Страница 9 из 15
— Невнимательно слушаешь, Кирюха, я сказал: если не мечами новгородскими, то их угрозой. Ярослав Мудрый тоже с новгородцами разругался, но когда понадобилось, сумел помириться. Мстислав не дурнее прадеда своего, даст Новгороду какие-нибудь льготы, еще чем-то ублажит… Он в Новгороде почти всю жизнь прожил, знает, чем новгородцев удоволить. Поэтому угроза есть и никто из князей рисковать не решится — Судьбу Святополка Окаянного повторять никому неохота.
— Тогда опять не сходится! — Гнул свое дед. — По твоим словам, все мирно должно пройти, а ты сам про кровь говорил!
— И опять ты меня невнимательно слушал! Стареешь, Кирюша, стареешь…
— Сам больно молодой. — Дед обиженно насупился, но было видно, что не всерьез. — Давай уж, объясняй, «Федька Премудрый».
— Я согласился с тобой, что кровь будет, но сказал: не сразу. Первая кровь будет привычной. Половцы, после смерти Мономаха обязательно воспрянут и нового Великого князя на прочность попробуют. Но Мстислав с братьями их быстро в разум приведут, не впервой.
Вторая кровь… — Боярин Федор немного помолчал, барабаня пальцами по столу и что-то прикидывая про себя. — Вторая кровь будет чуть позже — в Полоцком княжестве. Если уж Мономашичи решатся всю Русь под себя нагибать, то начнут с Полоцка. Эту язву, и правда, надо с корнем выжигать, мира у Киева с Полоцком уже никогда не будет. К тому же, у Мономашичей своих сыновей взрослых полно, а тут целое княжество освободится, будет куда детишек пристроить. В общем, Кирюха, все полоцкие князья (сколько их там, пятеро, что ли?) повторят судьбу Всеслава Полоцкого и Глеба Минского — либо в поле полягут, либо в киевских порубах сгниют.
— Гм… Сурово мыслишь, Федор…
— Кирюш, ты что и впрямь стариком стал? Не понимаешь?
— Да все я понимаю, Федька! — Дед досадливо поморщился. — Война рядом с племяшом моим пройдет — Славкиным сыном. Не дай Бог полоцкие князья его на свою сторону перетянут, Мономашичей-то ему любить не за что.
— Ну, и как спасать будем Вячка?
— Придумаем… Время еще есть. — Дед вопросительно глянул на друга. — Есть ведь, Федя?
— Ну… — Федор поколебался. — Пока с половцами разберутся, пока другие неурядицы утрясут… Года два, Кирюша. Думаю, что года два у нас есть.
— Вот и ладно. Мы с тобой не старые еще, два года, Бог даст, проживем. А там вон и Михайла в силу входить начнет… Да в конце-то концов! — Вдруг обозлился дед. — Свой-то ум у Вячеслава должен быть, моим же сыновьям почти ровесник! Жизнь повидал, при урогском и ляшком королях покрутился… Не дитё!
«Злится лорд Корней! Верный признак: не знает, что делать. А что тут сделаешь? Мономашичи старшего сына Ярослава Святополчича не могут во врагах не числить. Найдут повод и кокнут. А дед себя считает обязанным его защитить, да и Федор Алексеич, похоже, так же мыслит. Блин! Делай, что должен, и будет то, что будет. Втравимся так, что костей не соберем, Мономашичи цацкаться не станут, прихлопнут, как мух. Взять бы и найти Вячеславу Ярославичу новое княжество, а дед при нем воеводой, а Федор — главой боярской думы… Бред собачий!»
— Давай дальше, Федя, чую, что про главную кровь ты еще и не начинал. Так?
— Так, Кирюша… А может, по чарочке сначала?
— Наливай. Михайла, тебе спать не пора ли?
— Деда! Мне же через два года шестнадцать будет! Вы как раз про те времена говорите, когда мне службу начинать. Дозволь остаться! Федор Алексеич! — Мишка умоляюще глянул на хозяина дома. — Ну где я еще такое услышу? Дозволь еще с вами посидеть, я же не мешаю!
— Ну что, Федя, пусть остается? Ладно, сиди, слушай, мотай на у… На что ты там мотаешь?
— На… — Мишка с трудом сдержал лезущее наружу слово. — На палец мотаю, деда.
— Это ты зря! — Боярин Федор хихикнул и подмигнул деду. — Руки у воина должны быть свободны, на другое место мотать надо!
— Там уже не помещается! — Мишка все же не удержался. — Не дорос еще до ваших статей!
Га-га-га! Корней с Федором дружно загоготали, потом с удовольствием опрокинули чарки и принялись закусывать.
