Страница 52 из 166
— Не спрашивай, а я врать не стану. Потом, меньше знаешь — крепче спишь. У вас, я слышал, колдунов на костре жгут.
Девушка ойкнула, распахнула серые глаза до невообразимой величины, потом крутнулась, выскочила из фургона, толкнув возницу — по тягучему недовольному ворчанию Спарк узнал Ингольма — и пропала из виду. Проводник выдохнул, перевернулся на другой бок. «Можно иметь волчьи зубы, и скалить их только девкам в кабаке. А можно иметь волчью природу, и радоваться пролитой крови», — так однажды объяснил ему Глант. Парень посмотрел на примятое сено, где только что сидела Брас. Девчонка тоже ничего… Что они все привязались: возьми себе женщину, да возьми… Если бы он хоть сразу не сказал, что ищет именно Иринку! Теперь как-то стыдно получается: искать одну, заглядываться на другую, под юбку лезть к третьей… И чтобы все остались довольны, и никто не жаловался? Мужики от начала времен такие вопросы щелкали, как семечки: мол, чего она не знает, ей не повредит. Значит, лови момент, чего блудомыслию предаваться? Скарша говорила, десять лет все равно не выдержишь — так кто ж спорит! Нер настойчиво посылает к шлюхам. Ну, в ЛаакХааре их навалом, но как-то оно непривычно… «Взял — положи на место». Черт, что же делатьто?
Так ничего и не решив, Спарк соскользнул в мутный, тяжелый сон. Только дом ему уже не снился. Снились прожитые у Висенны годы. Живым огнем полыхнуло яркое, памятное и цельное начало; потом обступила тоска — плоская и зябкая, продутая ветром, как степь вокруг. Одно слово — Пустоземье! Ни людей, ни селений, колодцы редки, как удача, а звери, конечно же, стараются не попадаться на глаза. Лишь изредка потянет за душу волчий вой, да вид оживится картинами Охоты. А к исходу сна опять вернулась память о начале. Точно так и Берт Этаван: с него ведь проводки начались, его караван стал первой удачей. Вот и снова он подвернулся…
Проснувшись, Спарк мотнул головой, косолапо выбрался из фургона, отшагнул на обочину, уступая следующим упряжкам. Зевнул, долго вытряхивал солому из волос, чувствуя, как с мусором по кусочку улетает ночная тревога. Поднял глаза к небу: скоро ли полдень? И спохватился: а ведь поместилось в прожитые года такое, чем любой тоскливый морок подавится. Именно — Волчий Ручей.
— Волчий Ручей уже видно, госпожа…
— Говоришь, оборотень? — девушка думала о своем, и ответила невпопад. — Вот, значит, почему он волков не боится… Опасно.
— Но ведь теперь волки нас не тронут! А разбойников те же волки и порвут. Чем опасно?
— Глупышка, — Тайад погрозила пальцем. — Мало ли доносчиков в городе? У отца хватило смелости связаться с этими… волкогавами. Если бы я тогда знала! Думала же — просто сорвиголовы, мало ли наемников в городе! Тальду я не позволю, как поженимся.
— Значит, все-таки Тальд? А я думала…
Госпожа Тайад Этаван ничего не ответила. Скрипели телеги. Фыркали все еще испуганные кони. Через откинутый полог заглядывал ветер, шевелил листки книги, холодил изящную белую руку Тайад. Бесконечной лентой завивался ковыль. Далеко-далеко в выгоревшем голубом небе звенела невидимая птица. Так же было вчера, то же будет и завтра. Брас потянулась. Оборотень он там, или не оборотень, а городок поставил правильно. Можно будет хоть сегодня переночевать на перине, не опасаясь разбойников. Во-он уже первые золотистые домики выбегают к дороге; вон длинный забор вокруг постоялого двора, наклоненый наружу, чтобы зверь не перескочил. А вон на вершине холма открывается и сама крепость. Оплывшая насыпь, поверх нее бревенчатые стены, привычные острые крыши под лемехом — деревянными пластинками. Крепость и двор успели потемнеть, а домики свежие, не позже месяца поставлены, из трех только один перекрыт. Строительный лес рядом, вода близко, пашни можно пахать прямо за околицей — хутор быстро превращается в городок. Как бы Тайад не прогадала с осторожностью! Растет поселение, Неслав силу набирает. Через пару весен, глядишь, воеводой назовется…
Фургон обмахнуло темное сырое крыло: въехали в ворота гостиницы. С далекой стены кто-то громко поздоровался с Табергом. Берт зычно объявил свое имя. Встречать караван вышел новый человек, прошлой осенью Брас его тут не видела. Точно, прибывают люди. Ох, не обсчиталась бы Тайад!
