Четвертый год

— Чудо было рукотворным, мы сами его туда заманили, — возразил Олег.

— Ну какая разница — все равно случайность. Да и это кораблю не повредило, просто задержало, и мы смогли удрать. Да господи… о чем это я… Олег, тебя нет никогда дома. Ты постоянно пропадаешь в поездках… в опасных поездках. Встречая корабль сегодня, я тряслась от страха. Представляла, как на палубе тебя не найду, а все твои товарищи будут выглядеть печально и виновато отводить взгляды. И так каждый раз… Я могу остаться вдовой в любой момент.

— Красивой молодой вдовой, в этом есть свои плюсы, — ухмыльнулся Олег.

— Не ерничай! Глупые у тебя шутки! Ты просто дурак — так нельзя шутить! Олег, мне страшно, давай отсюда куда–нибудь уедем, где не будут умирать так часто.

Аня не выдержала, расплакалась. Прижав ее к себе еще крепче, Олег нежно зашептал:

— Дурочка ты у меня — ну куда же нам уходить? Ань, да, тут трудновато, но это наша земля, и деваться нам отсюда некуда. Ну припремся мы на юг, и что дальше? Там мы никто, и прав у нас никаких. Понравишься ты местному «олигарху», свистнет слугам забрать тебя. Я, конечно, буду против. И выйдет гора трупов на десяток наших кладбищ. Это я так, к примеру сказал: на самом деле, я, конечно, тебя и сам буду рад «олигарху» сплавить, найду там себе помоложе и посимпатичнее.

— Шутка не смешная…

— Ну… ну солнышко, хватит рыдать. Уж обо мне точно не беспокойся, у меня жизней больше, чем у кошки, ты же меня знаешь.

— Ага… знаю. Я помню, как тебя старуха ваксов чуть не убила…

— А ты злопамятная у меня!

— А ты клоун самовлюбленный. Олег, ты же опять в бой пойдешь, к этим хайтам. Олег, я хайтов боюсь до истерики.

— Да все их боятся… А деваться некуда… И не реви раньше времени, их там немного, и не особо сильны с виду… старатели, не воины… Передавим этих легко.

— Передавите этих, приплывут другие. Что им стоит прислать пятьсот, или тысячу воинов. Ты же сам видел, сколько их там, в той степи. Если они не вернутся с этой проклятой платиной, они обязательно захотят узнать, что случилось. И пошлют тысячу.

— Будь у них лишняя тысяча, давно бы прислали. И вообще, мы уже не те, какими были год назад. Тогда набег шайки ваксов казался катастрофой. Мы стали сильнее, и скоро станем еще сильнее.

— Не откуда нам силу брать… нас больше не становится.

— Ошибаешься. Времена меняются — народ начинает собираться в поселки, жить поодиночке и малыми группами теперь не модно. Да и народ уже не тот, что раньше: подучился воинскому делу, лучники уже не экзотика, за меч все знают с какой стороны браться. Доспехов пока маловато, но кожанки считай у всех, щитов много, шлемов. У нас появляется новое оружие: арбалеты уже не редкость, а на стенах вон сколько метательных машин появилось. Скоро, если все будет хорошо, у нас и огнестрельное оружие будет. С мушкетами вообще хайтов можно не опасаться.

— Правда? У нас ружья будут?

— Мы там, на разломе, нашли селитры пару вагонов. Этого хватит, наверное, на сто тонн пороха, если не больше. Там же нашли немало хороших заготовок под стволы: перфораторные штанги, буровые трубы, в вагоне с металлоломом даже несколько пушечных стволов старых. Так что и пушки и мушкеты у нас скоро будут. Знаешь, что будет с толпой из сотни хайтов, если в нее с дистанции метров в сорок дать залп из трех десятков мушкетов?

— Не знаю.

— Не станет толпы. Их просто растерзает картечью. И что самое приятное: много ума, чтобы овладеть этим оружием, не надо. Не надо даже стрелять уметь метко — лишь бы направить в нужную сторону.

— Умеешь ты успокаивать… А может.. может подождем когда эти мушкеты сделают, а потом вы нападете на их лагерь?

— Вот блин… дались тебе те хайты… Спи давай, плакса, этих старателей мы и без мушкетов спокойно передавим… голыми руками…

Глава 4

Макс покосился в сторону пленника, и внутренне содрогнулся. Не столь уж давно он сам так же кормил муравьев — невольно вспоминаешь об этом кошмаре, глядя на подобное зрелище.

