Страница 69 из 186
Как своеобразный ответ писателей-демократов тем литераторам, которых вскоре назовут «коммуно-патриотами» и «красно-коричневыми», прозвучало открытое письмо «Писатели требуют от правительства решительных действий», где, в частности, было сказано: «Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли ее продемонстрировать нашей юной, но уже ‹…› достаточно окрепшей демократии?» («Известия». 5.10.1993).
Обмен такого рода декларациями шел несколько лет, чтобы, уже в ситуации апартеида, уступить место… Нет, не эстетическим манифестам, как можно было бы предположить, а игре – и в политику, и в эстетику.
Откровенно игровой смысл носит и объединившая круг авторов петербургского издательства «Амфора» идея вернуть Босфор и Дарданеллы заново создаваемой Российской империи, и триединство «Христианство, Традиция и Империя», декларируемое литературно-философской группой «Бастион» под водительством Дмитрия Володихина, и манифест постинтеллектуализма, сочиненный Львом Пироговым и какое-то время бурно обсуждавшийся на страницах еженедельника «Ex libris НГ». Трудно обнаружить собственно эстетическую компоненту, приметы художественного своеобразия и в концепциях нового реализма, манифестируемых, по крайней мере, тремя конфликтующими друг с другом группами прозаиков, и в программных заявлениях метафизических реалистов, вдохновленных примером Юрия Мамлеева.
Составители манифестов всякий раз руководствуются своими собственными целями, носящими, как правило, тусовочный характер, но общее предназначение программных документов, выбрасываемых на рынок идей и предложений, очевидно – оживить застоявшуюся литературную жизнь, аккумулировать накопленный художественный опыт, структурировать и стратифицировать аморфное литературное пространство.
Дело для развитой культуры, что называется, нелишнее, и можно лишь сожалеть, что разработка и презентация новых (или хотя бы обновленных) художественных и социальных принципов подменяется либо их малоискусной, в большинстве случаев, имитацией, либо буффонадой. Поэтому, оставив в прошлом манифесты метаметафоризма, на конкурентной основе писавшиеся Михаилом Эпштейном и Константином Кедровым, концепцию критического сентиментализма, с опорой на личный творческий опыт выдвинутую Сергеем Гандлевским, а также идеи полистилистики, отчетливее всех сформулированные Ниной Искренко, можно назвать лишь один программный документ, который «работает» и сегодня. Это, к огорчению ревнителей высокой словесности, составленный еще в 1989 году манифест Ордена куртуазных маньеристов, где свежее для того времени игровое начало обеспечено четко изложенными и едиными для всей этой группы принципами и поэтики, и литературной стратегии.
См. АПАРТЕИД В ЛИТЕРАТУРЕ; КУРТУАЗНЫЙ МАНЬЕРИЗМ; НАПРАВЛЕНИЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ; ПАРТИЙНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; ПАТРИОТЫ И ДЕМОКРАТЫ В ЛИТЕРАТУРЕ; ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЦЕСС
МАРГИНАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Это словочетание редко попадает в литературные энциклопедии, хотя поминают его буквально на каждом шагу. О маргинальности, то есть о периферийности, удаленности от доминирующей тенденции, говорят применительно и к авангарду, и к коммуно-патриотической, наивной, женской или гей-литературе, а в последнее время все чаще применительно к тому, что раньше вообще было идентифицировано со словесностью, а теперь требует уточняющего эпитета – качественная литература. Маргинальными – в зависимости от личной позиции оценщика – предстают и типы литературы (например, фантастика, фэнтези), и жанры (в диапазоне от новомодных для России хайку до старозаветных сонета или пьесы в стихах). В положении ad marginem, на краях, естественном для писателей-альтернативщиков, могут оказаться и современные классики (например, Анна Ахматова в 1930-е, Андрей Платонов в 1950-е годы, Александр Межиров и Виктор Соснора сегодня), и дебютанты, и целые направления, либо исчерпывающие, либо только начинающие свою литературную судьбу.
Причем, как показывают приведенные выше примеры, оценка в координатах «доминирование – маргинальность» свидетельствует не столько о реальном литературном весе того или иного писателя, того или иного художественного явления, сколько об отношении к ним современников, связанных незримым договором о том, что в данной исторической ситуации считать магистралью, а что проселком, боковыми тропками.
Поэтому понятие маргинальности имеет какой-то смысл лишь при подходе к литературе как к динамично и конфликтно развивающемуся процессу, но утрачивает этот смысл при взгляде на словесность как на некое мультилитературное пространство, где в принципе не работают представления о «центре» и «периферии» и где творческие явления развиваются согласно своей внутренней логике, а никак не логике ожесточенной литературной борьбы.
Пока еще не в теории, но на практике этот взгляд с позиций мультилитературности явно побеждает. Былая эстетическая избирательность и нетерпимость трансформируются в снисходительно равнодушную политкорректность: пусть, мол, расцветают сто цветов, или, если угодно, всякая блоха неплоха, все черненькие, и все прыгают. Что влечет за собою и перемены в самоощущении писателей, либо сознательно предпочитающих роль маргиналов, либо смирившихся с нею. Изгои и безумцы в прошлом, теперь они оцениваются как вполне законные представители той или иной из множества субкультур, и золотое клеймо неудачи все чаще оказывается тождественным нимбу непризнанного гения, для маргиналов по традиции столь естественному и столь престижному – хотя бы потенциально.
Кого-то это амплуа одинокого неудачника, аутсайдера вполне устраивает. Кто-то, протестуя, – как сказали бы Александр Бренер и Барбара Шурц, – против «геттоизации» своей субкультуры, продолжает твердить, что лишь она как раз и является собственно литературой. А кто-то превращается в профессионального бунтаря или провокатора, и разработанная Мишелем Фуко теория подрывного эстетического сознания действительно очень многое объясняет в произведениях, в авторской стратегии таких ни в чем друг на друга не похожих «маргиналов со справкой», как, предположим, Дмитрий Галковский или Баян Ширянов.
Маргиналов принято жалеть или возмущаться ими. И напрасно. У них всегда найдется пусть и узкий, зато преданный круг ценителей, ибо, – по верному наблюдению Олега Дарка, – «любителю литературы естественно любить все странное в ней». И за ними, за маргиналами, всегда сохраняется своя, ничем не заменимая роль в культуре. Так как, – сошлемся на авторитетное мнение Юрия Лотмана, – «динамическая система – система, находящаяся в движении, переживающая эволюцию, – не может быть полностью и жестко организованной. Она должна иметь некоторый запас “лишних”, избыточных элементов, которые составляют ее структурный резерв. При переформировке системы, перераспределении внутри нее функций избыточное и “лишнее” в предшествующем ее состоянии становится резервом для новых построений».
См. АМПЛУА ЛИТЕРАТУРНОЕ; МЕЙНСТРИМ; МУЛЬТИЛИТЕРАТУРА; ПРОВОКАЦИЯ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ; СТРАТЕГИЯ АВТОРСКАЯ; ТАЛАНТ, ГЕНИЙ В ЛИТЕРАТУРЕ