Страница 7 из 91
– Я не очень-то большой книгочей, – неловко произнес Нат. – Читаю только Хорошую книгу, Библию.
Она снова рассмеялась, на этот раз высоким, сухим смехом, растаявшим в воздухе, как пар. Такой смех совсем не вяжется с ее голосом, подумал Хэм.
– Хорошую книгу… – Она снова прижала Шекспира к груди. – А я читаю самую лучшую книгу.
– Вы дерзкая девчонка.
Она потупилась.
– Прошу прощения. Я не хотела никого обидеть. Просто… это единственная книга, которая у меня есть. Вообще единственное, что у меня есть. – Она оглядела участок с могилой Тома Хилла. – Да еще вот этот клочок земли.
Нет, эта девушка положительно приводила Ната в смущение.
– Вы имеете в виду кладбищенский участок?
Глаза ее стали тусклыми.
– Перед смертью отец оставил мне эту книгу и документы на участок. Все это мне вручили месяц назад в сиротском приюте, перед тем как выпустить на волю.
Хэм ощутил настоящую физическую боль, как будто сам пережил то, что довелось испытать незнакомке. Он понял, что влюбился.
Даже Нат не остался равнодушным.
– Вы совсем одна?
Хэм никогда в жизни не слышал, чтобы отец говорил таким мягким голосом.
– Одна.
– Но вы же, наверное, с кем-то живете. Такая молоденькая девушка…
– Я снимаю комнату в Клинтоне. Больше мне некуда было идти, поэтому после приюта я вернулась сюда. Мои корни здесь… лежат в этой земле.
Нат в недоумении покачал головой:
– В наши дни не часто встретишь такую верность памяти умерших предков. Вы достойны восхищения, мисс.
– О нет, это совсем не то, что вы думаете. Я вернулась из-за этого клочка земли. Он мой! Пусть маленький, но мой, собственный. Единственное, что привязывает меня к этой планете. «Ничто не принадлежит нам, кроме смерти и земли, покрывающей наши кости». Можете представить – это сказал король!
– И, наверняка это из вашей книги.
На изборожденном морщинами лице Ната появилось подобие улыбки, чего Хэм не видел со дня болезни матери, а может быть, и дольше. И еще он заметил то, чего вообще никогда не замечал за отцом: его пристальное внимание к девичьему телу под раздуваемой ветром юбкой.
– Я не хочу сказать ничего плохого об отце, который покоится здесь. Он сделал все, что мог. А это немало для человека, не обладавшего теми качествами, которые делают мужчину мужчиной. По крайней мере, он оставил мне вот это. – Девушка погладила обложку книги. – Она уже давно стала для меня отцом, матерью, учителем, защитником и другом.
Нат кивнул в сторону запущенного кладбищенского участка Тома Хилла:
– Но этот клочок земли значит для вас больше?
– О да! Чтобы оправдать свое существование на земле, надо владеть хотя бы крошечной ее частью. – Она снова рассмеялась. – Если бы не этот клочок земли, я бы давно уже взлетела в воздух и испарилась.
– Вы очень странная девушка, Келли Хилл.
– Вы знаете мое имя? Странное имя… Мне его дал отец. Калибан.
– Калибан? – с отвращением повторил Нат. – Совсем неподходящее имя для девушки.
Она не обиделась.
– Это и не имя вовсе. Фантом, пугало, порожденное воображением. Друзья зовут меня Келли.
Нат откашлялся.
– Мисс Келли, мое имя Натаниэль Найт, а это мой сын Хэм. Нам очень приятно познакомиться с вами, – произнес он с подчеркнутой сердечностью и официальностью, не вязавшимися с окружающей обстановкой.
Закусив губу, девушка изучала Хэма – не то чтобы с насмешкой, но с каким-то озорным выражением.
– Хэм – это сокращенно от Гамлет? – серьезно спросила она.
– Гамлет! – воскликнул Нат. – Наверное, опять из вашей книжки?
Хэм почувствовал сильнейшее унижение. Щеки его вспыхнули, и он ничего не мог с этим поделать. Любовь к девушке сменилась ненавистью.
– Просто Хэм! – с яростью произнес он.
– Это из моей Хорошей книги, – вмешался Нат, довольный своей маленькой шуткой. – Мисс Келли, – продолжил он, к величайшему удивлению Хэма, – мы с Хэмом почтем за честь, если вы согласитесь погостить у нас. Может быть, сварите нам приличного кофе. – Глаза его обратились к свежей могиле. – С тех пор как моя жена скончалась, мы с парнем остались без всякой помощи на кухне.
