Лашарела

Лухуми окружил больную тещу лекарями, но те ничем не могли помочь ей. Цицино угасала. В сильном жару она часто бредила: разговаривала с царем, визирями, эристави, смеялась и плакала, как безумная. Лилэ не допускала к ней посторонних и старалась не отходить от нее.

Однажды Цицино попросила дочь запереть дверь и подойти к ней поближе. Отрывистым шепотом поведала она ей так долго скрываемую тайну. Рассказала про гибель рода, про завещание отца, дрожащей рукой вручила последнее письмо его и заставила прочитать вслух.

— Я выполнила свой долг, — сказала она, — поставила тебя на верный путь, открыла доступ к царскому двору. Теперь все зависит от тебя! Если ты будешь вести себя умно, добьешься своего… Ты можешь, ты должна выполнить завет отца. Клянись… клянись на этой иконе, что ты сделаешь все, что я скажу…

Потрясенная Лилэ опустилась на колени и, простирая руки к иконе, стала произносить слова клятвы.

— Нет, подойди, поклянись вот на этом, — остановила ее Цицино и, сняв с шеи медальон, раскрыла его и протянула Лилэ.

Широко раскрытыми глазами разглядывала Лилэ медальон. На одной его стороне находилось изображение богоматери, на другой — конь, скачущий по клинку меча.

— Это герб твоего рода, дочка. Ты должна возродить силу и мощь его. Конь на обнаженном клинке должен занять место рядом со львом Багратионов.

Лилэ повторила слова клятвы вслед за матерью и трижды поцеловала изображение на медальоне.

Цицино надела медальон на шею дочери и перекрестила ее.

И вот Цицино скончалась.

Всего неделю назад Лилэ в подвенечном наряде стояла перед алтарем, а теперь ей пришлось одеться в траур. Днем причитала она над могилой матери, ночами плакала, прижавшись к груди Лухуми.

Она оплакивала умершую мать, погибшего отца, свою несчастную судьбу. Теперь, после смерти матери, у нее не было никого на белом свете, кроме Лухуми. Казалось бы, ей следовало именно сейчас привязаться к нему и полюбить. Но Лилэ вовсе охладела к супругу. Все чаще думала она о матери, о ее стоической верности завещанию мужа.

Красивая, молодая женщина, Цицино, овдовев столь безвременно, могла бы снова выйти замуж, но, преданная покойному мужу, она отказалась от всех житейских соблазнов. Скрываясь в диких горах, где никто, кроме Зезвы Гаприндаули, ничего не знал о ней, в лишениях и страданиях растила она дочь, готовила ее к царскому трону. Теперь Лилэ понимала, почему мать держала ее вдали от других, баловала, воспитывала в ней надменность и высокомерие по отношению к окружающим.

Никого не считала Цицино достойным стать рядом с ее дочерью. А перед самой смертью вынуждена была выдать ее замуж за велисцихского крестьянина, и теперь все зависело от того, сумеет ли Лухуми с помощью жены возвыситься при царском дворе.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Все купцы, сюда приехав,

представляются ему.

Все, что есть, ему покажут,

без него же — никому.

Царь принимал русских купцов, прибывших с посольской миссией.

Из визирей на приеме присутствовал один Ахалцихели.

К царю направился русский купец Тихон, облаченный в дорогие одежды. Седая его борода покоилась на широкой груди, румяное лицо расплылось в приветливой улыбке, из-под густых бровей сияли голубые глаза.

В дверях стояли грузинский купец Шио Кацитаисдзе и несколько русских купцов.

Приблизившись к трону, Тихон снял с головы высокую меховую шапку, перекрестился и, сделав несколько шагов вперед, преклонил колена.

— Могучий царь иверов! Тебе, брате, кланяется князь Руси Киевской Мстислав Романович! Он желает царю и единоверному народу иверскому благоденствия и победы над супостатами и посылает дары мудрому и славному государю Грузии.

Тихон приложился к краю царской одежды.

Царь поднял посла и усадил его напротив себя. Поблагодарил за ласку и привет от князя Киевского и, со своей стороны, осведомился о княжеском здоровье.

Тихон испросил позволения у царя и велел слугам внести дары. Те разложили перед Георгием горностаевые и собольи меха, беличьи и песцовые шкурки, черно-бурых лис, оружие в дорогой отделке.