— Добро пожаловать! — оскалился в улыбке новый стражник. — Добро пожаловать на Волчий Ручей!
2. Волчий ручей. (3736–3738)
— Вот где хорошо бы построиться: холм удобный… — Спарк осторожно повертел головой. В конском седле после волчьего было с отвычки высоко и боязно. Неслав с Ингольмом молча переглянулись. Ярмат почесался, хмыкнул, собрался говорить, но Ульф его опередил:
— Воды нет поблизости. Колодец искать? Инг, ты что скажешь?
— Я могу выкопать и раскрепить, а искать — этого дела я не знаю, — хмуро возразил кузнец.
Неслав добавил:
— По Тракту не только осенью ездят. Давно уже известны и места стоянок, и дороги, и родники.
Спарк смутился. В самом деле, пыжился так, будто первый человек в этом краю. А Пустоземье, если по совести, пустое только во время Охоты. Зато пустое на совесть: безлюдье и страх первого осеннего месяца помнят весь год. Так ведь и ездят почти весь год, тут Неслав сказал истинную правду. Начинают весной, как просыхает земля, в середине здешнего апреля. Как раз кончается время Солнца и Снега, но еще не началось время Молний. Караваны ходят все лето, от Васильков и Вишен до самого Золотого Ветра. Снаряжают обозы и после Охоты, во Время Теней и Туманов. Знаменитая Железная Ярмарка в ЛаакХааре как раз и открывается первым осенним караваном с севера.
Вернее, ярмарка открывалась первым караваном Теней и Туманов. Так было. Однако, не далее, как этой осенью, Берт Этаван нахально доехал до ЛаакХаара в самый разгар Золотого Ветра, когда ярмарку только начинали готовить. Купец так умело использовал свое преимущество, что даже двенадцатая доля прибыли сразила ватажников наповал.
— Столько проедать жалко… — нерешительно сказал Ингольм. Как ни странно, первым его поддержал Ярмат:
— Землю купим, двор поставим… Тут хватит, если не раструсим на каждого.
Сидели тогда ватажники в комнатушке на верхнем этаже гостиницы. Арьен сторожил у дверей, Сэдди на всякий случай приглядывал за окном. Осеннее солнце щедро освещало внушительную горку золота на столе. Тогда-то Спарк и подумал: а зачем покупать, если вдоль Тракта земли навалом? Потом был договор со стаей Тэмр; еще позже — долгий спор, когда Сэдди и Неслав доказывали Ярмату с Ингольмом преимущество вольного хутора перед затиснутым в стенах городским подворьем. Арьен и охотники держались в стороне от спора. Спарк наблюдал, с трудом удерживая себя в руках. В конце концов, выиграли те, кто хотел жить на Тракте. Но все это случилось позже. Начало Волчьего Ручья Спарк отсчитывал именно с того осеннего солнца и горки блестящих кругляшей на шатком столе.
Нынешний день солнцем похвастаться не мог. Из степи тянул знобкий сырой ветер, обещая скорый дождь. Копыта то и дело хлюпали по лужицам, сажая на одежду все новые и новые брызги. Руки противно выстуживал утренний холод, а серые тучи давили глухой тоской. И все-таки Спарк привел ватагу к тому самому холму, где надеялся встретить Иринку… да, уже через девять лет. «Из армии, и то уже уволился бы!» — мимоходом подумал Спарк, разбирая поводья.
— Отъедем южнее, — предложил Таберг, — Я знаю там хорошее озеро.
Конь под Неславом протяжно заржал, и подался с Тракта. Со стороны далекого черного леса долетел странный шум: то ли треск, то ли рев большого существа. Ярмат быстро и точно опустил руку на меч. Прочие ватажники не подали виду, что беспокоятся или боятся, но кони недовольно зафыркали.
— Тут… Волки — одно, а кроме волков тоже ведь зверья хватает… — Ярмат управился с конем раньше всех. — Перед весной, на бескормицу, выйдут звери под стены — отобьемся ли?
Таберг презрительно скривился:
— Дай мне вдоволь хороших стрел и теплую вышку — ни одна собака стены не обгадит. Людей опасаюсь!