Страница 14 из 14
– Что? – не понял Череп.
– Гашиш, говорю, покурим?
Он непонимающе смотрел на нее. Тогда Марина принесла кальян, зарядив его гашишем, вытянулась на кровати и взяла мундштук. Сделав пару затяжек, предложила Черепу, сидевшему рядом. Но он отрицательно покачал головой:
– Нет. И вам бы тоже не надо, Марина Викторовна.
– Отвали! – велела она слегка заплетающимся языком. Ее уже зацепило, но все равно еще пару раз затянулась, окончательно улетая.
В наркотическом полусне Коваль видела Федора. Он улыбался и тянул к ней руки – такой родной, любимый, живой…
– Возьми меня к себе, – попросила она. – Я не могу тут без тебя, мне не нужна жизнь, где тебя нет.
Но он покачал головой, не соглашаясь… Марина плакала, умоляла, но бесполезно.
Очнувшись среди ночи вся в слезах, с головной болью, раздирающей виски, она увидела лежащего на ковре возле кровати Черепа, положившего голову на свернутую кожанку. Ей стало жаль его, она подсунула подушку, а сверху набросила одеяло. Череп сразу открыл глаза и сел:
– Куда вы?
– Лежи, я покурить, на кухню, – успокоила Марина, нашарив ногой тапочки.
– Я с вами, – упрямо заявил он, поднялся и пошел за ней на кухню.
Не включая света, Марина нашарила на подоконнике пачку сигарет, села за стол и замерла. Череп уселся рядом, достав свои, закурил. Тогда Коваль уставилась ему в глаза, и он смутился:
– Что?
– Ничего. Как тебя зовут? В смысле, как родители назвали?
– Олег.
– Понятно. Ничего, если я тебя по имени звать буду? А то погоняло у тебя недоброе какое-то.
– Это от фамилии – Черепанов. Зовите, как нравится.
– Если честно, то никак не нравится, – призналась она. – Твое присутствие меня напрягает. Сделай так, чтобы я как можно меньше его ощущала.
– Постараюсь, но совсем уйти не могу – хозяин велел быть рядом, охранять. Если дело в моей роже, то попросите, и он пришлет кого-нибудь другого, – спокойно и без обиды сказал Череп.
– Твоя рожа ни при чем, просто мне не нравится, что кто-то постоянно будет отсвечивать за спиной.
– Привыкайте, Марина Викторовна, теперь по-другому никак, – загадочно ответил он.
– Ладно, пойду еще пару затяжек сделаю, – Марина поднялась, направляясь в спальню, но Череп перехватил ее и резко сказал:
– Нет, все! Хватит на сегодня, а то подсядете!
– Не волнуйся.
– Я сказал – нет! – еще раз повторил он. – Я не хочу видеть, как из красивой женщины вы превратитесь в затасканную мочалку, готовую за «косяк» на все и под всех.
– Ты-то здесь при чем? Не смотри, я не заставляю.
Но Череп решительно забрал кальян из спальни, прихватив и весь оставшийся гашиш. Падла такая…
– Ложитесь, Марина Викторовна, завтра тяжелый день, нужно сил набраться, – уговаривал он, накрывая ее одеялом.
Думать о завтрашнем дне, когда вместо живого, любимого Волошина останется могильный холмик, было невыносимо. И как ей удастся выдержать похороны, Марина даже не представляла…
Утром Череп принес кофе, и Марина, вспомнив, как делал это Федор, заплакала, роняя слезы прямо в чашку. Череп молча сидел на кровати и смотрел на плачущую женщину, не успокаивая и вообще ничего не говоря. Потом ему на мобильный позвонил Мастиф, сообщив, что похороны в два часа, и Марина начала одеваться, плохо соображая, как должна выглядеть. Выбрала любимое Федькино платье – длинное, черное, совершенно закрытое, с длинными рукавами и капюшоном, и черную же норку. Когда, прихватив темные очки, вышла в комнату, Череп вздрогнул – видимо, показалось ему, что это не давно знакомая Коваль, а Смерть…
Они приехали на кладбище. Благодаря вмешательству Мастифа Марине не пришлось заниматься похоронами самой – он помог, созвонившись с сослуживцами Федора и представившись ее отцом. Когда, сопровождаемая Черепом, Марина шла к зияющей, как рана, могиле, ее окликнул высокий капитан, отделившийся от толпы людей, окруживших гроб.
– Марина!
– Да, – хрипло ответила она, обернувшись.
