Вирус "В-13"

Михеев Михаил Петрович

ВИРУС «В-13»

Книга первая

ГОЛУБОЕ БЕЗУМИЕ

Разговор в тишине

Берлин… Девятое мая тысяча девятьсот сорок пятого года.

На улицах фашистской столицы, впервые за все время десятидневного штурма, вдруг наступила непривычная и поэтому такая странная тишина.

Артиллерист-заряжаюший подкинул на руках и уложил обратно в ящик приготовленный было снаряд. Пулеметчик выдернул из пулемета уже вставленную новую ленту. Солдат-автоматчик разрядил и засунул за пояс гранату, забросил за плечи еще не успевший остыть, но уже не нужный автомат. И в наступившей тишине необычно новыми показались обычные мирные звуки, на которые в пылу боя никто не обращал внимания. Солдаты, как бы впервые, услышали, как шуршит газетная бумага, отрываемая на самокрутки; как бренчит поварешка повара о бачок походной кухни; как хлопают ладони по гимнастеркам и шароварам, отряхивая с них пыль, грязь, следы кирпича и штукатурки.

Над разбитой крышей рейхстага мягко шелестело по ветру Красное знамя Советского Союза – боевое Знамя Победы.

Война закончилась…

Над просторами Европы замолкли отголоски последнего орудийного залпа. В городах затихли сирены воздушной тревоги. Жители уже снимали с окон шторы светомаскировки, доверчиво вглядывались в ясное весеннее небо. Выбегали на улицы и обнимались друг с другом знакомые и незнакомые, все одинаково радостные и счастливые.

В эти дни никому не хотелось и думать, что где-то есть еще люди, которые не радуются вместе со всеми, которые сейчас уже говорят и мечтают совершенно о другом…

– Далеко от Берлина, в городе, на улицах которого за все время войны не разорвался ни один артиллерийский снаряд, в комнате с большими венецианскими окнами стекла которых никогда не заклеивались крест-накрест бумажными полосками, над круглым полированным столиком из мореного дуба с мягким хрустальным звоном встретились два бокала и произошел следующий разговор: – У вас еще сохранилось отличное шампанское. Эксон?

– Кажется, последняя бутылка из довоенных запасов. Велел подать в честь нашей встречи,

– Вот как?.. Что ж, благодарю!

– Разрешите налить еще…

– Э, нет! С вами, Эксон, нужно разговаривать на свежую голову. – еще не забыл, как вы перехватили у меня завод военных дизелей в Зиттине.

– Хорошо, тогда посоветуйте, что мне сейчас делать с этим заводом? Война закончилась, я боюсь, что не найду заказчиков на мои дизели.

– Продайте завод мне.

– Вам? Что же вы будете с ним делать?

– Я буду выпускать мясорубки.

– Мясорубки?! Вы шутите.

– Так же, как и вы, Эксон. Вам удалось провести меня один раз, и вы уже считаете, что имеете дело с простаком. Дорогой мой, вы прекрасно знаете, что найдутся заказчики и на мои авиамоторы и на ваши дизели.

– Допустим, что так… А вы не считаете, что в будущей войне успех будет решать новое оружие.

– Согласен. Говорят о новой бомбе, что она сильнее самой мошной нынешней бомбы в тысячу раз.

– Да, новый вид бомб представляет интерес.

– Я согласен и в этом с вами, Эксон. Но что ж делать? Конечно, жаль, что еще не изобретено новое оружие.

– Оно уже есть.

– Вот как? Именно?

– Микробы.

– Глупости, мои дорогой.

– Но что вы скажете о микробе, который еще не известен миру, против которого медицина еще не имеет ни средств, ни опыта борьбы. Допустим, я покажу вам маленькую пробирочку и скажу, что содержимым ее можно заразить тысячи человек.

– Все равно хлопот не меньше: их потом придется либо лечить, либо хоронить.

– В том-то и дело, что нет…

Большие стенные часы начали бить. Их басовитый гул заглушил несколько сказанных фраз…

В комнате наступило молчание. Затем голос, ставший чуть хриплым, спросил:: – У вас… у вас есть такой микроб, Эксон?

– К сожалению, еще нет. Но у меня есть человек, который сможет его вывести.