Пленник держался стоически — вот уже пару часов без звука кормил насекомых, явно решив молчать до упора. Люди Бума почти все уже спали, лишь тройка самых азартных продолжала по десятому кругу проигрывать друг другу трофейные вещи, отобранные у пойманного стрелка. Сам Бум, присев на седло рядом с пленником, вот уже час неутомимо сражался с лошадиными мослами, выковыривая из них мозг. Судя по всему, это занятие не надоест ему никогда. Земляне и кшарги тоже спали, или, по крайней мере, дремали, лишь Макс с Дубиным терпеливо продолжали ждать результатов допроса захваченного врага. Вопреки своей природе, не спали и муравьи, продолжая мстить за причиненные им разрушения. В принципе, им теперь и негде было спать — конус их мегаполиса был срыт до основания и высыпан на тело пленника.

Бум, отбросив опустошенную кость, издевательски–ласково произнес:

— Дружище, я вижу, уже стемнело, муравьи отдыхать потянулись, а язык у тебя так и не развязался. Что ж… раз по–хорошему ты не понимаешь, будем по–плохому. Гурк, хватит кости трясти. Накали–ка стилет на огне получше, и выжги ему, для начала, левый глаз. Ури, а ты ему пока веки отрежь, чтобы взгляд не воротил.

— Как скажете, сир, — буркнул слуга рыцаря, и, достав из–за голенища длинный, кривой нож, направился к пленнику.

То ли муравьи все же покончили с остатками упрямства, то ли несчастный просто не был готов психологически к подобному членовредительству, но играть в молчанку перестал:

— Стойте! Не надо! Меня зовут Рицо, я человек барона Пигируса.

— Пташка зачирикала, — осклабился Бум. — А скажи–ка мне, Рицо, почему это ваш барон разбойничает в лесах здешних? Или обнищал до того, что с бродяги готов штаны драные стянуть?

— Барон Пигирус не разбойник! — возмущенно вскинулся пленник.

— Это как же не разбойник?! Ты нам сказал, что из его людей будешь, и при этом мы видели, что ты разбойничаешь. Если у рыцаря люди разбойники, то рыцарь или повесить их обязан, или сам должен привыкнуть, что он теперь разбойник.

— Я не разбойничал, — мрачно–упрямо заявил Рицо.

— Да что ты говоришь! Скажи еще, что наши лошади от сапа сдохли! Ты, и твои дружки–ублюдки, второй день уже по нам из кустов стреляете при любой оказии. У нас уже почти лошадей не осталось — или пали от стрел ваших, или разбежались в суматохе. Ты, дружок, не просто разбойник, ты еще и конокрад. А знаешь, что в краях наших с конокрадами делают?

— Вешают за шею. Так же, как и тех, кто чужих жен ворует.

Бум покачал головой:

— Вот как ты заговорил! Что–то я не припомню, чтобы я у барона Пигируса жену умыкнул. Да, я, конечно, не евнух, всякое бывало, но, насколько знаю, Пигирусы это род из центральных лордств, а меня там никогда не бывало. Так что разбою твоему нет оправданий, и быть тебе в петле, если так и дальше будешь ерунду языком молоть. Говори же — зачем твой ослоподобный барон послал вас за нами?

Пленник упрямиться не стал:

Барон Пигирус послал нас в лес, чтобы найти ваши следы, сир Бум. Вас видели у замка Шифки, нам повезло, что мы были рядом, и у нас хорошие проводники. Когда мы поняли, что вы уходите на запад, то сир Орус решил убить ваших лошадей, чтобы вы не смогли уйти далеко. Войско герцога Нирусватуса недалеко, а с ним и наш барон. Мы преданные ему люди, и просто делаем то, что велел делать наш барон.

— Проклятье! — взревел Бум. — Вы, канальи, могли бы проявлять поменьше рвения при этом! У нас осталось всего восемь лошадей на весь отряд, да и то все раненые. Хуже нет для рыцаря, чем пешком по лесам бродить.

Дубин, ничего не поняв из допроса пленника, склонился к Максу:

— Что они там говорят?

— Да из–за пристрастия Бума к чужим бабам все наши беды нынешние. Кто–то из людей Шифки, думаю, узнал нашего рыцаря, и стукнул об этом людям герцога. Те послали вслед этих молодцов, чтобы они нас задержали в лесу. Вот они и стреляли по лошадям, не трогая людей.