– Вы меня не помните? Я Артем Догилев, Федор знакомил нас как-то…
– Нет, не помню, – пробормотала Коваль. – Извините меня, я не в состоянии разговаривать…
Череп оттер военного плечом, взял Марину под руку:
– Покурить хотите, пока еще есть время?
Она кивнула. Череп достал из кармана ее сигареты, поднес зажигалку, и Марина затянулась, судорожно глотая дым. Среди толпы маячили мастифовские братки, стоял он сам в длинном черном пальто.
– Идемте, Марина Викторовна, – тихо сказал Череп. – И не бойтесь ничего, я рядом, я буду рядом.
…Она словно оглохла, поле зрения сузилось до размеров, вмещающих только родное лицо с закрытыми навсегда уже глазами и плотно сжатыми губами. Упав на колени в рыхлый мартовский снег, смешанный с кладбищенской землей, она уронила голову на грудь Федора и так стояла, не замечая промокшего вмиг платья, заледеневших сразу же коленей. Кто-то из Федоровых сослуживцев попытался поднять ее, но Череп намертво стоял за спиной, не давая прикасаться к замершей у гроба женщине. Она больше не плакала, словно слез не было, все окаменело. Внезапно перед глазами поплыло, и Марина завалилась в расквашенную жижу, потеряв сознание.
Очнулась она дома, на кровати в собственной спальне, не совсем понимая, как здесь оказалась. На ней по-прежнему было черное платье, только все измятое и грязное, на полу валялась шуба, тоже вся в грязи. На кухне кто-то гремел посудой. Марина поднялась и, спотыкаясь, как пьяная, пошла на звук.
Череп готовил что-то, стоя спиной к двери. Под черной водолазкой бугрились мышцы.
– Это ты меня привез? – спросила Марина срывающимся голосом.
– Да. Вам лучше?
«Вот интересно, что такое „лучше“ применительно к моей ситуации – то, что до сих пор жива?» – пронеслось в Марининой голове, и она не ответила, достала из шкафа бутылку текилы, налила в высокий стакан. Брови Черепа взметнулись вверх, когда он увидел, как Коваль залпом влила в себя мексиканскую самогонку, даже не морщась, и налила еще.
– Вы не думаете, что это слишком? – поинтересовался он, ставя перед ней тарелку с… японскими роллами. Ого, а он еще и кулинар, оказывается! Надо же, а Марине всегда казалось, что он только шеи умеет сворачивать.
– Не лечи меня, – отмахнулась она, беря стакан.
На ее руку легла широкая горячая ладонь:
– Не надо, Марина Викторовна, от этого будет только хуже, я знаю. Нужно продолжать жить…
– Как?! – заорала она, вырывая руку. – Как мне жить дальше – без него?! Ты не знаешь, что значил для меня этот человек! Мне нет смысла жить, пойми это, агрегат для разборок! Если только ты вообще способен что-то понять!
Коваль заплакала наконец, чувствуя, что слезы приносят облегчение, если это возможно, конечно. Череп смотрел на нее не отрываясь, словно видел впервые, потом подошел и обнял, прижав к груди.
– Это хорошо, что вы плачете.
Он потащил ее в ванную, открыл воду, принялся умывать лицо, а Марина все плакала и плакала, пока совсем не обессилела от собственной истерики.
– Помоги мне платье снять, – попросила она, и Череп потянул «молнию» вниз.
Не стесняясь его, Марина сбросила платье, прекрасно зная, что никогда больше не наденет его, не сможет. Внезапно подняв глаза, поймала на себе полный ужаса взгляд Черепа, глядящего на ее тело.
– Что, нравится?
– Господи… что это такое? Кто это вас так?.. – выдохнул он.
– А то ты не знаешь, – усмехнулась она, беря халат.
Череп подтянул ее к себе, чуть дотронулся кончиками пальцев до рубцов на животе:
– Значит, за все это я перебил тому козлу только одно колено?! Ну, ничего, время есть, проведу его с пользой! – произнес он с угрозой, сузив глаза. – Таких тварей надо калечить так, чтобы смерть избавлением казалась! Как вы выдержали это все, ведь это же дикая боль? – спросил он севшим голосом, поглаживая ее шрамы.
– Убери руки, Олег, – тихо попросила Марина, спокойно стоя перед ним в одном белье и чулках. – Я знаю, о чем ты сейчас мечтаешь, и даже согласилась бы быть с тобой при другом раскладе, но не сейчас, не сегодня, когда я похоронила Федора.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.