Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 96 из 108

И, обращаясь к одному из контуберналиев, добавил:

— Скачи к Гранику и передай ему, чтобы он остановился и повернул легионы назад.

А когда контуберналии помчался галопом, он сказал Мамилию:

— Через Минервиум и Венузию, делая по тридцать миль в день по горам, мы в пять-шесть дней доберемся до земли луканов, где новые рабы присоединятся к нам; оттуда, если мы не будем в силах сразиться с Крассом, мы сможем всегда кинуться в область бруццов, пробраться затем в Сицилию и там вновь зажечь пламя восстания среди рабов.

Через полчаса отдыха, предоставленного измученным очень быстрой скачкой лошадям, он приказал кавалеристам повернуть обратно и забрать с собою восемь обессиленных гладиаторов, оставшихся в живых после побоища у Гарганской горы.

Сам он с тремястами всадников решил отправиться к Гарганской горе, чтобы подобрать тело Крикса.

Граник пытался отговорить Спартака от этого намерения, доказывая ему, что он может презирать опасность как частный человек, но не имеет права идти ей навстречу, как вождь и душа святого и трудного дела.

— Я не погибну и догоню вас — я в этом уверен — через три дня на Апеннинском хребте; но даже если бы мне, пришлось погибнуть, то у тебя, храбрый, доблестный Граник, имеется достаточно опытности, авторитета и прозорливости, чтобы энергично и стойко продолжать войну против наших угнетателей.

И как Граник ни настаивал, он не хотел отказаться от своего намерения. Взяв с собою отряд кавалерии, он уехал по направлению к Гарганской горе. Подъехав к ней, Спартак отправил вперед часть своих кавалеристов обследовать местность и разведать передвижение неприятеля. Получив успокоительные известия, он приказал солдатам сойти с лошадей и вести их под уздцы. Они вступили в лес, окаймлявший дорогу от Сипонтума через Гарганскую гору к морю. Приходилось мечами прорубать путь в этом девственном лесу. Через два с лишним часа они добрались до небольшой поляны, окруженной со всех сторон дубами и елями, на которой находились шалаши нескольких дровосеков, проводивших большую часть года в этих лесах.

Первой заботой Спартака было задержать всех этих дровосеков и оставить их под стражей, чтобы они не могли донести римлянам о его присутствии в этих местах. Затем он приказал им потушить костры, которые могли служить указанием для неприятеля, а гладиаторам — сохранять глубочайшую тишину и прислушиваться.

Как предвидел Спартак, Красе повел свои легионы к Сипонтуму. Едва пропели первые петухи, гладиаторы услышали гул шагов пехоты, топот лошадей и голоса римлян, двигавшихся без особой предосторожности по дороге; они чувствовали себя победителями и знали, что враг находится далеко.

Когда удалилась последняя римская манипула, Спартак со своими тремя сотнями кавалеристов быстрейшим галопом добрался до обширного поля битвы, тянувшегося от подошвы Гаргануса до моря.

У Спартака сжалось сердце и потемнело в глазах при виде страшного побоища. Груды трупов преградили ему путь; он соскочил с коня, передав его одному из кавалеристов, и стал обходить с отчаянием а душе это зловещее поле. На каждом шагу он встречал обезображенные лица друзей, покрытые мертвенной бледностью, и глаза его наполнились слезами.

В одном месте он увидел Фессалония, жизнерадостного и благородного эпикурейца; он лежал на боку, тело его было покрыто сотней ран, и в руке он еще сжимал меч.

С трудом узнал он Брезовира, грудь которого была много раз пронзена мечами, а череп совершенно раздроблен копытами лошадей. В другом месте он наткнулся на труп храброго и смелого Ливия Грандения, начальника шестого легиона, погребенного под трупами убитых им врагов: далее он увидел труп Онация, а еще дальше попался ему покрытый ранами, но еще живой Каст, начальник третьего легиона. Он слабым голосом звал на помощь. Его подняли и окружили самыми сердечными заботами.

Проблуждав более двух часов с безутешным отчаянием в душе пополю, сплошь покрытому мертвецами, Спартак наконец нашел окровавленный и изрубленный в куски труп Крикса, у которого только лицо было не тронуто, и, казалось, хранило еще печать благородной гордости и отваги, отличавшей его при жизни.

