Расплата кровью

– Очевидно, в прошлом году у нее был роман с Робертом Гэбриэлом, Саймон. Как раз вчера между ними разгорелся грандиозный скандал по этому поводу. Гэбриэл хотел, чтобы Джой сказала его бывшей жене, что он спал с ней только один раз. Джой отказалась. Она… в общем, ссора грозила обернуться дракой. Но слава богу, в комнату Джой ворвался Рис и разнял их.

Сент-Джеймс изумленно поднял брови.

– Не понимаю. Джой Синклер знала жену Роберта Гэбриэла? И даже знала, что он был женат?

– Конечно, – ответила леди Хелен. – Роберт Гэбриэл девятнадцать лет состоял в браке с Айрин Синклер. Сестрой Джой.

Инспектор Макаскин отпер дверь и впустил Линли и Сент-Джеймса в комнату Джой Синклер. Щелкнул выключателем на стене, и два вспыхнувших изогнутых бронзовых светильника явили глазам вошедших картину, полную противоречий и контрастов. Линли подумал, что столь красивую комнату обычно предоставляют исполнительнице главной роли, а не автору. Дорогие зеленые с желтым обои, викторианская кровать с пологом, комод, платяной шкаф и стулья – девятнадцатого века. Уютный чуть поблекший эксминстерский ковер покрывал дубовый пол, и половицы заскрипели от старости, когда они прошлись по ним.

И наряду со всей этой роскошью – приметы варварского убийства, а в холодном воздухе ощущался запах крови и распада. Первой бросалась в глаза кровать с заскорузлым от крови сбившимся бельем и единственной прорехой – красноречивое свидетельство того, как умерла эта женщина. Натянув резиновые перчатки, вошедшие с почтением приблизились к кровати: Линли – окинув быстрым взглядом комнату, Макаскин – пряча в карман запасной ключ Франчески Джеррард, а Сент-Джеймс – пристально вглядываясь в каждый дюйм этого ужасающего катафалка, словно это могло раскрыть личность виновного.

Пока Линли и Макаскин молча смотрели, Сент-Джеймс вынул из кармана маленькую рулетку и, наклонившись над кроватью, тщательно обмерил уродливый разрез. Матрас был необычным, набитым шерстью на манер подушек. Такая набивка очень удобна, потому что чуть-чуть проминается под вашей тяжестью, повторяя контуры тела. Было у этого материала и еще одно замечательное свойство – он плотно обхватил вонзившееся в него орудие убийства, безошибочно воспроизводя направление удара.

– Один удар, – бросил через плечо Сент-Джеймс. – Правой рукой, нанесен с левой стороны кровати.

– Это могла сделать женщина? – коротко спросил инспектор Макаскин.

– Если кинжал был достаточно острым, – ответил Сент-Джеймс, – то да: чтобы проткнуть женскую шею, большой силы не потребовалось бы. – Вид у него был задумчивым. – Но почему-то невозможно представить, чтобы такое преступление совершила женщина… Интересно, почему?

Взгляд Макаскина остановился на огромном пятне на матрасе, которое еще не высохло.

– Острый, да. Чертовски острый, – мрачно проговорил он. – Убийца был забрызган кровью?

– Не обязательно. У него могла остаться кровь на правой руке, но если он действовал быстро и прикрывался простыней, то мог отделаться всего пятнышком-двумя. А их, если он действовал хладнокровно, можно было легко стереть одной из простыней, и следы крови на простыне все равно затем скрыла бы кровь, вытекшая из раны.

– А его одежда?

Сент-Джеймс осмотрел две подушки, положил их на стул и снял с матраса нижнюю простыню, сворачивая ее дюйм за дюймом.

– Не факт, что на убийце вообще была одежда, – заметил он. – Гораздо легче управиться со всем этим нагишом. Затем он, или она, мог вернуться в свою свою комнату – Макаскин кивнул, соглашаясь, – и смыть кровь водой с мылом. Если она вообще на нем была.

– Это же очень рискованно? – спросил Макаскин. – Не говоря уже о жутком холоде.

Сент-Джеймс молчал, сравнивая дыру в простыне с дырой в матрасе.

– Само преступление было очень рискованным. Джой Синклер могла в любой момент проснуться и закричать, как баньши[13].

