Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 8



Поэтому чуть позже при неизбежном столкновении с плавруком на бортике бассейна она весело поздоровалась с ним, легко чмокнула в щёку и так же легко, без всякого нажима, спросила:

— Ну, что будем делать вечером?

Но Игорь понял ей по-своему:

— Что, Наталья Павловна, — со снисходительной ленцой, чуть отстранив её от себя, полюбопытствовал он, — поплавать хотите или опять отсосать желаете?!

Она с трудом удержала руку, чуть было не метнувшуюся к его щеке! Но и её саму этот вопрос, прозвучавший так нестерпимо буднично, оглушил, словно звонкая прилюдная оплеуха.

«Ну что, — получила? — опять возник в ней внутренний голос. — Ты-то надеялась оральной лаской поразить его, привлечь, приманить, а его, простодушного дурачка, эта изысканность, эта свобода только напугала и оттолкнула. У них, как их там, — кержаков и чалдонов, свои понятия, чего можно и чего нельзя!»

Видимо, это и была та библейская соломинка, которая сломала спину верблюду…

По тому, как напряглись лицевые мускулы, она ощутила, что презрительная гримаса исказила ее лицо, как бы совершенно со стороны услышала свой смех, и этот презрительный смех внезапно и почти сразу загасил яростный огонь, сжигавший её изнутри, — словно бы мощная струя из пенного пожарного огнетушителя хлынула на «очаг возгорания», и от него остались только шипящие угли…

«Так тебе и надо… Так те-бе и на-до! — билась пульсирующая боль в мозгу, — в такт торопливым шагам — прочь, скорее прочь! — так те-бе и на-до!»

Домой, скорее домой?

…Она приняла душ, словно бы дезинфицировалась. А потом долго не могла заснуть, размышляя и анализируя произошедшее.

Осознание своей слабости, глупости, и в конечном счёте — вины, всё вместе — давило на неё и мешало свободно дышать. Алексей, Лёшка, её Леший — ведь он верил ей, так верил! Верил в её старомодную верность… Какой неуклюжий каламбур! Какое смешное, несовременное слово! Да в словарях его надо печатать с непременной пометкой: «устаревш.»

И то, что он, безусловно, верил ей, — одновременно и радовало, и унижало, и злило её!

«И что будет, если я ему во всём признаюсь?! Врежет он мне по моей паскудной морде или всё-таки удержится?! А может, просто — взорвётся, заорёт, стукнет кулаком, разобьёт вдребезги любимую чашку, — я же ему изменила! А потом, конечно, подаст на развод, — он же гордый, Лёшка… Ну, а если не сказать, промолчать, как будто — ничего не было?! Найдутся добрые люди, расскажут: ведь полтора десятка человек видели, как Игорь тебя на руках из столовой вынес, — этого-то не спрячешь!»



Климашин уехал от неё в прошлый вторник. Прошла, оказывается, всего неделя, но какая! Неделя безумная, на грани нервного срыва, полная страсти и смятения, от первого контакта, когда она вздрогнула от прикосновения мужской руки, от восторга первого соития, предельного накала желания — до падения и отвращения…

Всего неделя, а кажется — целая жизнь, спрессованная в малом объёме, поистине — неделя «страстей по Наталье».

Страстная неделя…

Вдобавок ко всему, её не покидало ощущение, что она — грязная, и не морально, а физически! И это психопатическое состояние, — присутствие грязи во влагалище, возле клитора, — в местах, которые так любил ласкать своим удивительным языком Алексей, — не покидало её, сколько бы она ни намыливала эти места самыми лучшими гелями…

Она злилась на себя за то, что не устояла… И перед кем?! Она казалась себе опоганенной, и этого она не могла простить… и не только себе, но и по загадочной женской логике — и Алексею: как он посмел уехать?! Она же просила? Как бросил её одну, — на заклание, на распятие?! Неужели ничего не предчувствовал?! Вот теперь сам и виноват!

«А может, всадить себе десятипроцентный раствор хлористого калия в вену, и разом со всем покончить? — пришла страшноватая мысль, от которой сразу похолодели кончики пальцев. — Хотя нет, не успею поршень дожать, потеряю сознание, а потом откачают… Надо капельницу ставить! А может, — героинчика передозировку себе устроить? Сейчас это запросто! Вот уж все обалдеют: оказывается, Наталья-то наша — наркоманка! Противно… И Алешку запачкаю, его-то за что? Хотя мне всё равно с Алешкой больше не жить! В моё заражение триппером он не поверит, знает, что больно уж я брезгливая, а на хламидиоз, чтобы к телу не допущать, долго ведь ссылаться не будешь… Нет, пожалуй, лучше всего — колесиков двадцать нембутала заглотнуть, и проще, и чище…»

Алексей Климашин должен был прилететь из свой Австралии через неделю. Наталья выпросила у начальницы спортлагеря три дня отпуска за свой счет под предлогом срочного устройства личных дел и — заодно — чтобы встретить и обиходить мужа. Начальница — баба с пониманием — разрешила, и Наталья выехала в Москву.

На бирже труда ей быстро подыскали «лежалую» свободную вакансию — врача-педиатра в интернате для слаборазвитых детей в отдаленном районе Пермской области.

Когда Климашин, довольный и усталый, вошел в московскую квартиру, на обеденном столе он обнаружил записку, придавленную вазой с уже завядшими цветами:

«Милый мой Алёшка!»

Я тебя люблю, но наша дальнейшая семейная жизнь невозможна. Со мной произошло непоправимое, и я должна уехать. Одна. Не ищи меня! Это не нужно. Быть может, я смогу тебе когда-нибудь написать, но сейчас — прости…

© 2009, Институт соитологии


Понравилась книга?

Написать отзыв

Скачать книгу в формате:

Поделиться: