Фидель Кастро

Известие о штурме группой молодых парней второй по значимости военной крепости в стране быстро разнеслось по Кубе. «Безумству храбрых» на Кубе пели песни, и число сторонников Фиделя Кастро росло с каждым днем. Его перевели в одиночную камеру, опасаясь, что он будет «дурно» влиять на своих товарищей. К нему приставили конвоиров, которые старались унизить его при каждом удобном случае. Почти на два с половиной месяца до суда Фидель Кастро был изолирован от всего: от общения с родными и товарищами, от новостей и книг, ему не давали письменных принадлежностей, чтобы записывать свои мысли, которые он мог бы огласить на суде. Но у Фиделя была феноменальная память. Он заучивал наизусть фрагменты будущего выступления, выстраивая их в четкое логическое повествование. Свою легендарную речь «История меня оправдает» Фидель Кастро сохранил в памяти и произнес на суде, а потом спустя несколько месяцев сумел восстановить ее практически без помарок уже в письменной форме на более чем ста страницах!

Конечно, готовя обличительную речь против режима Батисты, он не мог не вернуться к анализу причин того, почему штурм Монкады закончился неудачей. И тогда, и много десятилетий спустя после победы революции Фидель был убежден, что, если бы не непредвиденный случай – появление патруля у ворот казармы, – не потеря фактора внезапности, Монкада была бы взята. Фидель Кастро повторял, что если бы ему пришлось снова придумать план атаки на Монкаду, то он был бы абсолютно таким же. Другое дело, смогли бы молодые люди воспользоваться победой и поднять на восстание всю страну. «Если бы такая революция, как наша тогда (в 1953 году), имела успех, Советский Союз не сделал бы ради Кубы того, что позже сделало советское руководство, уже освободившееся от тех темных, скрытных методов, с энтузиазмом воспринявшее социалистическую революцию, совершившуюся в нашей стране. Это я хорошо понял, несмотря на мою справедливую критику в адрес Хрущева за факты, слишком хорошо известные»[109].

Находясь в полной изоляции, Фидель объявил голодовку. Он хотел лишь одного – минимального общения с кем–нибудь. И добился своей цели. «В определенный момент мне поменяли стражников, которые меня охраняли, потому что некоторые из предыдущих уже стали друзьями. Они искали специально людей, наполненных ненавистью, но все равно среди них оказался друг, – вспоминал Фидель о томительных днях в ожидании суда. – В дни голодовки, когда мне приносили еду, я кричал тюремщикам: „Не хочу я еду, скажите это своему Чавиано!“ – он был шефом тюрьмы в Монкаде. В итоге им пришлось услышать меня и разрешить поговорить с моими товарищами. Нам надо было согласовать даты и поступки для суда, чтобы наши показания не различались. Мне разрешили побыть с товарищами только 24 часа, потом меня снова заключили в одиночную камеру, но эту битву я выиграл»[110].

Процесс над повстанцами начался 21 сентября 1953 года. Заключенных перевезли из тюрьмы Бониато в то самое здание суда в Сантьяго, которое успел захватить во время штурма Монкады Рауль Кастро со своей группой. На скамье подсудимых предстало 30 человек. Количество солдат, находившихся в небольшом зале суда, в несколько раз превышало общее число заключенных, ближайших родственников и журналистов. Все дороги, ведущие в Сантьяго из других городов, были взяты под усиленный контроль военных, будто в городе и провинции было введено чрезвычайное положение.

Чтобы изолировать Фиделя от большинства своих товарищей, для которых, безусловно, нахождение с ними рядом их лидера имело важнейшее значение, было сфабриковано заключение тюремных врачей: якобы Фидель Кастро по состоянию здоровья не может находиться на процессе в общей группе и слушания в его отношении переносятся на определенный срок. В итоге Фиделя начали судить позже, с теми немногими ранеными, взятыми в плен, которые находились в тюремном госпитале. «Врачи оказались людьми благородными, – говорил потом на суде Фидель. – Оказывается, в тот же вечер в тюрьме побывал полковник Чавиано, который заявил им, что я своими выступлениями в суде наношу огромный ущерб правительству, что они должны подписать документ о том, что я якобы болен и, следовательно, не могу присутствовать на заседаниях суда. Врачи сказали также, что они готовы отказаться от своей должности и даже подвергнуться преследованиям, что они предоставляют мне право решать и вручают свою судьбу в мои руки. Мне было тяжело просить этих людей, чтобы они жертвовали собой, но в то же время я никоим образом не мог согласиться, чтобы осуществились подобные замыслы. Я предоставил им решать по велению совести и сказал только: „Вы должны знать, в чем заключается ваш долг, свой я хорошо знаю“. После ухода из камеры врачи подписали документ»[111].

