Страница 76 из 115
Даже если Бушетта и получал удовольствие, изображая себя типичным представителем породы средиземноморских самцов, он явно не был типичным представителем вида Homomafiosus. Любовные связи на стороне, если они не выходят за рамки элементарной осмотрительности, вовсе не считаются преступлением среди «людей чести», но неподобающее обращение с женой определенно таковым является. Супружеский опыт Бушетты негативно отражался на его положении внутри Коза Ностры. В 1950-е годы за свои супружеские измены он был на полгода исключен из организации. В 1972 году Бушетта был выдворен из Бразилии и заключен в палермскую тюрьму Уч-чардоне, где узнал, что глава его клана пожелал навсегда исключить его из Коза Ностры за непочтительное отношение к первым двум женам.
Бушетта родился в 1928 году, в семье, которая проживала на восточных окраинах Палермо и не имела никаких связей с мафией. Будучи самым младшим, семнадцатым по счету ребенком, он, тем не менее, встал на путь преступлений вовсе не из-за отсутствия каких-либо перспектив на будущее. Его отец был владельцем зеркальной мастерской, на него работали пятнадцать человек. Когда началась война, для семейства Бушетта, как и для многих других сицилийских семей, настали тяжелые времена, и подросток Томмазо стал заниматься торговлей на черном рынке. Помимо этого, он воровал у немцев бензин, джем, масло и колбасу, а заодно налаживал обширные контакты с преступным миром Палермо. Как только союзники освободили Сицилию, он вступил в группу из пятнадцати юных сорвиголов, которые отправились в Неаполь, чтобы сражаться с нацистами. Отчасти этот поступок объяснялся желанием принять участие в рискованном предприятии, а отчасти был продиктован надеждой поживиться. После двух или трех месяцев пребывания на материке, где Бушетта участвовал в диверсионных операциях и засадах, он вернулся на Сицилию, весьма укрепив свой авторитет. Именно тогда к нему стали обращаться «учтивые, загадочные люди, которые выражали свои мысли недомолвками и тонкими намеками». Он чувствовал, что они наблюдают и оценивают его. Один из них (полировщик мебели) прощупывал Бушетту на предмет отношения к полицейским и судьям, семейным устоям и преданности друзьям.
В конце концов в 1945 году этот полировщик мебели по имени Джованни Андронико предложил ему стать членом мафиозного клана Порта Нуова. Как только главарь этого клана одобрил кандидатуру Томмазо, во все другие кланы, действовавшие в районе Палермо, были разосланы записки с именем Бушетты, чтобы они могли по своим каналам навести справки о его надежности и проверить, не имеет ли он или члены его семьи каких-либо связей с полицией. Сразу после завершения проверок состоялась церемония посвящения, во время которой именно Андронико проколол булавкой палец Бушетты.
Клан Порта Нуова, в который вступил Бушетта, был сравнительно небольшим (в него входило около двадцати пяти «людей чести»), но весьма влиятельным. Среди членов клана имелись четверо весьма известных людей: обладатель лицензии на производство знаменитой марки пива, парламентарий-монархист, практикующий психиатр и Андреа Финочаро Априле — «друг» мафии, применявший свои блестящие ораторские способности на поприще сицилийского сепаратизма. (Эта история, как и некоторые другие, которые Бушетта относит к тому периоду, не подтверждена иными источниками, поэтому к ней нужно относиться скептически. И все же она дает представление о личности рассказчика.)
В 1947 году Бушетте представили еще одного известного человека. Им оказался Сальваторе Джулиано, «последний бандит». Присутствие Джулиано приводило молодого Бушетту в благоговейный трепет. Ему казалось, что от того исходит какой-то «особенный свет». По-видимому, значительно меньшее впечатление на него произвел другой «человек чести», с которым он тоже познакомился в самом начале своей карьеры. Этим человеком был Джузеппе Дженко Руссо — босс Муссомели и закадычный друг дона Кало Виццини, которого другие мафиози называли Джиной Лоллобриджидой за его постоянное стремление привлечь к себе внимание прессы. Для искушенного горожанина, каким был Бушетта, Дженко Руссо олицетворял собой грубую жизнь сицилийской глубинки. И хотя к тому времени Руссо уже стал состоятельным землевладельцем и политиком, состоявшим в партии ХД, он, как и прежде, держал мула в доме и пользовался туалетом во дворе (фактически это была вырытая в земле яма и камень вместо сиденья, ни стен, ни двери не имелось). Эта деталь в особенности шокировала Бушетту, который впоследствии с ужасом вспоминал, что Дженко Руссо прямо во время беседы садился на камень и использовал «туалет» по назначению.
