Страница 18 из 101
Бисмарк по поводу циркуляра и русской дипломатии ядовито заметил: «Если бы она была смышленее, то совершенно разорвала бы Парижский трактат. Тогда ей были бы благодарны за то, что она снова признала бы некоторые из его условий и удовольствовались бы восстановлением своих державных прав на Черном море» (56. Кн. вторая. С. 75–76).
Громче всех протестовал британский кабинет. Лорд Гренвиль назвал русскую ноту «бомбой, брошенной в тот момент, когда Англия ее менее всего ожидала» (7. С. 180). Однако воевать один на один с Россией Англия не хотела, а главное — не могла. Поэтому нужно было срочно искать союзников. Франция была вдребезги разбита, Австрия еще не оправилась от поражения под Садовой четыре года назад, плюс волнения славянского населения империи. Оставалась Пруссия.
Когда в главной ставке германских войск, расположенной в Версале, узнали, что туда едет английский уполномоченный Одо Руссель с целью потребовать от германского канцлера «категорических объяснений» по поводу русской декларации, король Вильгельм воскликнул: «Категорических? Для нас существует одно «категорическое» объяснение: капитуляция Парижа, и Бисмарк, конечно, скажет ему это!» (56. Кн. вторая. С. 75).
Англичанам пришлось пойти на компромисс, и они согласились с Бисмарком устроить международную конференцию по вопросу пересмотра статей Парижского мира. Поначалу Бисмарк предложил местом проведения конференции сделать Петербург, но из-за сопротивления англичан согласился на Лондон. В тот же день, 14 ноября, немецкий канцлер по телеграфу отправил приглашения великим державам собраться на конференцию в Петербург, Лондон, Вену, Флоренцию и Константинополь. Все дворы ответили согласием на его предложение.
Конференция уполномоченных держав — участниц Парижского договора 1856 г. открыла свои заседания в Лондоне 5 января 1871 г., а 20 февраля ими была подписана конвенция, вносившая в Парижский трактат следующие изменения.
Отменялись три статьи этого трактата, ограничивавшие число военных судов, которые Россия и Турция имели право содержать в Черном море, а также их право возводить береговые укрепления.
Подтверждался принцип закрытия Дарданелл и Босфора с правом для султана открыть доступ в эти проливы военным судам дружественных и союзных держав каждый раз, когда Порта признает это нужным для поддержания прочих постановлений Парижского трактата.
Черное море объявлялось по-прежнему открытым для свободного плавания торговых судов всех наций.
Существование международной Дунайской комиссии продолжено на двенадцать лет, с 1871 по 1883 г.
В России отмена статей Парижского мира была приписана гениальности князя Горчакова. По сему поводу Александр II пожаловал ему титул «светлости» и написал в рескрипте к нему: «Даруя вам сие высшее отличие, я желаю, чтобы это доказательство моей признательности напоминало вашему потомству о том непосредственном участии, которое, с самого вашего поступления в управление министерством иностранных дел, принимаемо было вами в исполнение моих мыслей и предначертаний, клонящихся непрестанно к обеспечению самостоятельности и упрочению славы России» (56. Кн. вторая. С. 77).
Федор Иванович Тютчев, часто критиковавший Горчакова, на торжественном банкете в МИДе прочел:
Увы, все эти славословия не могли защитить берегов Черного моря. К январю 1871 г. в Севастополе не было ни одной береговой батареи и ни одной пушки. А морские силы на Черном море по-прежнему состояли из шести устаревших и небоеспособных корветов. Забегая вперед, скажу, что первые боеспособные корабли были заложены на Черном море лишь летом 1883 г., т. е. почти через 13 лет после отмены статей Парижского договора.
Не стоит забывать, что юридическое право иметь военный флот на Черном море Россия получила лишь в конце XVIII в. А до этого Петр I, Екатерина II и даже недалекая Анна Иоанновна тихо строили корабли на Дону, Днепре и Буге и шокировали Турцию и Европу не бумажными циркулярами, а боевыми кораблями, внезапно появлявшимися в Черном и Азовском морях.
Заканчивая главу, стоит кратко остановиться на двух аспектах европейских войн 1859–1871 гг., которые, к сожалению, в России должным образом не оценили ни дипломаты, ни адмиралы.
Во-первых, могущественная Англия с ее огромным флотом играла в европейских конфликтах 1859–1871 гг. не большую роль, чем, скажем, Испания или Бельгия. Хотя британские дипломаты по привычке из кожи вон лезли, чтобы быть затычкой в каждом из конфликтов, но, увы, их никто не слушал. Британская империя не желала воевать в одиночку, да, впрочем, и вообще посылать своих солдат на континент. Чтобы диктовать свою волю Европе, Англии нужны были союзники, располагавшие большими сухопутными силами. Сам по себе ее великий флот (Grand Fleet) не представлял серьезной угрозы большому континентальному государству. Это хорошо поняли в Лондоне и не совсем уяснили в Петербурге. Канцлер Горчаков и последующие министры иностранных дел по-прежнему продолжали оглядываться на любой окрик из Лондона.
Во-вторых, что я хотел бы отметить, это война на море в 1870–1871 гг. «Какая еще война на море? — воскликнет военный историк. — Никакой войны на море между Францией и Германией не было!» Правильно, и вот это-то самое интересное!
Франция имела второй в мире после британского военно-морской флот. Германия существенно уступала ей, но тоже имела в строю мощные броненосцы. А войны не было? Дело в том, что англичане своими правилами морской войны заморочили головы не только нашим, но и французским, и германским адмиралам.
Французские эскадры крейсировали в Северном и Балтийском морях у германских берегов. Они могли вдребезги разнести десятки германских портовых городов. Но боялись нарушить навязанные англичанами морские права. Немцы, в свою очередь, имели несколько скоростных пароходов компании Ллойда, которые можно было вооружить и использовать для каперской войны. Но и те побоялись нарушить морское право. Дело часто доходило до анекдотов. На открытом рейде Файяла (Азорские острова), т. е. вне территориальных вод, французский броненосец «Монкальм» мирно обошел стоявший на якоре германский корвет «Аркона» и пошел дальше.
Как метко выразился гросс-адмирал фон Тирпиц: «Ведь это была морская война, в которой не участвовали англичане!» (59. С. 52). Вот просвещенным мореплавателям все можно, а остальным державам по идее вообще не нужно иметь флота. Риторический вопрос — зачем Франция и Пруссия строили и содержали абсолютно бесполезные в случае юридических ограничений флоты?