Это было 25 сентября, а через день судебные врачи, снова посетив Фиделя Кастро, констатировали, что у него нет никаких проблем со здоровьем. Несмотря на неоднократные требования суда, его по–прежнему не приводили в зал заседаний. Тем временем неизвестные лица распространяли сотни фальшивых листовок, в которых содержались призывы «выкрасть Фиделя из тюрьмы». «Это было глупое алиби для того, чтобы физически уничтожить меня при „попытке к бегству“.

После того как эти планы провалились благодаря их своевременному разоблачению со стороны бдительных друзей, а фальшивое медицинское свидетельство стало достоянием гласности, у них не оставалось иного способа воспрепятствовать моему присутствию на суде, кроме открытого и наглого неисполнения распоряжений суда»[112], – говорил Фидель.

В ответ на провокации со стороны администрации тюрьмы и лично полковника Чавиано Фидель в очередной раз продемонстрировал, что подлые, язвительные «уколы» противника не подавляют его, а наоборот, служат стимулом для контрнаступления. Он взял на себя свою защиту, отказавшись от адвокатов. Обвинение, разрешившее Кастро защищаться самому, потирало руки, думая, что ему будет сложно противостоять обвинению. Но процесс показал, что если кто и выиграл в этом случае, так это Фидель. Он выстроил свою защиту в наступательном стиле, делая упор на невиновность повстанцев, аргументируя все их действия стремлением восстановить конституционный строй, попранный Батистой. Обвинение не знало, что замыслил Фидель и какова будет логика его действий на суде. Если бы у него был адвокат, их разговор можно было бы подслушать. А так обвинителям приходилось только догадываться, что «выкинет» на процессе непредсказуемый Кастро. Самой большой ошибкой обвинения было то, что Фидель получил возможность вести свой монолог в суде как «подзащитный и адвокат в одном лице», и, будучи подсудимым, он имел все привилегии, которые имел на суде адвокат. Мало того что он мог протестовать, обращаясь к судье «Ваша честь!», допрашивать свидетелей и приглашать своих, он имел право надеть традиционную мантию адвоката и занимать место не в клетке для подсудимых, а в адвокатской ложе!

Фульхенсио Батиста, узнав о промашке судей, пришел в ярость. Он приказал сократить число журналистов на процессе, ограничив его проверенными людьми, чтобы не создавать рекламу Фиделю Кастро. Тон газетных статей должен был быть нейтральным, тексты лаконичными, речи Фиделя не должны были цитироваться вообще. Кроме того, процесс над Фиделем Кастро из здания суда перенесли в здание того самого госпиталя, где 26 июля укрывались от расправы с помощью больных бойцы отряда Абеля Сантамария, в крохотное помещение, где работали медсестры. К тому моменту Фидель уже знал о приговорах, которые были скоропалительно вынесены его товарищам, практически лишенным квалифицированной защиты. Рауль Кастро и трое оставшихся в живых руководителей ячеек получили по 13 лет тюремного заключения, 20 бойцов по 10 лет, трое были приговорены к трем годам. Айде Сантамария и Мельба Эрнандес, которые проходили по делу как «медсестры», получили по шесть месяцев тюремного заключения. Но власти не удовлетворились вынесением приговора «монкадис–там», они хотели морально добить повстанцев, а заодно и унизить Фиделя, оказать на него психологическое давление в преддверии его решающего выступления на суде. Рауль Кастро впоследствии так вспоминал об этом: «Батистовские власти привели Фиделя и посадили на скамейку перед входом в тюремное здание, надеясь унизить его, лишить присутствия духа. Перед ним заставили пройти остатки отряда бойцов Монкады, плененных, истерзанных и физически опустошенных. Но эффект получился обратным, чем тот, который ожидался нашими врагами. Им не удалось ни унизить нас, ни лишить присутствия духа, потому что на всех нас, составлявших ту маленькую группу, произвело необыкновенное впечатление поведение Фиделя, который, с гордо поднятой головой, решительный и непокорный, смотрел на нас, передавая нам свою уверенность в том, что мы не побеждены и что это только начало борьбы!»[113]

109

Размышления главнокомандующего. 2008. 22 января.

110

Там же. С. 188.

111

Героическая эпопея: От Монкады до Плайя–Хирон. С. 46.

112

Героическая эпопея: От Монкады до Плайя–Хирон. С. 47.

113

http: www.chefidel.narod.ru/fidel.html

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.