Страница 110 из 115
Здесь туннель, прорезаемый фарами во мраке, стал еще уже, а снег сильно лип к колесам, заставляя машину тормозить на подъемах. Время замедлилось; Крозетти перестал чувствовать его ход. В машине было лишь старое радио; из приемника лилась музыка в стиле кантри, то и дело заглушаемая статическими помехами. Крозетти выключил радио и теперь слышал лишь поскрипывание «дворников» и урчание мощного двигателя. Вспышка желтоватого света впереди и развилка. Он включил освещение в машине, сверился с картой. Правый поворот, да. Вскоре впереди показалось скопление почтовых ящиков, густо усыпанных влажным снегом, и подъездная дорога в белых комках снега. Он проехал еще ярдов десять, достал из бардачка фонарик на четырех батарейках и остановил машину. Было чуть больше трех утра.
Это был крепкий бревенчатый дом с островерхой крышей и широкой верандой, обегающей его с трех сторон. Из передних окон лился неяркий свет, создавая на свежем снегу желтоватое пятно. Обходя дом вокруг, Крозетти не столько увидел, сколько почувствовал близость озера — абсолютная тьма там, где кончался снег, с протянувшимся в нее белым пальцем причала.
Он осторожно поднялся по ступеням на веранду, прижал лицо к освещенному окну, увидел большую комнату, простую мебель из полированных кедровых бревен, обитую красной шотландкой, большой каменный камин с горящим огнем, индейские коврики на полу и голову американского лося над камином. В другой стене — большой встроенный книжный шкаф и сложная, дорогая на вид аудиосистема. Ни движения, ни звука. Крозетти легко открыл дверь, повернув латунную ручку, вошел и закрыл дверь за собой. Сквозь шепот огня расслышал звуки из другой комнаты: звяканье посуды и какое-то движение. В доме пахло кедром, огнем и свежим кофе. Около бокового окна стоял круглый сосновый стол с включенным лаптопом, а рядом лежал знакомый плотно набитый конверт. Только Крозетти собрался бросить взгляд на экран, как в комнату вошел Мишкин с кружкой, над которой поднимался пар.
И остановился, удивленно глядя на Крозетти.
— Крозетти? Что вы здесь делаете?
— Я проезжал тут… рядом. Вот, решил заглянуть.
Мишкин натянуто улыбнулся.
— Неплохое объяснение. Хотите кофе? У меня и виски есть.
— Спасибо. Это было бы здорово.
Мишкин двинулся в сторону кухни, но потом остановился, подошел к компьютеру и опустил экран. Крозетти сел на софу лицом к огню и отдался чувству усталости; ощущение было такое, будто он только что участвовал в марафонском забеге. Спустя несколько минут вернулся Мишкин со второй кружкой и поставил ее на низкий сосновый столик перед софой. Некоторое время они молча пили кофе. Потом Мишкин сказал:
— Надеюсь, вы здесь не по поводу чека.
— Нет, с ним все в порядке, спасибо.
— Тогда чему обязан?
— Кэролайн Ролли. Она позвонила мне в ужасной панике и дала этот адрес. Ну, я и приехал.
— Что? Вы ехали восемь часов в снежную бурю только потому, что Кэролайн Ролли поманила вас?
— Ну да… Это трудно объяснить.
— Настоящая любовь.
— Нет, вообще-то, хотя… что-то есть. Главным образом… ну, я просто болван.
— Ладно, раз так, должен сообщить вам: ее здесь нет, а я ожидаю совсем других гостей. Могут возникнуть сложности.
— Вы имеете в виду Шванова.
— И еще кое-кого.
— Например?
— Например, Микки Хааса, знаменитого шекспироведа и моего дорогого друга. Это его дом. Он приедет, чтобы установить подлинность нашей рукописи.
— Я думал, для этого требуется специальные приборы, анализ чернил, датировка бумаги…
— Да, но искусные мошенники в состоянии подделать чернила и бумагу. Нельзя подделать только подлинное творение Шекспира, а на Шекспире Микки собаку съел.
— И он вместе со Швановым?
— Боюсь, это долгая история.
Крозетти пожал плечами.
— У меня полно времени, если только вы под дулом пистолета не выгоните меня в буран.
Какое-то время Мишкин пристально вглядывался в его лицо, и Крозетти выдержал взгляд. Наконец Мишкин вздохнул и сказал:
— Нам понадобится еще кофе.
Он принес новую порцию, тоже с виски, а потом они уже обходились без кофе. Они разговаривали, как два незнакомца, вместе пережившие кораблекрушение или какое-то другое ужасное бедствие, которое оставило на них схожие шрамы, но не сблизило. Они не стали друзьями и не могли ими стать, однако та вещь, что привела их сюда, — та, что лежала в конверте на столе, — позволяла им беседовать более откровенно, чем они говорили бы в обычной обстановке; ну и виски помог.
Мишкин подробно рассказал о том, как он оказался связан с Булстроудом, и о своей грустной жизни, не скупясь на описание собственных грешных деяний. Когда он дошел до связи с предполагаемой Мирандой Келлог и о своей надежде снова увидеть ее, Крозетти заметил:
— Кэролайн говорила, что она актриса, нанятая Швановым, чтобы выкрасть у вас рукопись.
— Да, я примерно так себе это и представлял. Вы… Кэролайн не сказала, что с ней случилось?
— Она не знала, — быстро ответил Крозетти и перевел разговор на свою семью и на фильмы, которые любил и хотел снять.
Мишкин, казалось, очень заинтересовался, каково это — вырасти в прочной счастливой семье, а также тем, действительно ли кинофильмы определяют наше поведение и ощущение реальности.
— Все не так, — не соглашался он. — Все происходит наоборот. Киношники улавливают идеи, что носятся в воздухе, и воплощают их в фильмах.
— Нет, кино первично. К примеру, на пыльных улицах западных городков никогда не было перестрелок, когда выхватывают пистолеты и палят друг в друга. Киносценаристы придумали это ради усиления драматического эффекта. Классический американский ход — искупление через насилие. На старом Западе и пистолетов-то практически не имелось. Они были дорогие, тяжелые, и только идиот стал бы таскать их в кобуре у пояса. Да еще на коне. Если на старом Западе вы хотели убить кого-то, то поджидали удобного случая и стреляли в спину, обычно из дробовика. А теперь у нас столько оружия, потому что кино научило нас, как применить пистолет в реальной жизни. Люди действительно убивают друг друга, в точности как в фильмах о старом Западе. Кино формирует реальность и жизнь человечества — международную политику, бизнес, сексуальные и семейные взаимоотношения. В общем, абсолютно все. Раньше эту роль играла Библия, а теперь кино. Почему парень навязчиво преследует девушку? Потому что мы знаем: он должен настаивать, даже если выглядит при этом идиотом, пока девушка не полюбит его. Почему похищают женщин? Потому что маньяк ждет момента, когда сопротивление превратится в страсть. Он пятьдесят раз видел, как это делают в кино. Мы принимаем эти маленькие решения день за днем и в итоге получаем мир. Тот, что есть, нравится он нам или нет.
— Выходит, киносценаристы — непризнанные законодатели человечества.
— Вот, вы поняли! — воскликнул Крозетти. — Ведь мы и сейчас в кино. Почему, черт побери, мы сидим в заброшенной хижине в ожидании шайки гангстеров? Это же чушь! Почему стомиллионная рукопись лежит на столе в заброшенной хижине? Полное безумие. Я объясню вам почему. Потому что мы оба приняли цепочку решений, и каждое из них обусловлено лейтмотивом какого-нибудь фильма. Когда таинственная девушка звонит Джону Кьюсаку и умоляет спасти ее, он не отвечает: «Это нереально, дура». Он сдвигает горы, чтобы спасти ее, как написано в сценарии. И вот я здесь, а рядом со мной сидит Уильям Херт, слегка испорченный, обремененный чувством вины, но еще придерживающийся приличий. Он сам уже не понимает, хочет жить или нет, и потому ставит себя в опасную ситуацию ради… ради чего? Ох, да, есть таинственная девушка, но, в сущности, это добровольное наказание, потребность довести дело до взрыва, который разнесет его на куски и тем самым покончит с жизнью, не удовлетворяющей его.
— Уильям Херт. Неплохо.
— Да. И когда гангстеры явятся, они будут вести себя как гангстеры из кино. Или — хотя такой прием не часто используют — они будут вести себя диаметрально противоположно гангстерам из кино. Это как в «Клане Сопрано» — киношные гангстеры изображают настоящих, которые посмотрели кино про бандитов и изменили стиль поведения, чтобы походить на них. Однако именно так и происходит в жизни. В одном можно быть уверенным — настоящими они не будут. Настоящего больше не осталось.