– Фу-у!.. Так какого же черта вы затеяли этот разговор! Да вы знаете, сколько приходит ко мне таких изобретателей, ученых-шарлатанов, которые предлагают и новые газы, и новые пушки, и зараженных мух, и клопов, и прочую ерунду. Вот не думал, что вас можно заинтересовать такими фантазиями.

– Но это действительно ученый. Он видный немецкий профессор, работал в Германии по заданию Гитлера.

– Скажите пожалуйста!

– Не иронизируйте. У меня есть документы. Фюрер даже рассчитывал с его помощью поправить свои дела.

– Так почему же он их не поправил?

– Русские заняли Берлин раньше, чем профессор успел закончить свою работу.

– Хм… И теперь он обратился к вам.

– Нет. О нем рассказал мне его помощник. – послал за профессором самолет. Вы можете поговорить с ним.

– Наконец, я понял вас, Эксон. Вы хотите, чтобы я вложил свои деньги в ваше микробное предприятие?

– Да.

– И не подумаю. – не верю в микробы. Вы скажете, у меня не хватает фантазии, – пусть так. Да, я верю только в видимые и осязаемые вещи: пушки, бомбы, самолеты… Но денег я могу вам дать. Даже с удовольствием. Только под залог вашего завода.

– Только так?

– Дело есть дело, Эксон.

– Согласен.

– Ну и прекрасно.

– А что если микроб у меня все-таки будет?

– Тогда, мой дорогой, я сам приду к вам и буду просить, чтобы приняли меня, хотя бы счетоводом, в ваше предприятие… Действуйте, Эксон!.. Но мой совет – производите все ваши работы с микробами где-нибудь подальше. Иначе разговоров будет не меньше, чем после взрыва хорошей бомбы. Боже вас упаси ввязывать правительство. Пусть пока что это будет ваше частное дело.

– Понимаю.

– Вот теперь мы можем допить шампанское. За ваш успех.

Хрустально-нежно прозвенели бокалы.

Профессор Морге

Легкий двухместный самолет мчался в сплошном серовато-белом месиве облаков.

Перед глазами профессора Морге покачивалась голова пилота в черном кожаном шлеме. Монотонно гудел мотор. Сквозь ватные затычки в ушах его шум доносился глухо, как вой ветра в трубе в осеннюю ночь.

Рукой, затянутой в перчатку, профессор протер боковое стекло кабины. Мимо самолета с космической скоростью неслась однообразная грязно-серая пелена. Профессор отвернулся и усталым движением втянул голову в плечи.

Куда он летит? Зачем?.. Мысли проносились беспорядочные, тоскливые и горькие, как хинин.

…В тот день, когда в осажденном Берлине все живое металось в панике, когда эсэсовцы, торопливо топоча сапогами, бегали по его дому и начиняли термитом лабораторию, а он сам безучастно сидел в своем кабинете, с ампулой цианистого калия в жилетном кармане, – в этот день за ним прилетел самолет.

Пилот передал письмо. В письме не было подписи. На самолете не было опознавательных знаков, – в воздухе его с одинаковой вероятностью могли расстрелять и немцы, и американцы, и русские. Однако это была ниточка спасения, и она вдруг вызвала у профессора Морге интерес к жизни.

Он сел в самолет. Но ампулу с цианистым калием не выбросил.

Его помощник доктор Шпиглер успел удрать еще до того, как русские подошли к Берлину. Профессор летел один. С собой он захватил только маленький чемоданчик из крокодиловой кожи.

Неподвижным, невидящим взглядом профессор смотрел прямо перед собой. Пытался думать. Пытался ответить себе… так что же успел сделать в жизни он, профессор Морге – один из лучших микробиологов мира.

И старой полузабытой кинолентой разматывались картины прошлого.

В юности он рос хилым, болезненным и некрасивым.

Душевные качества не компенсировали физических недостатков- он был высокомерен, злопамятен и самолюбив. Товарищи его не любили. Женщины не обращали на него внимания.

Он отвечал им тем же.

Отвращение к математике заставило его продолжать образование в медицинском институте. Там он и увлекся немецкими классиками реакционной философии Их рассуждения были близки его собственным. Их книги стали его настольными книгами. Его отношение к жизни определили цинизм Ницше и мрачная философия Шопенгауэра.