Вскоре Бушетта стал путешествовать. Его первое пребывание за границей продолжалось с 1949 по 1952 год. Тогда он побывал в Аргентине и Бразилии. В 1956 году он вернулся из очередной поездки в Аргентину с планами возобновить контрабанду сигаретами, в которой уже зарекомендовал себя с лучшей стороны. Тот Палермо, который он обнаружил, вернувшись на родину, уже начинали заливать бетоном, и этому бетону суждено было стать решающим аргументом в пользу заключения нового пакта между организованной преступностью и политической властью.
Разорение Палермо
«Разорение Палермо», под которым следует понимать строительный бум конца 1950-х и начала 1960-х годов, до сих пор приводит жителей города в уныние. Чтобы понять причину этого уныния, достаточно совершить прогулку по главной транспортной артерии города, двигаясь в северо-западном направлении. За отправную точку следует взять Кватро Кан-ти — перекресток, где сходятся четыре квартала этого причудливого города. Чтобы выяснить, в каком направлении Палермо расширялся в конце девятнадцатого столетия, нужно, никуда не сворачивая, пройти по виа Македа, мимо огромных бронзовых львов, охраняющих Театро Массимо, и выйти на виа Руджеро Сеттимо, которая в свою очередь переходит в широкий проспект виа Либерта — в эпоху Флорио по нему проезжали в своих каретах модно одетые буржуа, построившие великолепные дома в стиле модерн. К южной стороне виа Либерта, прямо перед Джардино Инглезе, примыкает дорога, соединяющая ее с площадью Пьяцца Франческо Криспи, центр которой теперь заставлен гигантскими рекламными щитами. Под этими щитами едва можно различить ржавые завитки и шипы изящной ограды из кованого железа. Странно, что за этим великолепием скрывается всего-навсего жалкая автостоянка под открытым небом. Эта ограда — фактически единственное, что сохранилось от одного из шедевров эпохи Флорио.
Когда-то здесь стояла окруженная пальмами вилла Дель-елла. Сторожевая башня, узкие окна, огромный балкон и пологие скаты крыш — все говорило о том, что ее архитектор высоко ценил архитектурный стиль тосканского Возрождения. В субботу 28 октября 1959 года на рассмотрение городского совета были представлены планы сноса виллы Дельел-ла. Они были приняты, и в тот же самый день начались работы. Всего за два выходных дня один из самых красивых домов эпохи модерна превратился в груду камней. Через месяц этому зданию исполнилось бы пятьдесят лет и оно оказалось бы под защитой закона. Потеря виллы Дель-елла — лишь незначительный эпизод на фоне многочисленных трагедий, вошедших в историю под названием «Разорение Палермо».
Когда закончилась Вторая мировая война, Палермо все еще оставался тем же самым городом, каким он был во времена Флорио. За пределами виа Либерта начинался пригород Конка Д'Оро с виллами и лимонными рощами. Палермо со всех сторон окружали сады и плантации цитрусовых. Несмотря на всю красоту, этот город остро нуждался в обновлении. Отчасти в этом были повинны бомбежки союзников, лишившие крова около 14 тысяч горожан, многие из которых жили в лачугах среди развалин старого центра, особенно пострадавшего от бомбежек. Потребность в жилье возросла в 1950-е годы, когда город захлестнула волна приезжих, пытавшихся устроиться на общественные работы. Такая возможность появилась благодаря тому, что Палермо вновь обрел статус столицы, в которой заседало новое, региональное правительство.