Висенна. Времена надежды

Наместник отмахнулся от королей и атаманов:

— Ладно, я напишу в Совет. Пусть Дилин подумает. Ратин как?

— Лечиться долго. До зимы вставать не разрешают. И потом в тепле держать надо, потому как легкие задело. Два ребра перерублены — во клинок отточен!

Игнат тяжело забрался в седло и отъехал на холм. Осмотрел засыпающую степь. Серый и тускло-зеленый; да кое-где еще пыльно-желтый… После «испытания ничем» Спарк мог отличить низкое место от высокого — просто по оттенку желтого цвета в траве. И волки в стае — как он раньше мог их путать? У всех же шерсть разная; у каждого свой рисунок. Да и глаза: у кого чисто-желтые, у старших чуть тусклее; у голодных в зелень отдают…

Подошел Горелик Этаван:

— Так что, шлюзные ворота посмотришь?

Спарк послушно развернул коня в указанном направлении и шагом поехал к водосбросу. Артель Горелика рыла здесь канал, отделяя как бы небольшой островок возле степной речушки. На островке возводился вал и по гребню его стены-тарасы: срубы, заполненые землей. Еще строилась дозорная вышка с зеркалом для передачи сигналов, рубленый домик и тревожная бочка со смолой — пост. На Тракте вполне обходились волчьим дозором. Но тут захотели осесть четыре семьи коневодов, по виду и ухваткам — беглые из Великого Княжества. Ради их спокойствия наместник согласился учредить постоянное дежурство, поставить людей, а не волков: чтобы коней не пугать зря. Благо, людей нанимать теперь было просто: в пределах своего края наместник Леса мог потребовать налог или сбор с кого угодно на что угодно. Конечно, если брать слишком сильно, неизбежны жалобы в Совет, а там и бунт — но тут все видели, куда идут деньги, да и воровать Спарк еще не успел научиться… Словом, денег пока хватало, и численность стражи скоро увеличилась до двадцати восьмерок. Судья, Остромов, Сэдди и Крейн управляли всем этим хозяйством… Спарк подумал, кого теперь поставить на место Ратина в его отряде. По судебным делам Крейн заменит, на то и учился; а вот в войсках? Рикард — в Магистерии. Майс — собственную школу ведет. Кто хоть каплю поярче характером, те все уже при деле. Некста, разве что, поставить? Да он с таким увлечением и старанием землю меряет, уж лучше пусть тем и занимается. Хоть размежевание будет сделано как надо…

Подъехали к шлюзу. Горелик повертел колесо, показал, как ходит заслонка: стальной лист по камню. Ниже плотины речка обмелела и сузилась, но Спарк знал, что она восстановится через несколько дней. Заполнится ров, и лишняя вода пойдет переливом, по старому руслу. Покивал головой:

— Годится. Будет оплачено. Я к казначею сам подойду, он тебя найдет еще до вечера… Слушай, у тебя с дядькой твоим, Бертом Этаваном… ну, который купец «книжный и железный»… как там, дружба, или иное что?

Горелик удивился:

— Какая дружба? Мы же — родичи! Это ж с его денег я артель поставил. Год, как долги отдал.

— А где он живет в ГадГороде? Хочу наведаться к нему в гости по старой памяти. Так, чтобы никого не тревожить… лишнего.

Племянник помолчал, внимательно разглядывая наместника. И Спарку было приятно чувствовать: вот человек беспокоится, чтобы не привести к дому родича — невесть кого. Наконец, Этаван-младший, видимо, решил оказать доверие:

— От «Серебяного брюха» второй проулок к северу. Потом высматривай: Бертов дом по правой стороне. Напротив, по левой, Ведам Таран живет, из суконников. У него по обе стороны входа кони резные.

Резные кони оказались хороши. Спарк с удовольствием рассмотрел встающих на дыбы жеребцов. Мастер позаботился передать не только каждый блик на укормленых лошадях, но и тщательно выточил налобные бляшки, заклепки на уздечках, скрученный и подхваченный ветром хвост правого жеребца; каждое звено стальной цепи и даже лопнувшую по воротнику рубаху выводного, всем телом повисшего на этой самой цепи, «отвешивая» вздыбленного коня…

Тут проводник краем глаза заметил движение у входа в проулок. Вздохнул, и решил не привлекать излишнего внимания. Хорошо еще, в городских домах четверти Степна все окна выходят во внутренние дворики, а на улицы смотрят лишь узкие высокие бойницы. Внушительные окованые двери — и та, у которой танцевали резные кони с раздутыми ноздрями, и нужная дверь купца Этавана точно напротив — вполне годились в какой-нибудь донжон. Мой дом — моя крепость. Точка.

Спарк отвернулся от барельефа, поднялся на три ступеньки и торжественно грохнул колотушкой в начищенную бронзовую пластину. Толстенная дверь распахнулась мгновенно. Вышел светловолосый привратник, отряхивая крошки с зеленой рубахи и полосатых серо-синих штанов, босой по летнему времени.

— Господину угодно?…

— Берту Этавану привет от его родича Горелика, и срочные известия. — Спарк пока не откидывал капюшон пыльника. Нечего зря людей пугать.

Привратник молча посторонился, и наместник оказался в просторной прихожей. Слуга потянулся закрыть дверь, потом высунул за нее голову:

— Тебе чего? Хозяин людей нынче не берет! За Золотым Ветром приходи!.. — бухнул полотном, наложил засов толщиной в руку, и только потом пояснил:

— Голота уличная. Ахтва, как себя называют. Даве кошельки срезали, грабили по закоулкам. Дак сколько-то лет тому их вожаков в степи на собачий корм перевели. Нынешние все остались — боязливая дрянь. Шноркают здесь, не так работы ищут, как высматривают. Что плохо лежит, стянут. Спиной повернешься — нож. А в степь, на явный разбой — боятся!

Спарк вспомнил недавние погони, покрутил головой:

— Не все боятся.

— С Гореликом что стряслось? — насторожился привратник, — Дак что ж я болтаю! Пожалуйте к хозяину теперь же!

И наместника повели под бревенчатым потолком в гостевую, широкую и светлую, с большими застекленными окнами… Спарк обратил внимание, что переплеты и стекла в обоих окнах разные. Видать, делались в разные годы, когда у хозяев были деньги на стекло. Слуга отошел к столу в середине комнаты, стукнул маленьким молоточком в медную тарелочку — три раза. И сразу за второй дверью в глубине комнаты послышался шум, скрип ступеней, тяжелое сопение человека, кушающего всегда много и с удовольствием.

Распахнулась дверца и в комнату влетел Берт Этаван. Проводник не видел его давно, но узнал сразу: купец «книжный и железный» выглядел по-прежнему. Улыбчивый здоровяк в самом цвету; румяные щеки, ухоженные волосы и бородка; тщательно выбритое лицо, аккуратно подвязанные рукава, синяя с золотом рубашка на объемистом животе; не сильно уступающие животу плечи, мощная шея… Молнией поперек тела — золотой пояс с кисточками. Широченные шаровары цвета черники, черные же остроносые сапожки. То ли Берт готовился куда ехать, то ли — что вероятней — и дома привык ходить представительно, ради внезапного гостя.

Берт Этаван узнал наместника очень не сразу. Вбежал, остановился по ту сторону стола. Спарк двинул головой, давая капюшону упасть за спину. Потом и вовсе скинул пыльник на руки подскочившему слуге. Берт все стоял, то щуря, то раскрывая глаза. Наконец, одним движением придвинул к столу тяжелую лавку смолисто-золотого оттенка, кивнул:

— Садись, Спарк!

Жестом удалил привратника. Опустился на жалобно скрипнувшее сиденье, против гостя.

— Обедать останешься?

Наместник вздохнул:

— Нет, я по делу. И в городе тайно. Сам ведь костер обещал мне, помнишь?…

Купец понурился:

— И то правда. Как-то семь лет назад не было столько наушников, и доносы Ратуша брезгливо эдак отклоняла, не читая. Сейчас уже сам бояться начал. Вечером слово не так скажи — утром придут за тобой.

Спарк опустил руки под стол и провел пальцами по холодному металлу Пояса. Сказал задумчиво:

— А ведь кто и мечтает, чтобы пришли за ним. И хоть так, но оценили его особенность, нужность… У меня вот получается: не ко мне идут, а сам я к людям прихожу.

— Ну, если говоришь, по делу и тайно, выкладывай свое дело! И все-таки, давай поедим? Я с утра крошки во рту не держал.

Спарк наклонил голову: сытый — добрый. Берт взял знакомый молоточек, нетерпеливо застучал по медной тарелочке. Появился привратник, уже в сапогах и опрятно затянутый кушаком. Понятливо кивнул, снова исчез в двери. Скоро вернулся с большим подносом, поставил горшок, пахнущий вареным мясом и шафраном; сгрузил моченые грибы, хлеб, яблоки, маленький стекляный графинчик прозрачного «зелена вина» — местной водки. Потом еще раз сходил за главной едой: жареным окороком… Спарк почувствовал, что и у него живот подвело.