ее в тумане.А я в ознобе сижу и дрожу:Сейчас меня обчитывать станет.Но, видно, гнев взял перевесИли долго нельзя кипеть на морозе, —Смотрю, Илья на айсберг полезИ опять вверху в поэтической позе.Так и стоит он — in Mund SolusИ будет стоять до того момента,Пока не использует Северный полюсНа все сто и четыре процента.