– Если она вообще спала, – заметил Линли. Он подошел к туалетному столику у окна. Его поверхность была завалена разными женскими штучками: тушь, помада, щетки для волос, фен, бумажные салфетки, пять серебряных браслетов и две низки цветных бус. Золотая серьга-кольцо лежала на полу. – Сент-Джеймс, – спросил Линли, не сводя глаз со стола, – когда вы с Деборой приезжаете в гостиницу, вы запираете дверь?

– Сразу, – с улыбкой ответил он. – Но полагаю, это оттого, что мы живем в одном доме с тестем. Поэтому, оказавшись на несколько дней вдали от него, мы превращаемся в безнадежных распутников, каюсь, каюсь. А что?

– Где ты оставляешь ключ?

Сент-Джеймс перевел взгляд с Линли на дверь.

– Обычно в двери.

– Да. – Линли взял с туалетного столика ключ, держа его за металлическое кольцо, на котором имелась пластмассовая карточка с номером комнаты. – Как все или почти все люди. Тогда почему, по-твоему, Джой Синклер, заперев дверь, положила ключ на туалетный столик?

– Но ведь вчера вечером произошла ссора, верно? Не без ее участия. Возможно, она пребывала в рассеянности или в расстроенных чувствах, когда вошла сюда. Может, она заперла дверь и в порыве раздражения бросила ключ туда.

– Возможно. Но не исключено, что вовсе не она заперла дверь. Возможно, она пришла сюда не одна, а с кем-то, кто и закрыл дверь, пока она ждала в постели. – Линли заметил, что инспектор Макаскин непроизвольно потянул себя за губу. Он обратился к нему: – Вы не согласны?

Макаскин пожевал кончик большого пальца, но, опомнившись, с отвращением опустил руку, словно она подобралась ко рту помимо его воли.

– Насчет того, что с ней кто-то был, – сказал он, – нет, едва ли.

Линли бросил ключ назад на туалетный столик и, подойдя к шкафу, открыл дверцы. Там царил беспорядок; туфли были заброшены к стенке; на дне шкафа лежали скомканные синие джинсы; чемодан зиял полураскрытым нутром, демонстрируя чулки и бюстгальтеры.

Линли просмотрел все до мелочей и повернулся к Макаскину.

– Почему едва ли? – спросил он, между тем как Сент-Джеймс принялся за комод.

– Судя по тому, что было на ней надето, – объяснил Макаскин. – На фотографиях видно не так много, но куртка от мужской пижамы вышла четко.

– Вот именно, от мужской.

– Вы думаете, что на ней куртка от пижамы того, кто пришел вместе с ней? Я не согласен.

– Почему? – Линли закрыл дверцу шкафа и прислонился к ней, глядя на Макаскина.

– Будем реалистами, – начал Макаскин с уверенностью докладчика, который хорошенько обдумал свое выступление загодя, – разве мужчина, задумавший соблазнить женщину, явится к ней в своей самой старой пижаме? Куртка совсем ветхая, много раз стиранная, выношенная на локтях до дыр. Да ей по меньшей мере лет шесть. Если не больше. Ну кто такую напялит, и уж тем более оставит ее на память женщине, так сказать, после ночи любви.

– В вашем описании, – задумчиво произнес Линли, – она больше смахивает на дорогой сердцу талисман, а?

– И в самом деле. – Согласие Линли подвигло Макаскина на дальнейшие рассуждения по поводу пижамы. Он заметался по комнате, для пущей убедительности размахивая руками. – Возможно, это ее собственная пижама, а не какого-то мужчины. Неужто она стала бы принимать любовника в таком виде? Навряд ли.

– Согласен, – сказал Сент-Джеймс от комода. – И, учитывая, что у нас нет ни одного существенного доказательства сопротивления жертвы, приходится заключить, что, даже если она и не спала, когда вошел убийца – если это был кто-то, кого она сама впустила, чтобы поболтать, – она наверняка спала, когда он проткнул ей горло кинжалом.

– Не наверняка, – медленно проговорил Линли. – Ее могли застигнуть врасплох – кто-то, кому она целиком доверяла. Но в этом случае заперла бы она дверь сама?

– Необязательно, – сказал Макаскин. – Убийца мог запереть ее, убить и…

– Вернуться в комнату Хелен, – холодно закончил Линли, мотнув головой в сторону Сент-Джеймса. – Черт возьми…

– Пока не надо, – отозвался Сент-Джеймс.

13

Баньши – привидение-плакальщица в шотландском и ирландском фольклоре; опекает какую-либо семью и предвещает душераздирающими воплями смерть кого-либо из ее членов.