Упав на земли-, покрывая поцелуями лицо друга, Спартак воскликнул:





— Ты пал жертвой самого черного предательства, родной мой Крикс Г Погиб без меня! И я не мог придти к тебе на помощь! Ты пал неотомщенный! О, благородный, любимый мой Крикс!..

Он прижал к груди доблестную руку убитого гладиатора. Затем, разразившись проклятиями, произнес мощным голосом:

— Клянусь всеми божествами неба и ада, фуриями-мстительницами, зловещей Гекатой, здесь, над твоим бездыханным трупом, я клянусь, брат мой, что за твою смерть кровавое возмездие постигнет гнусную предательницу, даже если она скроется в глубоких пучинах океана или в неизведанных безднах Тартара!..

Поднявшись с земли, с глазами, налитыми кровью и пылавшими яростью, он поднял руки и лицо к небу, затем, взяв на руки тело Крикса, в сопровождении солдат отнес его на берег моря. Сняв с тела продырявленные доспехи и окровавленную одежду, он погрузил его в волны и тщательно обмыл: затем, скинув с себя темную тогу, завернул в нее труп и приказал его отнести туда, где стояли в ожидании кавалеристы и лошади.

А Каста, которого из-за очень тяжелого состояния нельзя было везти на лошади по крутым и обрывистым дорогам, он поручил заботам управителя близлежащей патрицианской виллы, всем сердцем сочувствовавшего восставшим Затем, после того как труп Крикса, тщательно обернутый, был положен на лошадь, которую вел за собой сам фракиец, отряд кавалерии пустился в обратный путь.

Прибыв в Арпи, Спартак узнал, что Красе со своим войском направился в Канны. Поэтому он немедленно выступил из Арпи и двинулся в Гердонею. Но едва он отъехал на милю от Арпи, страшное, кровавое зрелище представилось его глазам: он увидел висящие на деревьях, росших вдоль дороги, группы гладиаторов, взятых в плен Крассом в сражении у Гарганской горы; с бледным, искаженным лицом и пылающими глазами следовал он по этой дороге, где на каждом дереве висел труп; всех их было восемьсот.

Среди этих повешенных Спартак увидел окровавленное и сплошь покрытое ранами тело мужественного своего соотечественника, фракийца Мессембрия. Увидев это, Спартак закрыл глаза рукой и заскрежетал зубами.

— А, Марк Красе, — вскричал он, — ты вешаешь пленных! Хорошо же, Марк Красе! Ты не хочешь обременять себя обузой в походах! Ах, клянусь богами, у вас, римлян, наиболее славных в военном деле, всему надо учиться. И всему я научился… Мне оставалось научиться еще и этому!

И добавил громовым голосом:

— Значит за вами, гладиаторами, римляне не признают человеческих прав!.. А!.. Значит мы — дикие звери, мерзкие пресмыкающиеся, убойный скот?.. Клянусь пожирающим пламенем Тартара, пусть будет так! Но и мы, гладиаторы, поставим римлян вне закона. Слезы за слезы, кровь за кровь.

Не жалея лошадей, всю ночь скакал Спартак по суровым тропинкам и прибыл к своим легионам в полдень следующего дня.

Войско гладиаторов стояло лагерем возле Аскулума Сатрианского.

В ту же ночь Спартак повел своих солдат быстрыми переходами к Венузии. Вместо того, чтобы расположиться лагерем возле города, он повел их на вершины гор. Там, говорил он, придется располагаться лагерем в неудобных местах, терпеть холод и лишения, чтобы не быть застигнутыми и разбитыми Крассом.

Полководец римлян тем временем подошел к Руби, где устроил свою главную квартиру. Он послал под начальством квестора Скрофы четыре легиона, десять тысяч вспомогательных солдат и пять тысяч конников в Андрию. Скрофа должен был, согласно плану Красса, двинуться на Венузию по одной дороге, в то время как сам он пойдет по другой. В то же время Красе послал в Бариум, Брундизиум и в соседние города набрать солдат чтобы составить еще легион, который частично возместил бы ему десять тысяч человек, погибших в сражении при Гарганской горе.

Претор послал письмо в Сенат с сообщением об одержанной победе, преувеличивая ее значение и извещая, что гладиаторы, упавшие духом, отступают в землю луканов и что он готовится раздавить их, окружив двумя корпусами своего войска.