Долгая ночь

– В такой день нехорошо оставаться в ссоре, – и первый протянул руку.

Оба брата по очереди молча пожали ее.

Торжественный шум в грузинском лагере Джелал-эд-Дин расценил по-своему. Он подумал, что удалась его хитрость и что грузины объявили боевую тревогу. В сопровождении эмиров он объехал свой лагерь. Его жены уже были посажены на коней. Их везли с шумом, с нарочитой торжественностью, можно было подумать, что сдвинулось с места целое царство, а не один лагерь. Бесчисленные стада сначала разогнали по степи, а потом начали собирать. Пастухи разъехались в разные стороны и подняли беспорядочный шум. Заскрипели арбы обоза, нагруженные провиантом, женами и детьми хорезмийцев.

Вместе с вестью о том, что лагерь Джелал-эд-Дина снимается и уходит, в грузинском стане распространился слух, что монголы подступили к Тавризу. Этот слух оправдывал поспешность, с которой уходили войска султана. Никто не знал, как распространился этот слух. На самом деле ложное известие о близости монголов распространили караванщики Хаджи Джихана, того самого купца, с которым Джелал-эд-Дин имел тайное свидание перед самым выступлением.

Вслед за слухами в гарнисский лагерь грузин неожиданно заявился и сам Хаджи Джихан. Он пожелал видеть главнокомандующего наедине, и его тотчас же проводили в шатер амирспасалара.

Мхаргрдзели был наслышан о Хаджи Джихане как о честном и богатом купце. После взаимных приветствий иранский купец открыл шкатулку и преподнес амирспасалару гигантскую жемчужину. Она была едва ли не с голубиное яйцо. Мхаргрдзели хорошо разбирался в драгоценных камнях. Знал он цену и жемчугу. Как только жемчужина перекатилась на его ладони, он сразу же понял, что у него в руках знаменитая на всем Востоке жемчужина, которую называют «безродной».

Но вообще-то Мхаргрдзели не очень удивился жесту иранского купца. Приходилось и раньше, во время торговых сделок или государственных договоров, принимать драгоценные подарки от купцов или иноземных послов.

– Весть, которую я принес, дороже этой жемчужины, – заговорил иранец. – Приехавшие из Гандзы купцы уверяют, что монголы окружили Тавриз. Надо ждать с минуты на минуту, что султан Джелал-эд-Дин снимется с места и побежит.

– Пускай стоит сколько угодно его душе, – засмеялся грузин, самодовольно поглаживая белую выхоленную бороду.

В этот момент полотнище шатра приподнялось, и сразу две головы юного Шамше и великана сванского эристави просунулись в шатер.

– Выходи, дядя, хорезмийцы бегут! – крикнул юноша.

– Атабек! Враг оставляет лагерь и бежит, – подтвердил и эристави.

Командующий схватил меч и, не забыв сунуть за пазуху драгоценную жемчужину, выскочил из шатра. Все военачальники уже были в сборе. Все были радостны, говорили возбужденно, перебивая друг друга:

– Недолго простояли хорезмийцы.

– Собирают палатки.

– Уже погнали стада.

Вскочив на коней, предводители грузинского войска выехали на обзорную высоту. С удивлением смотрели они на раскинувшуюся внизу равнину. Пыль, поднятая оживленным движением во вражеском стане, растекалась желтоватым облаком. Обоз и стада растянулись так, что передовые скрылись за горизонтом, а хвост еще находился в лагере и не распрямился сообразно дороге. В самом лагере тушили костры и складывали палатки.

– Неужели и вправду уходят? – усомнился вслух амирспасалар.

– Скатертью дорога! Скорее бы домой да помыться в бане, а то зудит от грязи и там и тут, – вслух же помечтал Шамше.

Ивакэ бросил на племянника недовольный взгляд.

– Почему не трогаются войска?

– Боятся нашей погони.

– Войска снимутся ночью в темноте.

– Нужно решить – преследовать нам их или нет.

– А зачем? Богатства у них немного, ни с чем пришли, ни с чем и уходят восвояси.

– Уж очень многочисленны и хороши стада.

– Но войска еще многочисленнее, не нужно об этом забывать. А стад у тебя, эристави, и без того хватает. Береги их, вместо того чтобы ставить на карту жизнь.

