Дети Атлантиды

— Вы тоже пришелец.

— Не такой, как ты.

— Откуда вы знаете?

— Я видел тебя мельком, когда они вталкивали тебя сюда. И еще раньше. На улице. Ты не из Атлантиды. У тебя слишком светлая кожа, бледные, светлые глаза, а волосы цвета опавших листьев. По голосу и ни походке ты девушка, хотя по фигуре этого не скажешь. Я не могу понять твой акцент. Итак, кто же ты?

Бродяжка, подумала она и сосредоточилась на том, чтобы определить себя. Когда ей это почти удалось, все снова рассыпалось на кусочки, сны спутались с действительностью.

— Меня зовут Фернани, — сказал она без особой умеренности, что-то в этом было неправильно. — Некоторые называют меня Ферн. — Это было уже лучше, привычнее.

— Откуда ты, Фернани? И что ты здесь делаешь?

— Я пришла из деревни на Маунт Вез в Вайроке. К северу от Джины.

— Я знаю, где это Вайрок, я видел карты. Ты забралась далеко от дома.

— Я хотела посмотреть мир, — заявила она твердо, избегая малейшего намека на неуверенность.

— Здесь ты многого не увидишь.

— Тебе хорошо удается определить то, что очевидно. — Она подумала, что пришло время ответить на его выпады. — Теперь твоя очередь. Кто ты?

— Рэйфарл Дев. Некоторые называют меня Рэф. Я — другой тип пришельца. — Она услышала насмешку, направленную им на самого себя.

— Какой-такой тип?

— Смесь. Ублюдок. Предатель по крови, капризное отклонение. Рожденный парией. Разве ты не знаешь местных законов?

— Конечно, не знаю, — сказала она, но вспомнила, что ей говорила хозяйка гостиницы.

— Я думал, все в империи должны интересоваться законами города, который ими управляет?

— Вайрок слишком далеко отсюда, как ты сам сказал. Я всего лишь несведущий провинициал.

В его смехе она уловила дружелюбие и даже теплоту.

— Ясно. Ты несведущий провинциал. А я надменный горожанин. Прошу прощения. Несмотря на мой сомнительный статус, я думаю, как житель Атлантиды. Мы уверены, что наш город является центром всего мира. Я полагаю, что именно поэтому двенадцать семейств так обескуражены тем, что Дар обнаруживается в других местах. Дар проявился в них, и они сеяли свои таланты семенами, поэтому около четырехсот лет были запрещены браки с иностранцами. Это не довело до добра, ведь дурные обычаи правящего класса хорошо известны. Но когда Зорэйн пришла к власти, она приказала заменять детей метисов сразу при рождении. Проскользнули лишь некоторые. Знатная семья Дивоурнайн, из которой происходит моя мать, убереглась от казни, хотя мой отец погиб, как затравленная собака. Семья выдала мать замуж за тупого, но истинного жителя Атлантиды, и мать заставила его принять меня, что было ее условием этого брака. Она рассказала мне правду, когда я вырос настолько, чтобы это понять. Через несколько лет я сбежал из дома и теперь живу сам по себе. Изредка я появляюсь в доме, чтобы хорошо поесть и поспать в мягкой кровати. А еще из-за нее. Она дает мне денег, от которых я должен был бы отказываться, но я не отказываюсь.

— Ты действительно бродяжничаешь? — спросила девушка.

— Ты же видела меня.

— Ты приметный.

Раздалось что-то похожее одновременно и на усмешку и на вздох.

— Необходимость. Я должен был попасть сюда. Я бродяжка тогда, когда мне это нужно. Бродяга по прихоти, вор по нужде, пират тогда, когда краду корабль. Паразит, преуспевающий в городе паразитов.

— Это красивый город, — сказала девушка.

— Да! Он прекрасный и испорченный, я люблю его и ненавижу. Это двойное проклятье моей наследственности.

— Зачем ты хотел попасть в храм?

— Я могу убежать, как только захочу. Дивоурнайны третьи по рангу из правящих семей, и не имеет значения, какой образ жизни я выбрал. Священники не посмеют оскорблять мою мать. Но мне не нужна ее помощь. Когда церемония закончится, я заставлю стражника открыть замок.

— Как?

