Страница 113 из 115
Крозетти прочистил горло, которое словно слиплось от клея.
— Ну… да. Она определенно знала Булстроуда. А Булстроуд знал Хааса.
— Видите, профессор? — сказал Шванов. — Не сходится. И поэтому я думаю, что он прав. Думаю, что это обман, а бумаги — мусор.
С этими словами он сделал два быстрых шага и швырнул рукопись в камин.
Хаас испустил утробный вопль, животный стон отчаянной утраты, мгновенно пересек комнату и ринулся прямо в огонь. Голыми руками он вытаскивал листки из огня и разбрасывал их по комнате, как пес вышвыривает землю из норы. Крозетти видел, что некоторые страницы подхватил восходящий поток воздуха и они прилипли к задней стенке глубокого камина, но Хаас всем телом навалился на пылающие поленья, вытаскивая и их. При этом он продолжал кричать, даже когда отпрянул от огня; его одежда спереди и шарф пылали. Он принялся бегать небольшими кругами по комнате, пытаясь сбить пламя. Его лицо превратилось в ужасную черно-красную маску, очки покоробились и частично расплавились.
Мишкин схватил горящего профессора в охапку с такой легкостью, словно тот был полым, забросил его на плечо и ринулся к двери. Он отшвырнул Опекуна, пытавшегося остановить его. Тот упал на стоящий сбоку стол и сломал его. Мишкин выскочил наружу и бросился к впадине в земле, где снега было больше. Собирая снег горстями, он тушил пламя, а когда оно с шипением погасло, принялся прикладывать снег к покрасневшей истерзанной плоти лица и тела Хааса в тех местах, где одежда выгорела.
Крозетти, наблюдавший за всем этим сквозь распахнутую дверь, увидел, что Опекун встал, бросился к стоящему на коленях Мишкину и ногой ударил его под ребра. Он продолжил бы в том же духе, если бы его не отозвал Шванов.
— Знаете, это наводит меня на мысль, — сказал он.
Крозетти с содроганием понял, что гангстер обращается к нему и, очевидно, собирается объяснить, что происходит; киношные гангстеры всегда так поступают со своими жертвами. Мелькнула мысль: а так ли вели себя бандиты в прежние времена? Скорее всего, да, подумал он; такие сцены есть у Шекспира — злодей оправдывает свои действия и получает удовольствие, расписывая беспомощной жертве подробности ожидающей ее гибели. Но ведь Шекспир придумал это, как сценаристы придумали стрельбу из пистолетов на улицах Дикого Запада? Конечно. Многое, очень многое из придуманного стало частью человеческого поведения. Крозетти заставил себя сосредоточиться на словах Шванова.
— Вы согласны? Все готовы пожертвовать собой ради чего-то, и не обязательно ради денег. Ради детей, может быть. — Он устремил холодный взгляд на детей Мишкина. — Или, как мы только что видели, ради рукописи. Значит, она подлинная.
— Вы рисковали, — сказал Крозетти.
— Да, предприимчивому человеку вроде меня приходится рисковать. Зато я получил результат. — Шванов бросил взгляд на двух своих людей, собирающих подпаленные листы бумаги. — Не думаю, что обгоревшие участки сильно понизят цену, если вообще понизят. Они создадут впечатление еще большей подлинности. Вещь-то старая, что ни говори. Но, как я уже сказал, этот маленький костер навел меня на мысль. Профессор Хаас приглашает к себе в хижину своего доброго друга Мишкина с детьми, а также их приятеля Крозетти с его девушкой Кэролайн, и они решают совершить на катере Хааса прогулку по прекрасному озеру. Пусть и холодно, зато кругом снег, такая красота. И происходит трагедия: утечка бензина или что-то в этом роде, потом взрыв, они гибнут и остаются на дне озера.
— Не понимаю. Я не имею никакого отношения ни к этому мошенничеству, ни к Кэролайн.
— Да, но вы свидетель. Так делают русские, знаете ли. Сталин научил нас, и мы помним: если сомневаешься, избавься от всех, за исключением со… как произносится это слово?
— Соучастников.
— Точно. Соучастников. Поэтому сейчас вы пойдете на судно.