– Верно, стоит ли из-за баранов и лошадей затевать войну? Нужно радоваться, что они уходят без боя.

– Приглашаю всех в мой шатер, – возгласил командующий. – Выпьем еще раз за здоровье царицы и наследника. Один иранский купец преподнес мне большой бочонок вина, разопьем его вместе.

Братья Ахалцихели поговорили между собой, и старший обратился к командующему:

– Если разрешите, амирспасалар, мы останемся здесь. Нужно посмотреть, что будут делать вражеские войска.

– Следить за вражескими войсками есть кому, кроме вас. Но если вы не желаете пировать вместе со всеми, оставайтесь, неволить не собираюсь.

Командующий круто повернул коня и поскакал к своему шатру. Военачальники, все еще радостные и возбужденные, поскакали за ним. Высоту не оставили только братья Ахалцихели, сомневающиеся в истинном намерении врага снять осаду.

Стемнело.

Темная душноватая ночь разлилась вокруг. Братья Ахалцихели до боли в глазах вглядывались в безлунную черноту, стараясь хоть что-нибудь разглядеть или угадать во мраке. Но темнота была плотной и непроглядной. Не скрывала ночь только шума. По ржанью коней, по гулкому топоту бесчисленных копыт было похоже, что лагерь не убывает, а пополняется. Более того, шум приближался как будто из глубины долины, ближе к высотам, к передовой линии расположения войск. Шалва приказал потушить все огни, проверил караулы. В тишине и темноте тихо переговаривались братья:

– Не верю я, что Джелал-эд-Дин собрался уходить.

– Да, он ушел бы тихо. А если бы и был какой-нибудь шум, он удалялся бы, а не приближался к нам.

– Может быть, все это лишь военная хитрость?

– От султана всего можно ждать.

– Если наши догадки верны, на рассвете пойдут на штурм. Ну да ладно. Утро вечера мудренее. Нужно хоть выспаться до утра. Если бы командующий доверил, я завтра сам напал бы на них и разметал бы их по степи. Но Мхаргрдзели опять начнет говорить, что все это ради моего Двина. Да разве в Двине все дело. Своим бездействием мы воодушевляем хорезмийцев. Они убеждены, что мы боимся их, и, вот посмотришь, утром пойдут на штурм.

– Караулы не спят?

– Усталых я подменил.

– Командующий обиделся, может быть, сходить нам к нему в шатер?

– Не беда. Утро вечера мудренее. Нужно выспаться. Спокойной ночи, Шалва.

– Доброй ночи, брат Иванэ.

И братья заснули.

Джелал-эд-Дин расстанавливал войска, а сам прислушивался, прислушивался к чужому лагерю. Сначала в главной ставке грузин горели огни. Отблески костров трепетали высоко в небе. Вместе с ними возносились кверху многоголосые песни, хлопанье в ладоши, заздравные кличи и все остальные звуки и шумы, говорящие о беззаботном и разгульном веселье.

Должно быть, действует его верный Хаджи Джихан, лукавый иранский купец. Должно быть, грузины поверили, что хорезмийцы уходят, не попытав боевого счастья. Должно быть, крепким оказалось вино в бочонке Хаджи Джихана.

Итак, мы бежим, а грузины торжествуют по этому поводу. Хорошо. Подождем до завтра, увидим, кто побежит, а кто будет праздновать победу.

Постепенно затих грузинский стан, погасли костры, замолкли песни. К этому времени султан закончил все приготовления к бою. Он приказал эмирам идти отдыхать, помолился и уснул сам.

Спал он недолго. Поднялся, едва начался рассвет. Эмиры тоже все на ногах. Ждут у входа в шатер. Джелал-эд-Дин вышел и произнес боевую речь.

"Враг не хочет войны, потому что боится нас. Промедление выгодно для грузин, потому что они у себя дома. А у нас много еще дел впереди, кроме этих неверных гурджи. Мы не может стоять без дела.

Мы используем самый удобный час. Они думают, что мы ушли, и спят, напившись, в своих шатрах. Воспользовавшись их беззаботностью, обрушимся на них как гром, засыплем дождем железных стрел.

Помните слова Магомета: двадцать сильных мужей одолеют двести неверных. Сто обратят в бегство тысячу, ибо аллах дал нам неверных, чтобы было кого сокрушать. Так вперед же, на них, аллах все видит, он с нами, мы победим".