— Позову его. Скажу, что в стене дыра, или что предыдущий арестант оставил на полу пригоршню монет, или что-нибудь еще. Задену его любопытство, он войдет, и я стукну его. Предлагаю развлечься вмеете со мной.

— Спасибо, — пробормотала Ферн. «Если понадобится помощь, — говорил Хермит, — она появится». Вот эта помощь, уверенно подумала девушка. И вот почему я здесь.

Наступила тишина. Храмовые барабаны давно уже замолкли, и сверху не доносилось ни звука.

— Как ты узнаешь, что церемония закончились? — спросила она.

— А подумай. Она никогда не продолжается больше часу.

— Но ты все еще не рассказал мне, почему ты здесь оказался.

— Три дня тому назад уличный патруль задержал моего друга по какой-то незначительной причине. Возможно, его обманули. Я узнал, что его поместили здесь. Он где-то в соседнем подвале. И если я не вытащу Юкку отсюда, он станет очередной жертвой.

— Но то же самое может случиться и с тобой…

— Никакого риска. Я же тебе сказал — я Дивоурнайн.

— Перед тем как они меня поймали, я подслушала разговор между Зорэйн и человеком, которого она называла охранником…

— Иксэйво. Как тебе это удалось? Ты, должно быть, пробралась сразу же после меня…

— Я очень незаметная.

— Чем ты занимаешься, ты — несведущая провинциалка? Проникла в храм, чтобы подслушивать королеву всего цивилизованного мира! Это похоже на шпионство, но ты не выглядишь шпионкой. В любом случае…

— Я не шпионка. Я хотела посмотреть храм, вот и все. — Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. — Ты в опасности и даже не представляешь этого. Зорэйн велела охраннику выбрать мишенью двенадцать семейств. Очевидно, она хочет иных жертвоприношений. Она сказала, что последней жертвой был нимфелин, который прихрамывает. Она думает, что для богатых и знаменитых Врата в Смерть раскроются шире.

В наступившей паузе повисло что-то тяжелое, казалось, темнота усилилась.

— Прихрамывает? — сказал бродяга очень холодным голосом.

— Прости, — прошептала Ферн.

С момента ее прибытия в Атлантиду она, казалось, достигла нового уровня чтения мыслей других людей. Как будто рухнули преграды, которые скрывали эмоции и мысли, и она стала получать сообщения из открытого ею сознания. Это случилось с Зорэйн, когда та всматривалась в истощенную пустыню своей души, и теперь это случилось здесь, в темноте, с человеком, которого она не видела. До нее донесся острый укол печали и его внутренняя боль. Эта боль Пыла связана с какой-то неудачей, одной из множества неудач, ей виделась его жизнь как череда невыполненных замыслов и разочарований. Под внешним покровом легкомыслия, шуточек и самоиронии он рассматривал себя сквозь кривую лупу, которая искажала его душу. Она так прочувствовала его боль, что в ее сердце возникла симпатия к нему.

— Это должно было случиться сегодняшним утром, — уверенно сказал он. — Обычно они так не спешат. Я подошел к окну прежде, чем… Не такой уж и герой, а? Пытаться спасти того, кто уже мертв.

Он замолчал, молчание было пугающим, и Ферн стала говорить, стараясь подобрать правильные слова, которые точно выразили бы ее мысли. Не совсем уверенная в том, что хотела сказать, и слишком увлеченная своим порывом, она боялась допустить какую-нибудь ошибку.

— Никто не может быть всегда героем. Герой — это обычный человек, который делает что-то особенное. Мы все — обычные люди: и ты, и я, и Зорэйн, и… и священнослужитель, и охрана, и рабы. И мы пытаемся и падаем, и снова пытаемся, и пытаемся — если нам повезет, и мы будем достаточно храбрыми — мы иногда можем добиться того, что хотим. Героями не рождаются, героями не делаются, герой сам делает себя героем. Возможно, существует множество героев, которые никогда не совершали ничего героического. Это неважно. Неудачи тоже ничего не означают. Важно то, что нужно пытаться снова и снова. — Слова выскакивали из нее, и она задыхалась в их потоке, сама слегка ошеломленная этим излиянием, которое непонятным образом возникло в ее сознании. И снова было молчание.

— Я думал, что ты ребенок, — наконец произнес он, — который сбежал из дому в поисках своей судьбы. Но ты говоришь так, будто тебе тысяча лет от роду.