Страница 34 из 115
По этой причине он намеревался прибегнуть к конкретному юридическому инструменту — закону, запрещавшему деятельность преступных обществ. Этот закон не предусматривал слишком сурового наказания, но обвинение, вытекавшее из доклада Санджорджи, несомненно возымело бы широкий общественный резонанс. Оно доказало бы правоту фантастической теории, согласно которой тайное преступное общество, имевшее чрезвычайно сложную организацию, распространило свое влияние на всю Западную Сицилию и даже на зарубежные страны. Совершенно ясно, что если бы Санджорджи достиг своих целей, уже никто не смог бы отрицать факт существования мафии.
Но Санджорджи потерпел неудачу. Его доклад представляет собой очевидное подтверждение того, что в 1898 году правители Италии точно знали, что такое мафия; неудача Санджорджи, равно как и то обстоятельство, что бесценные сведения, содержащиеся в его докладе, были преданы забвению, весьма показательны с точки зрения проникновения мафии в итальянскую политическую систему.
Санджорджи был не просто хорошим полицейским, но и обладал несомненным литературным талантом. Из сотен имен и множества перепроверенных свидетельских заявлений он кропотливо воссоздавал схемы самых запутанных преступлений, поведал о целом ряде взаимосвязанных убийств и мошенничеств, которые наглядно свидетельствовали о жестокости 4i необычайной изощренности методов мафии. Порой истории, которые излагает шеф полиции, достигают поистине трагических высот.
Действие большинства криминальных историй разворачивается в западной части Сопса D'Oro- Золотой долины, на берегах которой расположены окрестности Палермо. Этот район еще со времен Римской империи был знаменит своими красотами и плодородием почвы. В 1890 году журнал «IllustrazioneItaliana» охарактеризовал его как место, «весьма способствующее полету воображения», «обладающее подлинно восточным очарованием». Эта местность служила очевидным доказательством того, что «в большинстве своем сицилийцы столь щедро наделены способностью к поэтическому восприятию». Среди лимонных рощ Сопса D'Oroэлита Палермо строила загородные резиденции. Весной наступал сезон villeggiatura, когда богачи покидали городские дома и переезжали на утопающие в садах огромные виллы, где жили в окружении экзотических растений и бесчисленных слуг. На рубеже столетий в клубах, театрах, виллах и бульварах Палермо можно было увидеть представителей местной знати, состоявшей из восьмидесяти баронов, пятидесяти герцогов и семидесяти принцев, которые вращались в обществе коронованных особ и плутократов, приезжавших сюда со всех концов Европы. К тому времени как Санджорджи получил назначение в Палермо, стоянка для яхт превратила столицу Сицилии в знаменитый курорт, своего рода Париж у моря. На пути к раскрытию тайн мафии Санджорджи пришлось следовать за «людьми чести» по всем извилистым и темным тропинкам, связывавшим простых жителей Палермо с представителями международного высшего общества, которые вели на Сицилии праздную и роскошную жизнь.
Шеф полиции сосредоточил внимание на расследовании одного загадочного убийства, случившегося за год до его прибытия в Палермо и оказавшегося «не по зубам» местным полицейским. Газеты называли это преступление «делом о четырех исчезнувших». Оно было связано с производством цитрусовых на плантации Лаганья, неподалеку от Аренел-лы. Эта деревушка, расположенная севернее Палермо, ютилась на тесном участке земли между горой Монте Пеллегрино и морем. Благодаря эху здесь отчетливо слышалась даже перекличка рыбаков в нескольких сотнях метров от берега. Через дорогу от главного здания плантации находилась лавка, где по ночам занимались изготовлением спагетти. Неподалеку располагался работавший круглосуточно таможенный пост. Никто не признавался в том, что в сентябре или октябре 1897 года заметил на плантации что-либо необычное, но вскоре отвратительный запах подсказал, что на фондо что-то не так. В течение нескольких дней плантация распространяла сладковатое зловоние, столь характерное для разлагающейся плоти. Наконец таможенники вызвали полицию. Ворвавшись на плантацию, полицейские обнаружили, что мафия устроила в Лаганье своего рода «конвейер». Кирпичные стены главного здания, немногим превосходившего размерами однокомнатную квартиру, были испещрены изнутри пулевыми отверстиями и забрызганы кровью. Жуткий запах исходил из расположенного неподалеку узкого и глубокого подземелья. Вызвали пожарных, которым поручили спуститься вниз. Там обнаружились почти полностью разложившиеся останки человеческих тел, присыпанные негашеной известью. Было установлено, что приблизительно полтора месяца назад здесь скончались от множественных пулевых ран четыре человека.
