Талант быть счастливой

4

Марни вздохнула и откинулась на мягкие подушки дивана, закрыв глаза.

Значит так, с горечью подумала она. После четырех лет относительно спокойного и благополучного существования она возвращается к человеку, способному превратить ее жизнь в сущий ад во второй раз. Когда она жила с Гаем, это тоже не было сплошным праздником. У него был слишком переменчивый характер, чтобы с ним можно было чувствовать себя спокойно. А ее вспыльчивая натура лишь подливала масла в огонь. Единственным местом, где они приходили к полному согласию и взаимопониманию, была постель, но даже этого в конце концов оказалось недостаточно.

Неужели он считает, что, насильно вернув ее, он автоматически залечивает все нанесенные ей раны? – думала она возмущенно. Или же просто это его больше не волнует теперь, когда он вернул ее туда, где ей надлежало находиться? Да, он очень самолюбив, и, уйдя от него тогда, она нанесла его самолюбию сильный удар. Получая ее назад, он компенсировал этот удар, доказывал, что неуязвимый Гай Фрабоса по-прежнему имеет то, что он желает иметь.

Он вернулся в комнату. Марни уже пришла в себя. Она поднялась с дивана.

– Мне нужно пройти в ванную, – сказала она холодно.

– Ну конечно, – кивнул он.

Теперь, когда основное сражение закончилось, между ними возникла напряженность какого-то другого порядка. Он открыл для нее дверь, пропустил вперед и проводил до комнаты в другом конце небольшого холла. Войдя туда, она увидела, что это спальня.

– Там к ней примыкает и ванная, и все остальное, – сообщил он ей. – Это в другом конце спальни. А пока ты приводишь себя в порядок, я закажу что-нибудь на ужин.

Он опять кивнул и исчез, прикрыв за собой дверь. Марни с облегчением вздохнула.

Когда она снова вошла в гостиную, Гай разговаривал по телефону. Тон был холодный, резкий и надменный – он всегда разговаривал так со своими подчиненными. Она улыбнулась, представив, что он говорит с той самой женщиной-автоответчиком, с которой она разговаривала утром. Ей доставляло довольствие осознавать, что уж таким тоном он никогда не разговаривает с ней – слава Богу, – поскольку от одного только звука его голоса у нее мурашки бегали по телу.

Он не заметил ее возвращения, его темноволосая голова склонилась, как будто он рассматривал свои превосходно начищенные ботинки ручной работы, рука лежала на большом письменном столе – непременном атрибуте гостиничных номеров, в которых он останавливался. Переступив порог, она остановилась. Она не могла не оценить глазами художницы его длинную поджарую фигуру.

Он не очень изменился за эти пять лет; взгляд ее скользнул по его длинным ногам, обтянутым модными брюками из дорогой шерстяной ткани, острыми стрелками, которые еще сильнее подчеркивали мускулистость его узких, сильных бедер.

Когда-то она рисовала его в самых разных обличьях. Чаще всего она изображала его в виде энергичного гонщика в серебристом облегающем костюме и большом шлеме, закрывавшем все лицо, кроме глаз. Они сверкали из отверстия, которое закрывалось пластиковой прозрачной пластиной, когда он вел гонку. Сейчас же в них читалось предвкушение ожидавшего его испытания. Затем была шуточная картинка, где она изобразила его этаким сибаритом, лениво вытянувшимся в кресле в слегка запахнутом на голом теле халате, с растрепанными волосами и суточной щетиной на квадратном подбородке. Он уткнулся в воскресный номер газеты, как самый обычный смертный. Оба эти изображения были до смешного разными, но тем не менее в обоих была какая-то свойственная только ему притягательность, вызывавшая в ней самой легкую дрожь волнения, поскольку ничто не могло скрыть внутреннюю силу этого человека – ни закрывающий его с ног до головы комбинезон, ни небрежно наброшенный халат, ни облик этакого элегантного энергичного магната, на которого она смотрела сейчас.

И в какой бы ипостаси ни представал перед ней Гай, в нем всегда чувствовался мужчина в полном смысле этого слова, распространяющий горячие, пульсирующие волны сексуальности, до сих пор вызывающие в ее теле жаркий отклик, хотя сердце ее могло оставаться безразлично-холодным.

