Фронт без тыла

Пурга с рассветом совершенно прекратилась. Постепенно ушли низкие свинцовые тучи, выглянуло солнце. Ночью за шумом пурги мы не слышали боя, который вел отряд Медведева, теперь же через связных узнали о его судьбе: сдерживая отступавших из Белебелки гитлеровцев, он понес страшные потери-в живых остались единицы.

Трудно было в это поверить. Трудно было смириться с гибелью десятков людей, с гибелью Медведева, Таптикова. Оба они были отличными командирами, и, пожалуй, за всю войну не встречал я ни до них, ни после такого редкостного сочетания командира и комиссара. Они были не просто боевые товарищи — они дружили: крепко, по-настоящему, помогали друг другу во всем, каждый мог положиться на другого, быть уверенным в кем, как в самом себе. И когда погиб Медведев, Таптиков возглавил руководство боем, сам вел людей в атаки, пока пуля не нашла и его…

…8 и 9 марта продолжались бои, хотя главная задача была решена сразу: райцентр захвачен. Потери как с одной, так и с другой стороны были большими, но нам досталась победа, и она уменьшала боль утрат. К тому же всякий воевавший знает, что наступательный бой всегда связан с потерями большими, чем оборонительный.

В Ленинградском партархиве хранится политдонесение нашего комиссара:

«…бойцы и командиры вели себя мужественно при выполнении боевого приказа о занятии пункта Белебелка, что и было выполнено совместно с частями РККА. Противник из Белебедки был выбит и преследовался нашим полком совместно с батальоном РККА… Захвачены трофеи нашим полком: 41 ящик артснарядов, один продуктовый склад, патроны 10 тысяч штук к автоматам и винтовкам, 95 концов бикфордова шнура, гранат 50 штук, пулеметных лент с патронами 11 штук, винтовок 13, автоматов 2, 1 пистолет, лыж 62 пары и другое мелкое имущество…»[20]

«ПОД КОМАНДОВАНИЕМ ТОВ. В. И О.»

Вскоре мы получили приказ о выходе в район озера Полисто для участия в совместной с другими полками операции. Учитывая, что от Белебелки до Полисто по прямой 45 километров, поспешили в путь.

Однако двигаться мы могли только ночами. Дело в том, что как раз в феврале — марте 1942 года гитлеровцы проложили над Партизанским краем транспортную авиатрассу к Демянску: там, как я писал уже, попала в «котел» их 16-я армия. Она была отрезана от тыловых баз и поэтому ощущала серьезные затруднения в снабжении. Единственным выходом для гитлеровцев стало привлечение крупных сил транспортной авиации: создание воздушного моста к Демянску. И загудели над краем авиамоторы. Почти ежедневно караваны тяжело груженных машин шли на бреющем полете (опасались наших истребителей) к позициям 16-й армии, стараясь облегчить трудное ее положение.

На пути к Демянску самолеты не обращали внимания ни на что постороннее: хоть парад устраивай — пролетят мимо, будто не заметили. Но вот на обратном пути, выполнив задание и освободившись от груза, каждый гитлеровский экипаж считал своим долгом израсходовать имевшийся на борту боезапас, не гнушаясь даже самыми мелкими наземными целями. Видимо, такова была установка гитлеровского командования, стремившегося использовать все возможные средства для борьбы с партизанами.

Транспортные машины, конечно же, не так хорошо приспособлены для поражения небольших целей на земле, как штурмовики или истребители. И все-таки «юнкерсы» — а это были машины примерно тех же размеров, что и наши транспортные ЛИ-2, доставляли нам массу неприятностей. Они открывали огонь буквально по всему живому, что видели на земле: даже по одиночным подводам, даже по одиночным пешеходам. Немало мирных жителей погибло в те дни, страдали и партизаны правда, в основном не потому, что несли потери, а потому, что вынуждены были теперь особенно тщательно маскироваться. А потом, как это часто бывало в годы войны, в отрядах родилось новое движение: «охотников» за «юнкерсами». Да и не могло оно не родиться, потому что противно самому партизанскому духу оставаться в положении дичи, за которой кто-то охотится: партизан привык сам «охотиться» за врагом.

И постепенно картина изменилась. Наши «зенитчики», вооруженные ручными пулеметами, а часто и простыми винтовками (автоматы для этого дела не подходили — слишком слабый бой), научились сбивать вражеские машины, причем действовали настолько эффективно, что гитлеровское командование вынуждено было изменить маршрут авиатрассы. Делая громадный крюк, «юнкерсы» стали летать к Демянску, старательно обходя территорию края.

Но это случилось не сразу. В те дни, когда наш полк совершал переход из Белебелки к Полисто, немецкие летчики еще вовсю хозяйничали в воздухе, и мы вынуждены были от них скрываться. Впрочем, делали мы это вполне успешно.

Нас отозвали из Белебелки для участия совместно с 1-м и 3-м полками в нападении на крупные гарнизоны противника, засевшие в деревнях Ленно и Ручьи у южной границы края. Перед операцией Васильев собрал командиров, комиссаров и начальников штабов всех трех полков и сам поставил перед нами задачу. На этом совещании присутствовали также Орлов, Майоров и Головай.

Помню, к моим первым впечатлениям о комбриге добавилось в тот день вот какое. Николай Григорьевич обладал удивительной способностью сочетать в голосе абсолютную категоричность и требовательность с совершенно не вяжущейся на первый взгляд со всем этим добротой и теплотой. Он отдавал приказания твердо, не оставляя сомнений в окончательности своих решений и бесспорной необходимости их выполнения, но в то же время казалось, что он высказывает еще и просьбу: «Пожалуйста, постарайтесь сделать это хорошо».

У него было очень привлекательное лицо. Я не назвал бы его красивым, не стал бы использовать и таких общеупотребимых определений, как «волевое», «суровое», «мужественное». Васильев был бесспорно человеком мужественным, волевым, бывал он и суров, но не это бросалось в глаза. У него была очень хорошая улыбка. Он умел очень внимательно, чутко и — это главное доброжелательно слушать любого собеседника, умел понимать других, и это чувствовалось по его манере держаться, мимике, взгляду. Я думаю, что обаяние его заключалось именно в доброжелательности, сочетавшейся с силой и уверенностью этого человека.

Комиссар бригады Сергей Алексеевич Орлов был до войны секретарем Порховского райкома партии, членом Ленинградского обкома ВКП(6). На фотографиях он выглядит вполне военным человеком, но я прекрасно помню, что, как он ни старался, ничего похожего на самом деле у него не получалось. Впрочем, это было совсем неплохо — больше того, именно это, возможно, помогало в его работе, за образцовое выполнение которой он, как и Васильев, был удостоен награды высшим орденом Родины — орденом Ленина.

Васильев и Орлов во многом дополняли один другого, и их совместная деятельность заслуживала и заслуживает высочайшей оценки. В то время, которое я сейчас описываю, их дела были известны не только в Партизанском крае, но и во всей стране. Знали о них и в ставке Гитлера. А в сводках Совинформбюро довольно часто можно было встретить сообщения об успешных действиях партизан «под командованием тов. В. и О.». В те дни наши фамилии никогда не упоминались открыто. Газеты тогда писали так: «…командир взвода тов. X. метким огнем истребил 5 гитлеровских грабителей…» или «партизаны под командованием тов. В. и О. атаковали ночью фашистский гарнизон в одном населенном пункте…». Сегодня можно не конспирироваться: тов. X. - это Герой Советского Союза Михаил Харченко, «гарнизон в одном населенном пункте» — это 20-й батальон СС, разгромленный в деревне Ясски Дедовичского района, а «тов. В. и О.» — комбриг Васильев и комиссар Орлов.

Совещание шло к концу. Уже закончил установку на проведение налета Васильев. Определены вопросы взаимодействия полков, определено, где, как, какими силами будут они действовать. Оставались мелкие детали, к уточнению которых я собирались перейти. И вдруг Васильев сказал;

20

Архив Института истории партии Ленинградского обкома КПСС (ЛПА), ф. 0-116, оп. 9, д. 271, л. 47.