«Ну что за мужики! Только что о смертельных, без преувеличения, делах говорили, а теперь ржут, как жеребцы. Привыкли всю жизнь по краю ходить, а в перерывах оттягиваться… Федор, конечно, прибедняется, что не воин. Попробуй столько лет сидеть в глухомани, дань с язычников собирать и живым остаться. Но берет явно не силой — на погосте всего-то десятка три ратников, и из них половина княжьи, а половина — боярская дружина самого Федора. Умен, слов нет, умен. То-то у него деревеньки и тут есть, и на восточном берегу Случи. А семьи нет, ни жены, ни детей. Что-то не так, надо бы деда потом выспросить или мать».
— Давай, Федюша, вещай далее, но помни: тебя будущий сотник слушает и… хе-хе, куда надо мотает!
— Думаешь, станет сотником? — Федор Алексеич испытующе оглядел Мишку. — Хватит силушки?
— А куда он денется? Если не станет, пусть на том свете мне на глаза не показывается! Выпорю!!! А ты, Михайла слушай и мотай… Тьфу, привязалось! Давай-ка, Федя, еще по одной!
«И как Вам, сэр Майкл, перспектива стать сотником? Мало! Не знаю почему, не знаю для чего, но мало! Спинным мозгом чую: больше надо! Пять сотен, десять… Сто! ЗДЕСЬ это тьмой называется. Не хочу, как дед, в майорах обретаться, хочу быть корпусным генералом! А Владычицей Морскою не желаете, сэр? И чтобы золотая рыбка на посылках?
Стоп! Откуда это все лезет? То желание командовать десятитысячным корпусом, то новое княжество для дедова племянника… между прочим, моего двоюродного дядьки. Подсознание что-то пытается подсказать? Или просто дурь? Подождем, если подспудно вызревает какая-то идея, то со временем вылезет более отчетливо, а если дурь, то забудется. Федор уже, кажется, к самому интересному перешел, слушайте, сэр, и мотайте… Блин, да что ж такое-то?»
— Когда это все закрутится, я, Кирюша, сказать пока не могу. — Федор говорил раздумчиво, тщательно подбирая слова. — И никто пока не может. Мстислав немолод — полсотни вот-вот сравняется. Сколько он еще проживет? Как отец — до семидесяти двух? Если так, то часть братьев, а может и все, не так, так эдак, в мир иной перейдут. Тогда посадить после себя наследником старшего сына у него может получиться.
Тут, Кирюша, время важно. Целое поколение (а лучше два) должно вырасти при Мономаховом роду на Киевском Великокняжеском столе. Чтобы казалось, что иначе и быть не может, чтобы иного и помыслить не могли. Если проживет Мстислав еще лет двадцать, так и будет. Сыновья подрастут, осильнеют. Снова, как нынешние Мономашичи, спина к спине вокруг Киева встанут. Мономах еще не царь, и Мстислав царем не будет, а вот если Всеволод Мстиславич Новгородский от отца Киевский стол примет, тогда будет у нас царь и царство. Единое, сильное, способное не только от врагов оборониться, но рубежи раздвинуть.
Федор Алексеевич помолчал, передвинул туда-сюда по столу чарку, вздохнул и продолжил.
— Только не верится мне, Кирюша, в такое благолепие. Так и знай: проживет Мстислав меньше десяти лет, и не видать нам с тобой тогда спокойной старости. Всеволод Новгородский слаб, против дядьёв не устоит. Я тебе не зря сказал, что Мстислав Мономашич последний из князей, кто новгородской силой на Киевский стол садится. Сам Мономах пришел в Киев из Переяславля — с границы Дикого Поля. С сильным войском и славой защитника Русской Земли.
Сила и слава, Кирюша, вот ключ от Киева, а не Листвичное право и прочие уставы, ряды и уложения. Власть не дают, власть берут! Не доживет Мстислав до шестидесяти, придет третья кровь — самая большая и страшная! Первым на Киевский стол взберется Ярополк Переяславльский. Спросишь: почему? Войско! Войско, которое все время в готовности, которое что ни год, то воюет, которое постоянно пополняется удальцами, не желающими дома сидеть, а готовыми головой рискнуть ради славы и добычи.
Надо ли объяснять, что дружины и ополчения других князей против него ничто? Но на всю Русь его силы, конечно, не хватит, и братья начнут дележ земли. Вот тогда-то… Так что, Кирюша, на спокойную старость не рассчитывай. Копи силу, воспитывай вот их, — Федор хлопнул Мишку по плечу так, что тот чуть не слетел с лавки — и молись, чтобы племяш твой Вячеслав Ярославич Клёцкий дожил до того смутного времени, когда возможным станет все!