Девушка серьезно смотрела на могилу, поглаживая рукой пульсирующую жилку на шее. Хэм отвел глаза.
– Смерть – это ужасно. Уйти неизвестно куда… – Она импульсивно схватила Ната за руку. – Я умею варить кофе. По крайней мере, так мне говорят в кафе, в Клинтоне, где я работаю официанткой.
– Вы работаете официанткой?!
Трудно сказать, что больше потрясло Ната – ее слова или прикосновение мягких молодых рук к его железным мышцам.
Хэм плелся за ними, чувствуя себя отринутым, не в состоянии понять, что собой представляет новая знакомая. Она женщина, по всей видимости зрелая женщина, и отец выказывает ей знаки внимания как равной… Где-то на задворках сознания появилась мысль, что отец в данном случае не мудрее его, Хэма, и что эта девушка мудрее их обоих. Возможно, мудрее любого мужчины на этой земле.
Нат указал рукой на жирные сковороды, на раковину, полную грязной посуды.
– Из нас с Хэмом получились не очень-то хорошие хозяйки. В буфете еще остались чистые чашки для кофе.
– Оставим их там, – рассмеялась она. – Сначала вымоем все это и уберем на место. Тогда и кофе покажется вкуснее.
– Я собираюсь подыскать экономку в ближайшее время. В поселке полно женщин, которые не откажутся от лишних денег. А работы тут от силы на полдня.
Девушка закатала рукава до локтей и подошла к раковине.
– В доме таких размеров понадобится работница на полный день, никак не меньше. – Она дотронулась до кранов. – О, да у вас есть и горячая, и холодная вода! Готова поспорить, это единственный дом в Найтсвилле с такими удобствами.
– Верно! – с гордостью ответил Нат. – И канализация у нас есть, и отопление. Угольная печь в подвале. – Он постучал костяшками пальцев по отверстию в стене. – Тут находятся трубы. Они разносят теплый воздух по всем комнатам. Похоже на чудо, правда?
Хэм почувствовал раздражение.
– Ничего особенного. В городе во всех домах есть центральное отопление.
Нат не сдавался:
– Ну нет, для Найтсвилла это вещь необычная.
Он закрыл пробкой бутыль с сидром, все еще стоявшую на столе, и унес в кладовую.
Ожидая, пока раковина наполнится горячей водой, Келли смотрела на пол, где блестели осколки хрустального стакана.
– Займусь этим после того, как покончу с посудой.
– Ну нет, – запротестовал Хэм, – это не ваша работа.
На пороге кухни появился Нат.
– Пусть делает, как хочет, не трогай ее. Люблю смотреть, как женщина возится на кухне. Мне это кажется правильным.
Келли взяла нож, отрезала несколько тонких полосок от желтого бруска мыла, похожего на сыр, и опустила их в раковину с горячей водой.
– Вам здесь нужна женщина на полный рабочий день, – повторила она.
Нат отодвинул плетеный стул от стола, уселся на него верхом, положил массивные руки на высокую спинку. Глаза его, пристально смотревшие на девушку, ярко блестели под тяжелыми исками.
– Вам нужна эта работа?
Келли продолжала строгать мыло. Хэм почувствовал, что сейчас задохнется. Это, наверное, шутка! Но отец в жизни никогда не шутил.
– Сколько вам платят в ресторане?
– Десять долларов в неделю плюс кормежка.
Девушка отложила нож и брусок мыла, обернулась к Нату, посмотрела ему прямо в глаза, закусив губу своими острыми зубками. Эта привычка ей не идет, подумал Хэм. Она становится похожа на зверька.
– Пятьдесят долларов в месяц плюс жилье и еда, – быстро произнес Нат. – Да или нет? Берете работу?
– Я согласна.
– Но почему? – воскликнул ошарашенный Хэм. – Плата не намного выше, а работы гораздо больше, чем у официантки в ресторане.
Девушка улыбнулась.
– Это верно. Но для меня будет удовольствием содержать в порядке этот дом.
Нат запустил пальцы в бороду.
– Как так?
– Очень просто. Мои самые ранние детские воспоминания о Найтсвилле связаны с этим домом. Такой большой, такой белый, на вершине холма, с высокими колоннами по обеим сторонам парадного входа, с окнами, блестевшими золотом в солнечных лучах на закате… Каждый день, по дороге в школу и обратно, я думала: а что, если подойти и постучать в дверь?