Он сунул руку под пальто, вытащил пистолет и по-русски прокричал что-то своим подручным. Вскоре в сторону озера потянулась печальная процессия. Впереди Мишкин, несущий на руках стонущего Хааса, потом дети Мишкина, за ними Крозетти и Кэролайн. Все русские вытащили оружие: Опекун достал автомат, остальные — полуавтоматические пистолеты. Именно Опекун сопровождал пленников к лодочному сараю и заставил их подняться на судно. Другой бандит с помощью насоса наполнял пятигаллонную канистру. Шванов и третий убийца отправились заводить свой катер.
Мишкин положил Хааса в угол заднего сиденья и помог подняться остальным. Когда Крозетти проходил мимо, Мишкин прошептал:
— Умеете управлять катером?
— Конечно.
— Тогда становитесь за руль.
Крозетти так и сделал. Мишкин сел рядом с ним.
Гангстер закончил наполнять канистру, поднялся с ней на судно и положил ее на заднее сиденье. Он сказал что-то своему товарищу, и оба расхохотались, а потом заговорил с Имоджен и схватил ее за руку, другой рукой держась за свой пах. Опекун что-то ответил, снял кормовой линь и прошел вперед, чтобы отвязать канат, которым крепился нос судна. Послышался рев двигателя катера Шванова.
Бандит все еще разговаривал с Имоджен, вплотную приблизив к ней свое лицо. Она закричала, попыталась оттолкнуть его, и тогда он схватил ее за волосы, с силой наклонил голову вниз и рывком расстегнул ширинку. В этот момент Мишкин, к огромному удивлению Крозетти, сунул руку под подушку сиденья, вытащил «люгер» и выстрелил мужчине в лицо. Гангстер свалился за борт, Мишкин повернулся и сделал пять выстрелов в стоящего на коленях и еще более удивленного Опекуна. После чего приказал Крозетти:
— Врубайте! Вперед!
Крозетти включил зажигание, двигатель закашлялся и взревел; Крозетти переключил передачу, и катер стремительно вырвался из лодочного сарая.
Они понеслись по воде, и Крозетти почувствовал, как внутри вздымается волна нервного смеха. Конечно, их должны были преследовать. Шванову и уцелевшему бандиту понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы сообразить, что произошло. Они увидели, что фигур в черных кожанках на отплывшем катере нет, и бросились в погоню. Крозетти понимал, что их старенькое судно с допотопным шестицилиндровым двигателям не ровня современному, втрое более мощному, но все равно до упора жал на газ, ожидая развязки.
Белое судно неумолимо догоняло их, и, когда расстояние между катерами сократилось до двадцати ярдов, один из преследователей начал стрелять. Пуля просвистела над головами, оставив длинный розовый шрам на палубе красного дерева. Сквозь рев двигателя Крозетти расслышал, как мальчик заплакал от страха.
Впереди, обозначая границу череды маленьких лесистых островков, протянувшихся от восточного побережья, стоял столб с зеленым фонарем на вершине. Мишкин потянул Крозетти за рукав.
— Идите между этим знаком и последним островом! — закричал он.
Крозетти крутанул рулевое колесо. Катер проскочил мимо столба, сокрушительно ударился о подводную скалу, промчался еще футов пятьдесят и начал тонуть. Крозетти оставил штурвал, схватил спасательный круг и прыгнул в ледяную воду. Оглянувшись, он увидел задранную вверх корму их катера над поверхностью воды, а позади него — какой-то крупный предмет. Поначалу он его не узнал, но потом понял, что это преследовавшее их судно, перевернутое на бок.
Еще он разглядел белый предмет поменьше и понял, что это парка Кэролайн. Она плыла лицом вниз. Крозетти ушел под воду, развязал шнурки ботинок, сбросил их и поплыл, толкая перед собой спасательный круг. Добравшись до Кэролайн, он увидел, что к ним плывет Джейк Мишкин, мощными гребками рассекая воду. Вместе они перевернули Кэролайн лицом вверх и затащили на спасательный круг до уровня плеч.
— Я держу ее, — закричал Крозетти. — Где ваши дети?
На лице Мишкина возникло выражение шока. Он дико завертел головой и закричал. На расстоянии футов в двадцать пять среди волн мелькнула маленькая темная фигурка: мальчик. Потом он исчез. Джейк рванул в том направлении, но Крозетти было совершенно ясно, что он не успеет. И вдруг из-за кормы их затонувшего катера появилась быстро двигающаяся фигура — это прекрасным кролем плыла Имоджен Мишкин. Она ушла под воду, вынырнула с братом, прижимая его к груди тем способом, как рекомендует делать Красный Крест, и быстро поплыла на спине к ближайшему островку.