Он что-то пробормотал, и в эту минуту глаза их встретились. Марни вспыхнула: что он подумает, видя, как бесцеремонно она его разглядывает? Она чуть напряглась и вызывающе подняла подбородок, чтобы замаскировать то выражение вины, которое он успел увидеть на ее лице, прежде чем она успела его сменить. Однако его глаза смотрели на нее с добродушной насмешкой, а рука с трубкой на секунду задержалась в воздухе, прежде чем он опустил ее. Черт бы побрал этого сексуального Альфонса, думала она, ощущая, как между ними опять возникает эта напряженность. Черт бы его побрал за то, что он испытывает свою притягательность на мне! И черт бы побрал меня за то, что я на это так реагирую!

– Я… я не могу найти сумочку, – сказала она, с трудом отводя от него глаза и обводя ими роскошную обстановку гостиной. – Ты случайно не помнишь, куда я ее положила, когда сюда вошла? – Она слишком старалась не смотреть на него и поэтому не заметила, как вдруг сузились его глаза. – Я уверена, что бросила ее где-то здесь, – бормотала она, подходя к дивану.

– Зачем она тебе? – спросил он.

– Там расческа, – она провела рукой по волосам, теперь уже распущенным густыми шелковистыми прядями по плечам. – Я распустила волосы, и только потом поняла, что у меня нет расчески.

– На, держи.

Она посмотрела на него, ожидая увидеть в его руке свою сумочку, но нахмурилась, увидев, что он протягивает ей свою черепаховую расческу.

– Нет, благодарю, – поджала она губы, продолжая оглядываться в поисках сумочки. – У меня где-то есть своя, если мне только удастся ее найти…

И тут до нее дошло, почему он стоит и смотрит па нее с таким безразлично-невозмутимым видом. Она резко повернулась к нему.

– Она у тебя! – возмутилась она, вскинув голову.

Он довольно долго рассматривал ее соблазнительную фигурку, на губах его играла озорная улыбка, пока его взгляд скользил по ее фиолетовому сильно облегающему ее округлые формы платью, по слишком вызывающе вздымающейся полной груди.

– Ты хоть представляешь, как ты выглядишь в такой позе? – медленно проговорил он.

– Думаю, что ужасно, – она не заметила его чуть охрипшего голоса. – Отдай сумку, Гай, – приказала она. – Ты ее спрятал, а она мне нужна.

Она протянула к нему свою тонкую руку. Гай посмотрел на нее, затем на ее лицо, а потом, продолжая слегка улыбаться, медленно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Мне очень жаль, cara, но пока ты официально не станешь моей супругой, тебе не понадобится ничего из твоей сумочки.

– Что это значит? – спросила она в полном недоумении.

– Именно то, что я сказал, – протянул он. – Ближайшие несколько дней ты будешь полностью находиться под моим надзором и не сделаешь без меня ни шагу. Если тебе что-нибудь понадобится, то я тебе это дам, включая расческу для твоих прекрасных волос.

– Но Гай, – запротестовала она, не веря своим ушам, – ведь это…

– Не имею ни малейшего желания вступать в какие-либо дискуссии, – прервал он ее, вставая из-за стола и направляясь в ее сторону все еще с черепаховой расческой в руке. – Я не доверяю тебе, Марни, боюсь, что ты не выполнишь свои обязательства, – невозмутимо добавил он. – А поскольку свои обязательства я уже выполнил, пока тебя не было в комнате, мне нужны гарантии того, что ты меня не обманешь. На, возьми расческу, – он протянул ее ей, и Марни взяла ее просто потому, что у нее не было выбора.

– Но это же глупость какая-то! – задохнулась она от возмущения. – Гай, у меня нет ни малейшего намерения тебя обманывать! Не глупи и отдай мне мою сумку, – потребовала она. – Кроме этой проклятой расчески, там есть и другие нужные мне вещи!

– Помада? Мне больше нравится так, как есть, когда твои губы горят естественным цветом, – он нахально протянул руку и провел подушечкой большого пальца по ее нижней губе, от чего чувствительная плоть сразу же набухла пульсирующей кровью, глаза ее гневно вспыхнули, и она резко оттолкнула его руку. – А может быть, тебе нужны твои многочисленные кредитные карточки? – невозмутимо продолжал он. – Или кошелек с бумажными деньгами, чтобы улизнуть отсюда?