Я, Клавдий

Кассивеллавн знал, что у него мало шансов одержать победу, разве что какой-нибудь отвлекающий удар заставит римлян повернуть обратно. Он отправил срочное послание подвластным ему союзникам в Кенте с просьбой подняться крупными силами и напасть на центральный лагерь Юлия. Юлий уже один раз был остановлен, вскоре после высадки на остров, известиями о том, что буря повредила часть его транспортных судов, которые, не позаботившись вытащить на берег, он оставил стоять на якоре. Он был вынужден вернуться от Стаура - немалый путь - и потратить десять дней на починку, что дало противнику возможность вернуть себе и укрепить позиции, которые Юлий завоевал с немалым трудом. Если кентцы согласятся напасть на лагерь Юлия, где было всего две тысячи пехотинцев и триста кавалеристов, и им удастся его захватить и завладеть флотом, Юлий окажется в ловушке и весь остров поднимется против римлян - даже тринованты покинут своих новых союзников. Кентцы произвели на лагерь массированную атаку, но были отбиты, понеся тяжелые потери. Услышав об этом поражении, все союзники Кассивеллавна, которые еще не сделали этого, отправили к Юлию мирных послов. Но он уже двигался на Уитхэмпстед и вскоре взял его приступом, атаковав одновременно с двух сторон. Эта крепость представляла собой огромное земляное укрепление в форме кольца, защищенное лесом, глубокими рвами и частоколом, и считалась неприступной. Она служила убежищем для всех членов племени, слишком старых или слишком молодых, чтобы сражаться. Римляне захватили там колоссальные стада и сотни пленников. Хотя армия Кассивеллавна не была разбита, ему пришлось просить о мире. Юлий поставил ему легкие условия, так как лето подходило к концу и он стремился поскорее вернуться во Францию, где назревало восстание. От катувеллавнов потребовали лишь передать в руки римлян несколько знатных мужчин и женщин племени как заложников, платить Риму золотом ежегодную дань и обещать не трогать триновантов. Поэтому Кассивеллавн отдал Юлию часть дани и передал заложников, что сделали также вожди всех остальных племен, кроме триновантов и их союзников с восточного побережья, которые ранее предложили Юлию помощь по собственному почину. Юлий вернулся во Францию с пленниками и тем скотом, который ему не удалось продать по дешевке триновантам, чтобы избавиться от необходимости переправлять его через пролив.

Восстание во Франции разразилось два года спустя, и Юлий так был занят его разгромом, что не мог пожертвовать даже частью людей для третьего похода на Британию, хотя Кассивеллавн, как только до него дошли слухи о восстании, сразу же перестал платить дань и послал во Францию помощь повстанцам. Вскоре начались гражданские войны, и хотя, когда они закончились, вопрос о вторжении в Британию время от времени и поднимался, всегда находилась подходящая причина его отложить; обычно это были неприятности на германской границе. Никогда нельзя было выделить для этого достаточно войск. В конце концов Август пришел к решению не расширять границ империи за пределы пролива. Вместо этого он устремил свои силы на то, чтобы цивилизовать жителей Франции, рейнских провинций и тех областей Германии, которые завоевал мой отец. Когда в результате мятежа, возглавленного Германном, Август потерял зарейнскую Германию, он был еще менее склонен прибавить к своим заботам Британию. В письме к бабке Ливии, датированном годом моего рождения, он писал, что пока французы не созреют для римского гражданства и можно будет, не опасаясь, что они восстанут, отвести оттуда оборонительные войска, вторжение в Британию вряд ли будет политически оправдано:

"Но несмотря на все это, дражайшая Ливия, я считаю, что в конечном счете Британию надо будет превратить в пограничную провинцию. Нельзя допустить, чтобы остров, находящийся так близко к Франции, с таким многочисленным и воинственным населением, сохранял свою независимость. Заглядывая в будущее, я вижу Британию столь же цивилизованной, как теперешняя южная Франция, и я думаю, что островитяне, будучи родственны нам по крови, станут куда лучшими римлянами, чем когда-либо, как мы ни старайся, будут германцы, которые, несмотря на их понятливость и желание усвоить наши ремесла и прочие промыслы, на мой взгляд, более чужды нам по разуму и духу, чем даже мавры или евреи. Я не могу объяснить это чувство, кроме как сказав, что уж слишком быстро они всему учатся; ты ведь знаешь поговорку "быстро выучишь, быстро забудешь". Тебе покажется глупым, что я пишу о британцах, словно они уже вошли в Римскую империю, но так интересно представлять будущее. Я не имею в виду через двадцать лет или даже пятьдесят, но допустим, что французам понадобится лет пятьдесят, чтобы заслужить римское гражданство, и еще двадцать уйдет на полное покорение Британии,- возможно, через сто лет Италия будет тесно связана со всем британским архипелагом и (не улыбайся) британская знать, возможно, займет места в римском сенате. А пока мы должны продолжить политику коммерческого проникновения. Этот король, который сделался верховным правителем большей части Британии, тепло встречает романизированных французских торговцев и даже греческих врачей, особенно окулистов, так как британцы, по-видимому, часто страдают от глазных болезней из-за заболоченности почвы, а римские чеканщики чеканят для него прекрасную серебряную монету - золотые остаются все еще прежними, варварскими,- и он в дружбе с нашим губернатором во Франции. За последние годы торговля с Римом сильно возросла. Мне говорили, что при дворе Цимбелина в Колчестере латынь слышна не реже, чем местная речь".

В связи с этим я должен привести отрывок из Страбона, философа, жившего при Тиберии. Он писал:

"В наши дни некоторые правители Британии добились дружбы Цезаря Августа, посылая к нему послов, которые рассыпаются перед ним в любезностях и даже делают жертвоприношения в храме Капитолийского Юпитера; Британия буквально превратилась в, так сказать, родную землю римлян. Островитяне платят очень умеренную пошлину как за вывозимые во Францию, так и за ввозимые в Британию товары; в основном это браслеты из слоновой кости, бусы, янтарь, стеклянная посуда и прочее в том же роде".

Затем Страбон перечисляет товары, которые идут на экспорт: золото, серебро, железо, шкуры, рабы, охотничьи собаки, зерно и рогатый скот. Его вывод - подсказанный, я думаю, самой Ливией:

"Поэтому римлянам нет никакой нужды вводить на остров войска и ставить гарнизоны. Понадобится по крайней мере один пехотный полк, подкрепленный кавалерией, чтобы принудить их платить дань; но содержание гарнизона обойдется в не меньшую сумму, а обложение данью повлечет за собой снижение таможенных пошлин, к тому же не надо забывать о военной угрозе, неразрывной с политикой насильственного захвата".

Предварительная оценка Страбона: "по крайней мере один пехотный полк" - была слишком скромной. "По крайней мере четыре полка" было бы куда ближе к истине. Август никогда не поднимал вопрос о том, что катувеллавны перестали платить дань, нарушив тем клятву в верности, и не выражал протеста против порабощения Цимбелином триновантов. Этот Цимбелин был внуком Кассивеллавна и правил на острове сорок лет; последние годы его жизни - по-видимому, такова судьба всех престарелых правителей - были омрачены семейными неурядицами. Его старший сын попытался захватить власть и был изгнан из королевства; он спасся бегством во Францию, где явился к Калигуле и попросил помочь ему завладеть Британией, обещая, если Калигула посадит его на отцовский престол, признать главенство Рима. Калигула тут же отправил в сенат депешу, сообщая о капитуляции острова, а затем маршем двинулся впереди огромной армии в Булонь, словно намеревался немедленно начать вторжение на остров. Однако человек он был слабонервный и побоялся утонуть в проливе, где бывает большое волнение, или быть убитым в бою, или взятым в плен и сожженным в плетеной корзине в качестве жертвы местным богам; поэтому Калигула объявил, что, раз Британия сдалась Риму в лице королевского сына, поход туда теряет смысл. Вместо этого он предпринял атаку на Нептуна, приказав войскам пускать в воду стрелы, метать дротики и бросать камни - я вам уже все это описывал,- а потом собирать морские раковины в качестве добычи. Королевского сына он привел в Рим в цепях и, отпраздновав тройную победу - над Нептуном, Германией и Британией, умертвил его в наказание за неуплату дани, за трусливое нападение его отца на триновантов и за помощь, посланную некоторыми британскими племенами августодунским мятежникам на восьмой год правления Тиберия.