Когда в августе следующего года Санджорджи прибыл в Палермо, чтобы приступить к обязанностям начальника полиции, дело о четырех пропавших все еще не было раскрыто. Когда он начал расследование, мафия развязала настоящую междоусобную войну: на улицах Конка Д'Оро находили трупы людей, имевших пугающую репутацию. Другие исчезали бесследно. Детективы, которыми руководил Санджорджи, имели своих осведомителей, но мало что знали о планах враждующих сторон и о том, имеет ли эта война отношение к четырем убийствам в фондо Лаганья. Вызнать что-либо о делах мафии в ту пору, как и сегодня, было чрезвычайно непросто; кроме того, требовалось ведь преодолеть «пропасть» между осведомленностью и доказанными фактами. Перед представителями власти встал вопрос: как убедить осведомителей дать свидетельские показания в суде? Характерно, что Санджорджи в своем докладе не называет имен большинства людей, от которых он получал информацию. Запуганные общеизвестной способностью мафии карать любого, кто свидетельствует против нее, и подозревая, что агенты мафии имеются и в полиции, и в прокуратуре, информаторы, как правило, старались избегать официальных процедур. Впрочем, у всякого правила есть исключения, и Санджорджи, по счастью, представилась возможность в этом убедиться.
Девятнадцатого ноября 1898 года следователи полиции благодаря усилиям Санджорджи получили возможность допросить Джузеппу ди Сано. Газеты того времени описывали ее как дородную, пышущую здоровьем женщину с твердым характером и не слишком богатым воображением. Именно ей суждено было стать главной героиней доклада Санджорджи.
История, которую поведала Джузеппа, началась за два года до того, как она дала свидетельские показания, и за девять месяцев до убийств, совершенных на фондо Лаганья. В ту пору она изо всех сил пыталась сводить концы с концами, торгуя съестными и другими товарами в окрестностях Палермо, неподалеку от парка Джардино Инглезе. Женщину удивляло, что начальник местного подразделения карабинеров слишком часто посещал ее лавку — гораздо чаще, чем требовалось для удовлетворения повседневных нужд полиции в пище и вине. Разумеется, Джузеппа радовалась постоянному покупателю, но ее беспокоили распространявшиеся сплетни. По кварталу ходили слухи о том, что офицер пытается склонить ее восемнадцатилетнюю дочь Эмануэлу к любовной связи. Эти сплетни начинали вредить скромному бизнесу Джузеп-пы, поскольку квартал, в котором находилась ее лавка, относился к представителям правопорядка, мягко выражаясь, неодобрительно. Слухи следовало заглушить, причем так, чтобы не обидеть офицера.
Возникали и другие затруднения. Сыновья владельца местной дубильной мастерской пытались расплатиться за продукты откровенно фальшивыми деньгами. Джузеппа знала о том, что эти люди водят весьма опасные знакомства, а потому вежливо отказалась от предложенных денег. Однако покупатели упорствовали и в конце концов ухитрились всучить одну крупную банкноту мужу Джузеппы. После громкого семейного скандала Джузеппа отправила мужа на дубильню. Владелец мастерской согласился покрыть часть долга, но утверждал, что его мальчики ни в чем не виноваты и что сам он понятия не имеет, откуда взялись фальшивки.
Затем произошло самое тревожное событие. В конце декабря 1896 года местные женщины вдруг перестали заходить в лавку Джузеппы, а саму хозяйку лавки одаривали на улице косыми взглядами. Наконец одна домохозяйка во всеуслышание выразила недовольство тем, что ей приходится жить по соседству с «дешевками». Джузеппа решила выяснить, в чем дело (она предполагала, что это как-то связано с ее дочерью), — и ей в лицо бросили упрек: «Стукачка!» Джузеппа была ошеломлена и напугана: подобное обвинение значило куда больше, нежели сплетни о ее дочери, даже больше, чем спор из-за фальшивых денег.