Когда все подарки были представлены, Тихон бережно извлек завернутое в мягкие ткани распятие и, передавая царю, произнес:

— Это распятие посылает тебе великий князь Киевский. Да пребудет с тобой вечно благодать его! — Тихон перекрестился и поцеловал крест. Работа русских умельцев достойна твоего внимания, государь!

Царь принял распятие из рук Тихона, приложился к нему и стал разглядывать тонкую работу. Знаток чеканного искусства, он одобрил умелое распределение многочисленных драгоценных камней и передал крест Ахалцихели. Главный казначей бережно взял в руки распятие и, перекрестившись, почтительно надел его на шею Георгию.

Неожиданно в зал вошла Русудан. Тихон поклонился сестре царя. Русудан глаз не могла оторвать от дорогих даров Киевского князя. Лаша, заметив, что ей не терпится поближе рассмотреть их, обратился к Шалве Ахалцихели:

— То, что не подлежит хранению в казне, немедленно отошли сестре нашей.

Главный казначей распорядился отнести в царское хранилище оружие, расшитые золотом седла, драгоценные сосуды и чаши, а меха, ткани и шитье отослать в покои царевны.

Обрадованная Русудан поблагодарила брата и, поклонившись послам, удалилась из зала.

— Это еще не все дары, государь, — снова заговорил Тихон. — От хана половецкого табун — сто отборных коней. Повелитель половцев-кипчаков, хан Котян, шлет свой привет царю Грузии. Он велел передать, что грузины и кипчаки издавна были дружны. Кипчакские воины верно служили грузинским царям и впредь готовы, буде на то воля государева, вновь доказать ему свою верность.

— Я благодарю хана за доброту. С его помощью, опираясь на силу грузинского оружия, возможно, я сумею исполнить завещание моей блаженной матери, — молвил Георгий.

— О каком завещании изволит говорить государь? — спросил Тихон.

— Последняя воля матери моей была такова: чтобы прах ее предали священной земле Иерусалимской. Нам надлежит освободить гроб господень и присоединить Иерусалим к Грузии. То, чего не смогли сделать румийцы и франки, должны свершить грузины.

— Велики замыслы твои, царь! Господь милостив, и мы вознесем к нему молитвы об умножении сил твоих и исполнении завещания мудрой царицы Тамар…

— Отведите покои сопровождающим посла великого князя русского и воздайте им достойные почести. Табун мы посмотрим позднее, — повелел царь.

Тихон дал знать купцам, что прием окончен. Царь отпустил и своих слуг. В зале остались царь, Шалва, Тихон и Шио Кацитаисдзе.

Тихон и Шио вместе были у кипчакского хана. Шио отвез Котяну подношения от грузинского царя и передал ему тайное послание.

И русские и грузины были заинтересованы в сохранении мира и дружбы между кипчаками и грузинами.

Торговый путь из Киева в Хорезм пролегал через многие страны, в том числе через кипчакские степи и Грузию. Добрые отношения между степняками и грузинами означали безопасный путь для купеческих караванов, выгодную торговлю. Вражда же между ними грозила прекращением торговли.

Помимо этих, общих с русскими, интересов, старейшина грузинских купцов Шио Кацитаисдзе был движим еще иной причиной. Он вел скрытую борьбу с торговым могуществом Иванэ Мхаргрдзели и мечтал об окончательном поражении сильного соперника. Шио тайно был связан с Ахалцихели и царем, не раз доказывал им свою преданность и заслужил с их стороны полное доверие.

Когда Тихон возвращался через Тбилиси из Ирана, Кацитаисдзе присоединился к нему со своим караваном, и они отправились с царскими дарами сначала к кипчакскому хану, а затем к великому князю Киевскому. Георгий поручил Шио тайно переговорить с Котяном о найме и переселении в Грузию тридцати тысяч воинов и просил Тихона помочь ему в переговорах.

Кроме того, Шио было приказано вызнать, что творится в русских княжествах, и выяснить, что сулит Грузии дружба с ними. После изгнания из страны князя Юрия Грузия соблюдала осторожность в отношениях с русскими княжествами, ибо правили ими родичи Юрия. Однако после того, как род Боголюбских ослаб и утерял мощь, Грузия снова начала налаживать связи с единоверной Русью.